Эллен Датлоу - Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм

• Название: Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм
• Автор: Эллен Датлоу
• Издательство: ИД «Азбука-классика»
• Жанр: Триллер
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-91181-510-3

Лучшие произведения малой формы в жанрах мистики, фэнтези и магического реализма в очередном выпуске антологии «Лучшее за год»!

Ежегодный сборник «The Year's Best Fantasy and Horror», выходящий в США уже почти два десятка лет, публикует повести, рассказы, эссе и стихотворения, отобранные по всему миру, и попасть в число его авторов не менее престижно, чем завоевать Всемирную премию фэнтези или «Небьюлу».

В настоящее издание вошли произведения таких мастеров, как Танит Ли, Кристофер Фаулер, Джеффри Форд, Питер Страуб, и других талантливых авторов.

---

Он пошел вылавливать моих рыбок, а я замешкался у русалок. Когда я не смог дольше выносить это зрелище, легонько стукнул по стеклу. Они заметались, раскрыв рты в немом крике.

Площадь колледжа

Перво-наперво, это вовсе не фетиш. Это — предпочтение.

Оно бывает почти у всех. У одного предпочтением могут быть краснокожие или поэтессы в узких свитерах и маленьких круглых очочках; другой любит девушек, похожих на его учительницу из третьего класса, которая столь очаровательно поправляла на плечах бретельки лифчика… Что касается меня — мне нравятся опасные девушки. Femme fatales.[70] Экзотические шпионки из дальних стран. Девочки с кинжалами, которые носятся верхом на своих «харлеях». Мне нравится, когда меня преследуют опасные женщины, и я не возражаю, чтобы они на меня набросились или даже слегка поколотили. Коль скоро я в конце концов спасусь.

Я этим не горжусь, но и не стыжусь тоже. Просто знаю, что это меня заводит.

Я разглядываю их — они через дорогу от меня.

Та, что с рыжими волосами, метет дорожку перед своим кафе. Глаза ее зелены, точно сигнал светофора, зовущий «вперед!». Она останавливается, кладет руку на талию и выгибается, платье туго обтягивает ладную фигурку. Перехватывает мой взгляд. Губы трогает легкая полуулыбка, и девушка вновь принимается за уборку.

Через дверь — другое кафе, и здесь женщина с черными как смоль локонами, ниспадающими на плечи, поливает гортензии в терракотовых горшках. Она наклоняется вперед, и вода тонкими струйками льется из лейки.

Они не очень-то похожи, эти две очаровательные ведьмы, но я уверен: они сестры. Причем не из тех, что помешивают суп в одном котле и кормят одних и тех же кошек. Они — из тех сестер, что хоть и вышли из одной утробы, но если бы их мать не пила успокоительные сборы, непременно задушили бы друг дружку пуповинами.

Метла замерла. Струйка перестала литься из лейки. Сестрицы-ведьмы наклоняют головы, вопросительно глядят на меня и входят каждая в свое кафе.

Я выбираю заведение рыжеволосой: оно находится по левую руку от того места, где я стою, а читаю я слева направо. Войдя внутрь, я, к великому разочарованию, обнаруживаю, насколько здесь неказисто. Вокруг шатких столиков стоят случайные, не подходящие друг к другу складные стулья. На стенах висят дешевые постеры из никудышного магазина. Я отодвигаю стул (железные ножки неприятно скрипят по желтому линолеуму) и сажусь.

Вблизи рыжеволосая не так хороша. Тощие руки испещрены узловатыми голубыми венами. А некогда дивные зеленые глаза — конечно же, контактные линзы — глядят из слишком глубоких глазниц.

Неважно. Достаточно и чудных ароматов. Теплые, маслянистые запахи с нотками ванили порхают над насыщенным и густым ароматом черного кофе. Живот урчит, рот наполняется слюной, поджилки трясутся…

«Не вкушай пищи ведьм», — проносится в мозгу настоятельный и весомый голос, вроде голоса Ахава или шотландского проповедника. «Не вкушай пищи ведьм».

— Круассан и большой кофе, — прошу я.

Рыжеволосая кладет на пластиковую тарелку золотистый, свежайший круассан, наливает в бумажный стаканчик расплавленной ночи. Ставит это все на мой столик. Возвращаясь за кассу, она пытается покачивать бедрами.

Я впиваюсь зубами в круассан.

Под хрустящей корочкой — мягкие слои теста; тепло круассана скользит на языке и разливается по груди и животу. Сам того не замечая, я издаю тихий стон удовольствия, и рыжая ведьма улыбается; улыбка смягчает лицо и возвращает румянец на щеки. Оживляются зеленые глаза…

Она заполучила меня. Я осознаю это и судорожно пытаюсь вздохнуть. Заманила. Поймала. И нет надежд на спасение. Почему, ну почему я не послушался Ахава?

Буду приходить сюда всю оставшуюся жизнь! Буду есть только то, что она мне приготовит!

И вот моя тарелка пуста, на ней не осталось ни крошки, и кофе выпит до дна. И вновь рыжая ведьма слишком бледна, худа. А когда улыбается — очень сильно обнажаются десны. Итак, я кладу на стол шесть долларов и выбегаю. Скорее! Вдогонку несутся ее ругательства.

