Эллен Датлоу - Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм

• Название: Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм
• Автор: Эллен Датлоу
• Издательство: ИД «Азбука-классика»
• Жанр: Триллер
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-91181-510-3

Лучшие произведения малой формы в жанрах мистики, фэнтези и магического реализма в очередном выпуске антологии «Лучшее за год»!

Ежегодный сборник «The Year's Best Fantasy and Horror», выходящий в США уже почти два десятка лет, публикует повести, рассказы, эссе и стихотворения, отобранные по всему миру, и попасть в число его авторов не менее престижно, чем завоевать Всемирную премию фэнтези или «Небьюлу».

В настоящее издание вошли произведения таких мастеров, как Танит Ли, Кристофер Фаулер, Джеффри Форд, Питер Страуб, и других талантливых авторов.

---

Троспер был вовсе не рад видеть меня в баре. Он бы за милю учуял, кто я такой и чем это для него грозит. Его рог округлился, словно яйцо, и он приветствовал меня вот такими словами:

— Послушайте, мистер, я не хочу никакого дерьма от вас. Или заказывайте, или валите отсюда. Или Джейк поможет вам найти выход.

Я не смог сдержать улыбку. Задиры всегда смешили меня.

— Расслабься, приятель. Налей-ка виски на два пальца. Черт, да налей всем.

«Лонгрифл» оказался темным сараем, лишенным даже намека на уют. Обычная кормушка для много работающего и еще больше пьющего люда. Сейчас, в три часа дня, посетителей не было. Только я, Троспер и жилистый ковбой со смурным, угрюмым лицом, который потягивал пиво в дальнем углу. Я решил, что это и был Джейк.

Троспер быстренько разлил виски по стаканам. Закупорил бутылку и поставил передо мной.

Я проглотил спиртное и стукнул стаканом по стойке:

— Уф, думаю, мой левый глаз уже ослеп.

— Давай пей или убирайся отсюда, свинья. Здесь тебе делать нечего.

— Очень признателен. — Я отвесил поклон.

Огонь затеплился у меня в животе, разлился по груди и дошел до лица. Большие дедушкины часы позади бара тикали уж очень громко.

Старина Джейк сдвинул назад шляпу и приосанился, дабы напугать меня самым-пресамым наисвирепейшим взглядом. Резкий профиль ублюдка был словно высечен топором. Вышибала, громила. Через плечо у него было перекинуто так себе ружьишко.

Я сделал еще один изрядный глоток, чтобы успокоить нервы, и вновь звучно дал стаканом по стойке — даже пыль поднялась. Пылинки лениво парили в воздухе, словно крошечные планеты на орбите лучей света, отражавшихся от залитых дождем стекол. Я сказал Тросперу:

— Говорят, ты в дружбе с головорезом по имени Том Маллен.

— Тебе было сказано пить или топать отсюда, — тихо и угрожающе произнес Джейк.

У проклятого ковбоя было самое убогое произношение, которое я когда-либо слышал. Первой его ошибкой было положить костлявую руку на приклад ружья. Второй — произнести вышеупомянутые слова.

Я дважды выстрелил в него. Одна пуля угодила в живот, через пряжку, другая попала рядом с воротом жилета. Джейк упал и стал корчиться среди опилок. Его шляпа слетела. На макушке посреди густой светлой шевелюры красовался замечательно розовый кружок. Вот что бывает, если долго не снимать ковбойскую шляпу.

Тросперу, который тем временем превратился в весьма невзрачную статую, я сказал:

— Не дергайся, иначе пригвозжу твой хрен к полу.

И подошел к Джейку. Ковбой все еще не выбыл из игры: правой рукой он подбирался к ружью. Ногой я надавил на его запястье, так что кости хрустнули. Джейк охнул. Я пару раз треснул каблуком ему в зубы, и это его успокоило.

Я вернулся на место и налил себе еще виски.

— Эй, да в чем дело? Что, раньше ты не видел, как стреляют в людей? Ты что, управляешь богадельней? — Мой взгляд скользнул по закопченному потолку с мозаикой пулевых дыр среди жирных пятен. — А, да они обычно стреляют не друг в друга, а отрываются на твоей собственности. Ну же, Троспер. Расслабься, выпей. Полегчает.

Троспер покрылся потом и стал такого же серого цвета, как и его передник. Руки его тряслись.

— У н-н-него, э-э-э, у него много друзей, мистер.

— А у меня много пуль. Выпей, амиго.

Троспер глотнул своей микстуры, и я продолжил:

— Вот и славно. Так о чем бишь мы? А, ну да. Мистер Маллен. Хотелось бы с ним встретиться. Есть идея?

— Он приходил сюда раз в две недели, когда денежки появлялись. Пил. Играл в карты с ребятами из Бар-Эйч. Часто ходил к девочкам в «Медоносную пчелу».

— Понятно. К какой-то определенной девочке?

— Нет. У него не было предпочтений.

— И когда ты видел его в последний раз?

Троспер задумался.

— Не знаю. Не так давно. Боже, да жив ли Джейк? Он не шевелится.

— Да чтоб тебя! Он жив. Слушай сюда. Говоришь, он уехал?

— Э-э, мистер, не знаю. Сказал же, он приходил, когда деньги были, — это все, что я знаю. — Глаза Тоспера были абсолютно стеклянными. — Ей-богу, не знаю. Может, и переехал… Я за ним не слежу.

