Феликс Кузнецов - «Тихий Дон»: судьба и правда великого романа

• Название: «Тихий Дон»: судьба и правда великого романа
• Автор: Феликс Кузнецов
• Жанр: Прочая научная литература

Трагическая судьба и правда «Тихого Дона», этого великого романа — тема книги известного литературоведа и критика, члена-корреспондента РАН Ф. Ф. Кузнецова. Автор рассказывает об истории поиска черновых рукописей первых двух книг романа, выкупленных, с помощью В. В. Путина, Российской академией наук, и впервые научно исследует рукопись как неоспоримое свидетельство принадлежности романа «Тихий Дон» М. А. Шолохову. В книге впервые исследуются прототипы героев «Тихого Дона» — казаков станицы Вёшенской и близлежащих хуторов, прежде всего — Харлампия Ермакова, прототип Григория Мелехова и командующего армией вёшенских повстанцев Павла Кудинова. В книге исследована творческая биография М. А. Шолохова 1920—1930-х гг., раскрыта органическая преемственность «Тихого Дона» с «Донскими рассказами» и «Поднятой целиной», убедительно показана бездоказательность и несостоятельность домыслов «антишолоховедов».

При глубокой научности, книга читается с неослабевающим интересом. Она сопровождена богатейшим документальным и иллюстративным материалом, что помогает установить истину: великий «Тихий Дон» написал гений русской литературы М. А. Шолохов.

---

На его взгляд, и тут виноват «безграмотный переписчик»: «...Это тот запах, “каким надолго пропитывается” солдат. И, значит, запах этот не “незабываемый”, а неотвязный, неистребимый, неустранимый, неизбывный, неизбываемый!

Именно слово “неизбываемый” и не сумел прочесть в рукописи дура Шолохов»46.

На этом основании Бар-Селла предлагает изменить шолоховский текст: «Митька... принес с собой в жарко натопленную кухню запах мороза и неизбываемый едкий дух солдатчины».

Знаток русского языка Бар-Селла не знает, что слова «неизбываемый» в русском языке нет: есть «избываемый» — достаточно раскрыть Толковый словарь Даля.

В той же сомнительной роли знатока русского языка, полагающего возможным учить языку Шолохова, Бар-Селла выступает и в новелле «По поводу мокрого снега». Он приводит цитату из романа:

«Накапливались сумерки. Морозило» (2, 303) и комментирует ее:

«Все, как будто верно; поход “ледяной”, значит, уместен и мороз». Но вслед за этим продолжает:

«От устья Дона солоноватый и влажный подпирал ветер».

«“Влажный ветер” ни при какой погоде не может “морозить”... — заявляет Бар-Селла, — тем более, что в тексте романа далее следует: “На взрыхленной множеством ног дороге кое-где просачивались лужи, — выделяет он это слово жирным шрифтом. — Идти было тяжело, — сырость проникала в сапоги”» (2, 304).

«Но если подморозит — луж нет, они затягиваются льдом, — комментирует шолоховский текст Бар-Селла. — А мы что видим: “кое-где просачивались лужи”, то есть типичная оттепель...»47. Значит, у Автора (Краснушкина) было не «морозило», а «моросило»!48

«Рассуждение формально логично, но не убедительно, поскольку в нем совершенно игнорируется очевидная шолоховская мысль о том, что если лужу непрестанно “месить” ногами, она будет сочиться и нескоро замерзнет, — возражает Бар-Селле В. Васильев в своем комментарии к указанной странице романа в издании Собрания сочинений М. А. Шолохова 2001 года. — Не сразу затянется ледяной коркой и вода в кастрюле на морозе, если ее постоянно помешивать ложкой»49.

Казаки хутора Латышева. 1914 г.

В. Васильев прав. Бар-Селла не учитывает также и того, что колонна корниловских войск выступила из Ростова «перед вечером». Днем же, по всей вероятности, и в самом деле была оттепель: «По обрыхлевшему мокрому снегу грузно шли куценькие роты» (2, 302—303). А вечером, когда «накапливались сумерки», начало подмораживать. И хотя от устья Дона подпирал влажный ветер, и в сапоги проникала сырость, вряд ли случайно генерал Алексеев в своей коляске «по самые уши натянул фуражку, <...> зябко придерживая левой рукой воротник» (2, 304), а у подполковника Ловичева «на красносединных усах <...> висели зеленоватые сосульки» (2, 304).

Так что все-таки «морозило» — после оттепели, а не «моросило». Надо просто внимательно читать текст.

С Бар-Селлой в этом вопросе не согласны и Макаровы: «Увлекаясь собственными предположениями и создавая при этом весьма сложные логические конструкции, он пытается доказать, что в тексте Шолоховым допущена ошибка: первоначально должно было стоять слово “моро<с>ило”, а не “морозило”. <...>

Обратившись, например, к “Ледяному походу” Романа Гуля, мы можем убедиться в точности текста “Тихого Дона” и неосновательности столь сложных умозрительных построений автора: ко времени ухода добровольцев из Ростова вечером 9 февраля действительно стала устанавливаться морозная погода»50.

Бар-Селла в израильской газете «Окна» гневно отвечал Макаровым, упрекая их в «отсутствии профессионализма»51. Макаровы отвечали Бар-Селле в книге «Вокруг “Тихого Дона”», упрекая его в отсутствии профессионализма и настаивая на том, что 9 февраля, когда начинался «Ледяной поход» остатков армии генерала Корнилова, по свидетельству очевидцев, «к вечеру разъяснившееся небо и заход солнца привели к заметному падению температуры. Стало быстро холодать — морозило!»52.

