Сергей Сеничев - Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному

• Название: Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному
• Автор: Сергей Сеничев
• Жанр: Публицистика

---

Мелодия начала Первого концерта для фортепьяно с оркестром приснилась ЧАЙКОВСКОМУ…

Совершенно бесцеремонно пользовался своим умением творить в бессознательном состоянии ГЛАЗУНОВ. Когда в сочинении что-то не ладилось, он отправлялся спать. А утром ПРОСТО записывал нахлынувшее ночью…

Так выходил из затруднений и КОНДИЛЬЯК. Утро вечера мудренее, говорил (наверное) он себе и лез под одеяло. И уже спросонок доводил работу до ума…

Так же поступал и старенький ГЕТЕ, работая над второй частью «Фауста». Он, кстати, утверждал, что и «Вертера» своего («сочиненьице») писал подобно лунатику, а многие песни сочинял «находясь как бы в припадке сомнамбулизма».

Гете вообще был не дурак поспать — порой ему ничего не стоило продрыхнуть более суток…

Прежде чем помолиться на сон грядущий, Шарлота БРОНТЕ долго и целенаправленно размышляла о том, что собирается писать утром. Проснувшись, садилась к столу с готовыми уже сюжетами. Мы, разумеется, немного упрощаем ее схему пользования бессознательной дейтельностью мозга. Но повторим: описанное поведение прославленной беллетристки было вполне преднамеренным. Добавим, что и сюжет «Грозового перевала» ее сестре Эмилии приснился — вы будете смеяться: «страшной ненастной ночью»…

Во сне явилась Мэри ШЕЛЛИ идея Франкенштейна… Для запамятовавших: молоденькая вторая жена безумного развратника Шелли, Мэри была одной из самых одаренных писательниц своего времени, но прославилась именно как автор романа «Франкенштейн, или Современный Прометей».

Прохлаждались как-то они с гражданским еще мужем Перси на берегу какого-то из швейцарских озер (скрывались от гнева родственников и прочих ханжествующих соотечественников). Супруг с возлежавшим неподалеку закадычным Байроном бурно обсуждали секреты зарождения жизни (традиционный способ ее дарения был обоим хорошо знаком и применялся обоими на практике вот разве что не налево-направо). Наконец, уставший спорить лорд решил сменить тему и предложил всем что-то вроде игры: взять да и придумать по страшной истории.

В ту ночь Мэри не спала…

Или спала, но как-то необычно. Вот ее собственный рассказ: «…было уже за полночь, когда мы отправились на покой. Положив голову на подушку, я не заснула, но и не просто задумалась. Воображение властно завладело мной, наделяя явившиеся мне картины яркостью, какой не обладают обычные сны. Глаза мои были закрыты, но я каким-то внутренним взором необычайно ясно увидала бледного адепта тайных наук, склонившегося над созданным им существом. Я увидела, как это отвратительное существо сперва лежало недвижно, а потом, повинуясь некой силе, подало признаки жизни и неуклюже задвигалось»…

Она рассказывала историю своего монстра несколько вечеров подряд. Потрясенный фантазией хорошенькой леди, Байрон настоятельно посоветовал ей перенести наговоренное давеча на бумагу… И чем это не иллюстрация к знаменитому «сон разума рождает чудовищ»?..

СТИВЕНСОН, который был не чужд сочинительству в постели, иногда задремывал там полусидя. Именно так он НЕОДНОКРАТНО «досматривал» какой-нибудь не завершенный наяву сюжет и благополучно продолжал его уже после пробуждения. Писатель утверждал, что творить во сне ему помогает обитающий там «маленький народец».

Он называл их домовыми. Считается, что эти домовые и подбросили ему сюжеты малоизвестной повести «Олалла» и мало кому незнакомой «Странной истории Доктора Джекила и Мистера Хайда»… Поговаривали и об опытах Стивенсона с кокаином и опиумом. Но как бы там ни было — «маленький народец» приходил на выручку писателю во сне…

Опийный след несомненен и в известнейшем из снов КОЛРИДЖА. Как-то летом 1797-го он отдыхал по болезни в деревне. Отхлебнул на предмет болеутоления немного (речь о поглощаемых им дозах у нас впереди) прописанной доктором опийной настойки и уснул с книжкой в руках…

Не станем утомлять вас долгим и подробным авторским пересказом того, что приключилось с ним в следующие два часа. Скажем лишь, что после пробуждения он с пылом схватил перо и лихорадочно записал поэму строк в триста. Он так и назвал ее: «Кубла Хан, или Видение во сне».