— Шериф говорит, что у Хикса случались припадки.

— Ну да, он страдал пляской святого Витта. Знаете, он трясся, словно пьяный, и не открывал глаз. Однажды я видел, как он свалился: принялся дергаться и царапать себе лицо, ужас. А когда это прекратилось, то он просто ухмыльнулся и пошутил над собой.

Я обзавелся именами и описанием наездников из Бар-Эйч, хотя вряд ли придется их расспрашивать. Уходя, я сказал Тросперу:

— Ну ладно, Троспер. Буду поблизости, может, еще и зайду к тебе — глядишь, память твоя прояснится. Держи двадцатку. Это тебя приободрит.

7

Когда я плюхнулся на плюшевый диван в гостиной «Медоносной пчелы», меня охватила эйфория от примерно равных долей виски и адреналина. Недурная дама из числа обитательниц дома стащила с меня грязные сапоги и втерла в ступни масло. Мадам, что назвалась Октавией Плантадженет, похожая на фрегат под пурпурными парусами, предложила мне «гавану» из бархатных недр ящика для сигар. Она и сама отрезала красивым серебряным ножичком кончик сигары и, взглянув на меня, зажала ее толстыми красными губами. Щеки с нарисованными розами румян раздувались, словно кузнечные мехи.

«Медоносная пчела» утопала в дыму кальяна и марихуаны. Смуглый парень, аккомпанируя пианисту, перебирал струны ситары, сливая воедино декаданс Старого Света и излишества Нового, Пол покрывал толстый персидский ковер; никакой фанеры — полированное красное дерево, никакого дешевого стекла — изящный хрусталь. Девушки были одеты в изысканные наряды, гладкие волосы забраны в высокие прически; сверкавшие, словно драгоценные камни, глаза обрамляли искусно накрашенные роскошные ресницы. Губная помада, духи, блестки, очарование — целый клубок опьяняющего единства выдумки и потворства вожделению.

Мадам Октавия вспомнила Хикса:

— Томми Маллен? Несчастный с нервным расстройством. Всегда платил по счету. Никогда не бывал слишком груб, но с причудами, которые терпели только Лидия и Кони. Боже, мы не видели его целую вечность. Думаю, он вернулся на Восток.

Я справился о Виолет, и мне сказали, что она освободится позже. Может, другую девочку? Я ответил, что подожду, и согласился на коньяк — на четыре пальца из бокала самого короля Георга. Бренди был хорош на вкус, я и не замечал его крепости, пока темно-бордовые абажуры не высветили собрание элегантных игроков, бизнесменов и оболтусов с синими воротничками, искажавшихся самым калейдоскопическим образом. Звенящие нотки Брамса отражались в моем мозгу долго после того, как низенький и толстый австрийский музыкант в шелковом жилете удалился выпить в баре.

Молва летела впереди меня. Похоже на то, что каждый, кто мог разобрать газетные статьи, уже читал о моих подвигах в Пенсильвании. Они знали все, что можно было пронюхать о том, как я внедрился в Благотворительную ассоциацию рабочих и своим свидетельством послал на виселицу изрядное количество экстремистов. В зависимости от социальных предпочтений человека в его глазах я являлся или поборником справедливости, или же дрянным, трусливым подлецом. Соответственно, по улыбкам или презрительным усмешкам запросто можно было сказать, кто есть кто. Также отличным началом разговора стало обсуждение того, что я недавно натворил с гуртовщиком в Лонгрифле.

Октавия поощряла господ глазеть на пользующегося дурной славой Пинкертона, чистой воды бульдозера из Старых Штатов. У интеллектуалов в высоких цилиндрах и пальто была дедукция, я же вел свои расследования методом пинка ногой и пули. Если нужно было поймать кого-то и заработать звонкую монету, я, не задумываясь, пробивал головы братьям негодяев и подкупал их матерей. Поговаривали, что я бы не постеснялся применить силу и к самому Папе Римскому. Натяжка невелика, поскольку я никогда не страдал идолопоклонством.

Волнами наплывали представленные: Тейлор Хакетт, очкастый хозяин скотного ранчо Бар-Эйч; Нортон Смит, его отъевшаяся копия в области добычи золота; Нед Кейтс, Боб Танни и Гарри Эдвардс — уважаемые инвесторы горнодобывающей компании «Смит и Рут». Каждый из них сиял улыбкой: слишком уж много зубов показывала мне эта Восточная Триада. Я спросил их, отведали ли они жертвоприношения Хозяину, но никто, казалось, не понял, и я несколько смягчился, хотя их восковые усмешки все еще раздражали меня. Я узнал главное: никто из них никогда не имел дела с Хиксом. Хикс — одиночка, как я и надеялся.

После того как содержимое бокала исчезало и вновь появлялось, словно надоедливый родственник, зачастивший к рогу изобилия, менее привилегированный класс явил себя в лице Филмора Каванота, журналиста некоей провинциальной газетенки, которая недавно загнулась и послала его без гроша на выселки мироздания; Далтона Беомонта, главного заместителя и нелюбимого кузена шерифа Мертога; морщинистого олдермена Джона Брауна; Майкла Пирса, некогда популярного французского поэта, нынче погрязшего в неизвестности и призывавшего скорую смерть: он жаловался на жуткий кашель и сгустки крови на своем вышитом платке. И так далее, и так далее, и так далее. Я перестал следить за происходящим и сфокусировал внимание на том, чтобы пить, не проливая.