На улице я перевожу дыхание и закуриваю. Сердце отбойным молотком стучит в груди, и это чувство нравится мне больше всего: легкая, пьянящая эйфория, приходящая вслед за удачным побегом.

Не это ли чувство посетило Гарри Гудини, когда он сбросил смирительную рубашку и наручники и голым припустил по льду еще не до конца замерзшей реки?

Что за чувство! Так держать, Гарри.

Но я хочу большего…

И вскоре ловлю себя на том, что приближаюсь к двери соседнего кафе.

Мягкие стулья и подушки навевают мысль о долгих дождливых вечерах с чашечкой кофе и отличной книгой. На теплое дерево пола из окон льется медовый свет.

Черноволосая ждет меня.

— Присаживайтесь. Скажите мне, чего желаете?

Я сажусь на стул возле кассы, ближайший к ней:

— Мне, пожалуйста, круассан и большой кофе.

— Со сливками и сахаром?

Как чудно складываются ее губы, когда она произносит слово «сливки»!

Не доверяя голосу, я беззвучно киваю.

Она приносит тарелку — на ее ободке распускаются маленькие зеленые листочки, а на ночном небе чашки сияют звезды. Затем садится напротив меня. Когда я впиваюсь зубами в круассан, девушка кладет ногу на ногу и вздыхает.

Жую. Под жесткой, подгоревшей коркой нечто, по текстуре напоминающее опилки. Я отхлебываю кофе — рот наполняется затхлой водой с чем-то горьким.

Пока я ем и пью, губы ведьмы приоткрываются, грудь порывисто вздымается… Я ерзаю на стуле, в паху нарастает напряжение…

Омерзительный вкус еды — ничто по сравнению с тем, как дивно черноволосая склоняет голову, как открывается взгляду изящный изгиб длинной шеи. Какое-то мгновение я даже лелею мысль ее соблазнить.

Но нельзя соблазнить ведьму. Только не в ее собственном кафе. Только не тогда, когда ешь ее пищу. Вскоре я пойму, что влюблен в нее, в локоны полуночного цвета, в глаза, голубые, словно лед. И даже если я окажусь ее пленным возлюбленным, домашним животным, рабом, — я не стану возражать, потому что она очаровала меня…

Но что такое любовь? Следствие игры феромонов и обещание длинных приятных вечеров.

К этому ли я стремлюсь? К длинным приятным вечерам? К любви посредством химии?

В конце концов, это не так. Я отодвигаю тарелку и чашку, оставляю шесть долларов на столике и выбегаю, заткнув уши, чтобы не слышать ее странных, злых, шипящих слов.

Я ужасно доволен. Доволен тем, что смылся. Дважды за день. Я — словно молодой, сильный, быстроногий олень, и я все еще поздравляю себя с победой, когда замечаю, что ноги несут меня к третьей двери — раньше я ее не видел, — как раз посередине между двумя кафе. Я вхожу в эту дверь.

Там рыжеволосая ведьма с улыбкой перемалывает кофейные зерна. Черноволосая мерными движениями ткани полирует столик.

Я побывал в заведениях двух ведьм, я отведал еды двух ведьм, я дважды навлек на себя их гнев. Сегодня я узнал, что могу противостоять колдовству и в страсти, и в гурманстве.

Но страсть и гурманство?

Это уже слишком.

Я закрываю дверь за собой.

Черноволосая наводит лоск. Рыжеволосая мелет кофе. Но их руки опускаются, ведьмы подходят ко мне. Добираются до меня.

Старые знаменитости

Возможно, он — бывший чемпион-тяжеловес. Нынче у него свой, задымленный сигарами, итальянский ресторанчик в центре города, но старик все еще тренирует юных боксеров и летом возит мальчишек в учебный лагерь. Или он — актер-ковбой, что изображает техасский акцент в рекламе для «Форда». Он может быть старожилом программы новостей, ведущим ежегодного телемарафона, посвященного лейкемии, или воскресных утренних радиоспектаклей. В каждом городе есть такой персонаж — старинная местная знаменитость, человек, который так отменно представляет здешний люд, что избранным политикам и не снилось за ним угнаться. Кем бы он ни был, вы не найдете другого такого рассказчика; он развлекает людей столько, сколько они себя помнят. Не важно, если даже о нем ходят кое-какие слухи: скверные истории с распутством, изъятие прав за вождение в нетрезвом виде, что-нибудь еще… Все это случилось так давно, что в конечном счете даже идет ему в плюс, поскольку делает более человечным, а значит — более достойным любви.

У нас, по крайней мере для моего поколения, таким человеком был Зеленый Гром.

На параде в честь Дня поселенца великим маршалом был Зеленый Гром.

Детей в больнице навещал Зеленый Гром.

На карнавале Королеву нарциссов избирал Зеленый Гром.

Помните рекламу? Парень выбрасывает из окна машины мусор, оставшийся от фаст-фуда, подходит ребенок, смотрит на этот мусор, затем — на мусорный бак через улицу, и голос за кадром вопрошает: «Что бы сделал Зеленый Гром?» До сих пор, когда я вижу на улице мусор, вспоминаю эту рекламу.