В заключение своей полемической главы «К вопросу о профессионализме. Ответ ученому коллеге из Израиля» Макаровы дали очень точную, на наш взгляд, характеристику «общей методологической основы» «текстологии» З. Бар-Селлы:

«Если в основании такой произвольной интерпретации текста лежит лишь увлеченность своей пусть и красивой, необычной, но остающейся все-таки чисто умозрительной схемой, то подобный подход может увести поиски далеко в сторону от искомой цели»53.

Справедливые слова! Они относятся буквально ко всем «текстологическим новеллам» З. Бар-Селлы.

Жаль только, что сами-то Макаровы, как мы убедились выше, не стремятся следовать советам и рекомендациям, которые они дают Бар-Селле.

« ... БЕССТЫДСТВО ВОДИТ РУКОЙ ПОДОНКА»

Еще один пример текстологической вседозволенности содержится в статье Бар-Селлы «Имя», опубликованной под общим заглавием «Тайна века» в тель-авивской газете «Окна» (1997. 26 июня — 17 июля). Эта статья не поспела в книгу «“Тихий Дон” против Шолохова», опубликованную в сборнике «Загадки и тайны “Тихого Дона”» (Самара, 1996).

«Много тайн несет в себе “Тихий Дон”, — пишет здесь Бар-Селла... — И главная из них: кто написал? Когда?

Но есть тайны и рангом поменьше. Не тайны, а так — загадки. Высунется вдруг из романной струи какая-то коряга, а ты стоишь недоумевая — откуда она взялась и что здесь постарались утопить бесследно и навсегда?

Одна такая нелепость выплыла во 2-й книге — в 16-й главе 4-й части:

“Затуманенный и далекий взгляд Корнилова бродил где-то за Днепром, по ложбинистым увалам, искромсанным бронзовой прожелтенью луговин.

Романовский проследил за его взглядом и сам, неприметно вздохнув, перевел глаза на слюдяной глянец застекленного безветрием Днепра, на дымчатые поля Молдавии, покрытые нежнейшей предосенней ретушью...”.

И вот тут возникает одна проблема: город Могилев действительно стоит на реке Днепр, но в какую сторону через Днепр ни смотри — Молдавии никак не увидишь. Из Могилева, хоть вправо гляди, хоть влево, — ничего не углядишь, кроме Белоруссии.

И вот такая неприличная ошибка держалась в романе как минимум 8 лет — вплоть до издания 1936 года»54.

И в самом деле, — откуда в Могилеве Молдавия? Бар-Селла знает, откуда, поскольку ему известно, кто на самом деле написал «Тихий Дон»: автор «Провинциальных картинок» Виктор Севский (Краснушкин), Шолохов же, переписывая чужой текст, как всегда, все перепутал! На самом-то деле у Севского-Краснушкина разговор Корнилова с Романовским происходил совсем в другом месте и в другое время. «Какую реку надо назвать, чтобы “любоваться Молдавией?” — спрашивает Бар-Селла. — Ясно: Днестр. А какой город стоит на Днестре?.. Это — Могилев-Подольский. Здесь протекает Днестр, а прямо за рекой — Молдавия».

«Что же это все значит? — продолжает фантазировать Бар-Селла. — А значит это только одно: разговор между Корниловым и Романовским состоялся не 29 августа, а на полтора месяца раньше — в июле 1917 года. И не в Могилеве на Днепре в ставке, а в штабе 8-й армии Юго-Западного фронта, поскольку генерал Корнилов возглавлял 8-ю армию в июле 1917 и армия эта воевала на стыке с частями Румынского фронта, а “отсюда до Молдавии рукой подать”»55.

Генерал Лавр Георгиевич Корнилов, Верховный главнокомандующий русской армии в июне — августе 1917 г 

Постойте-постойте, скажете вы, но ведь штаб 8-й армии находился не в Могилеве-Подольском, а в Каменец-Подольском, расположенном на реке Смотрич, откуда никакой Молдавии не видать?! Но дело в том, — объясняет Бар-Селла, — что автор романа, то есть Севский-Краснушкин, «пал жертвой чьей-то ошибки, — кто-то перепутал Каменец-Подольский с Могилевым-Подольским. Ошибка вполне понятная — Могилев был у всех на слуху. И тогда автор переносит своих героев на берег Днестра и заставляет их вглядываться в молдавский берег. А потом этот текст попадает в руки Шолохову, который, судя по всему, так и не сообразил, о каком Могилеве идет речь. Можно думать, что даже название реки его не остановило — ведь Днепр и Днестр так похожи, оба через “ять”: что Днепр, что Днестр — все едино»56.

Вот такой пассаж, в котором даже для «антишолоховедения» поставлен рекорд фантасмагоричности и беспардонности.

Бар-Селла заявляет, будто разговор генерала Корнилова с генералом Романовским, которому посвящена XVI глава четвертой части романа, на самом-то деле происходил «на полтора месяца раньше», и велся, оказывается, «не о неудаче “корниловского мятежа”», а о той поистине катастрофической ситуации, «когда блестяще проведенное 25—28 июня наступление 8 армии уже 9 июля закончилось полным поражением Юго-Западного фронта...»57 Но откуда он это взял? Ведь в романе нет и намека на поражение 8-й армии и Юго-Западного фронта. О действиях этой армии под командой генерала Корнилова в «Тихом Доне» вообще не упоминается. А вот тема «Корниловского мятежа» и судьбы самого Корнилова — центральная для всей второй книги романа. Воспроизведенный в 16 главе разговор между генералом Корниловым и Романовским, посвященный именно этой теме, носит ключевой характер для развития действия во второй книге «Тихого Дона».