Правда, закончить поэму господину Колриджу не довелось: его совершенно некстати отвлекли на пару часов, а, вернувшись за стол, он уже не смог вспомнить ничего, кроме трех-четырех разрозненных строк…

Под действием наркотиков и спиртного чаще всего смотрел сны, из которых черпал сюжеты своих мистических стихов и новелл, ПО…

Идею и способ гравирования по меди иллюстраций для своих песен БЛЕЙКУ подсказал навестивший его во сне покойный брат… И тут мы не без удовольствия отвлечемся ненадолго от простых сновидцев и вставим несколько реплик о великих ДУХОвидцах и прочих контактерах.

СВЕДЕНБОРГ утверждал, что ему «свыше приказано писать то, что он пишет». Это стряслось в 1736-м. Ему было уже полных 48 лет, и он занимал весьма высокое положение среди естествоиспытателей не только Швеции, но и всего мира. Однако вскоре заявил об отставке со всех занимаемых постов, погрузился в медитацию, обморочное состояние «прочистило его мозг», и рекрутер неведомой силы начал скрупулезно записывать свои сны. А со снами у Сведенборга обстояло благополучно: в одном из них, например, он лично присутствовал на страшном суде, состоявшемся на небесах — педантично зафиксировано — в 1757 году. И это была уже самая настоящая шизофрения, которой мы посвятим совершенно самостоятельную главу в отдельной книге…

КРЫЖАНОВСКАЯ печаталась с 18 лет. Миллионными тиражами. Настоящие литераторы, конечно, морщились при одном ее имени. А поклонники дежурили у дверей, чтоб одним глазом взглянуть на «мистическую леди». Писала она исключительно в состоянии транса и строго по-французски. И лишь потом переводила на русский — либо сама, либо кто-то из близких. Работала она так: «внезапно бледнея, просила: «Скорее бумагу и карандаш» — и писала очень быстро, как под диктовку, без помарок и ошибок. За полчаса исписывала до 30 страниц мелким почерком».

Штука в том, что романы ей диктовал собственной персоной дух английского поэта, философа и алхимика Джорджа Уилмота, графа Рочестера. Живший за двести лет до нее граф-де сам предложил леди писать под его мысленную диктовку — дабы послужить всеземному Добру. Фамилию его Вера Ивановна непременно ставила рядом (не вместо — всего лишь рядом) со своей в качестве псевдонима.

И всё бы ничего — ну пишет и пишет. У знавших же леди лично вопрос был всего один: как с таким посредственным французским ей удается создавать на нем столь мастерские творения? Удивлял не столько слог, сколько содержание. Вера Ивановна живописала то, чего не только не знала — не могла знать в принципе! Однако «за точное описание быта древних египтян в романе «Железный канцлер Древнего Египта» французская академия удостоила ее титула почетного академика» (если точнее — звания Офицера с вручением ордена «Пальма Академии»). А Российская академия наук прислала ей «почетный отзыв за достоверное описание быта и жизни чехов времен Яна Гуса»…

Вот откуда что?..

Истории литературы известны всего четыре автора, утверждавших, что творят под диктовку из небытия — Даниил Андреев, Елена Блаватская (это была ее фирменная фишка), англичанка Алиса Бейли и собственно Вера Ивановна…

К ним же можно с известным допуском отнести и создательницу «Хижины дяди Тома» госпожу Гарриет БИЧЕР-СТОУ. Дочь ортодоксального пастора-пуританина (все шестеро его сыновей приняли духовный сан), а впоследствии и жена небогатого профессора богословия (у них с мужем тоже было шестеро детей), она впитала кальвинистские доктрины буквально с молоком матери. И немудрено, что сцена смерти дяди Тома, глубоко по-христиански прощающего своих мучителей, пригрезилась ей не где-нибудь, а в церкви, непосредственно во время причастия. Пафосно настроенные биографы добавляют: именно в эту минуту в ее мозгу сложился замысел «величайшего в истории американской литературы» пропагандистского романа. Сама уточняла: «Это не я написала роман. Его написал Бог. Я просто записывала, что он диктовал»…

Господне участие в создании шедевров — дело обычное. Если уж вообще всё от Бога, то всё лучшее — несомненно. Ваш автор произносит это не без некоторой иронии. Многим же художникам такая позиция была близка предельно всерьез.

ГАЙДН признавался, что свою знаменитую ораторию «Сотворение мира» творил на пару с Всевышним: «Когда работа моя плохо подвигалась вперед, я с четками в руках удалялся в молельню, прочитывал Богородицу — и вдохновение снова возвращалось ко мне»…

ГОФМАН часто говорил друзьям, что, сидя за фортепиано, всего лишь воспроизводит то, что подсказывает ему «кто-то со стороны»…