Нил Шустерман - Беглецы

• Название: Беглецы
• Автор: Нил Шустерман
• Издательство: Астрель
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2012

---

— Да, молодец, — говорит он Роланду. — Под­калывай Гундоса почаще, покажи всем, какой ты пошляк и трус.

Спустившись с лестницы, Коннор встает прямо напротив верзилы и смотрит ему в глаза.

— Да, кстати, Мегафон оставил свою машин­ку, кажется? Может, тебе вместо него порабо­тать? Ты так много языком треплешь, тебе це­ны бы не было.

— Меня никто об этом не просил, — отвечает Роланд без тени улыбки.

***

Вечером Коннор и Адмирал встречаются в обстановке строжайшей секретности за чаш­кой кофе из машины, которую Коннор, как предполагается, починил. Разговор идет о Ро­ланде и о подозрениях Коннора относительно него, но Адмиралу этого мало.

— Подозрения, слухи — все это отлично, но не то. Нужны доказательства. Твои чувства — это твои чувства, но прямых улик нет, — говорит Адмирал, добавляя в кофе виски из фляжки.

Рапорт Коннора окончен, и он собирается уходить, но Адмирал его не отпускает. Он нали­вает ему вторую чашку кофе, после которой он, вероятно, всю ночь не сможет сомкнуть глаз. Впрочем, если принять во внимание сложив­шуюся ситуацию, думает Коннор, спать, види­мо, и так не придется.

— Очень мало кто знает о том, что я собира­юсь тебе рассказать, — говорит Адмирал.

— Тогда зачем мне об этом рассказывать? — спрашивает Коннор.

— Потому что это в моих интересах. Я хочу, чтобы ты знал.

Коннору импонирует прямота Адмирала, однако такой ответ тем не менее, будучи чест­ным, оставляет за кадром истинные мотивы Адмирала. Коннору приходит в голову, что на войне умение отвечать таким образом не раз выручало старика.

— Когда я был значительно моложе, — начина­ет Адмирал, — принимал участие в Хартландской войне. Шрамы, которые ты ошибочно принял за следы операций, я получил в резуль­тате разрыва гранаты.

— А на чьей вы были стороне?

Адмирал смотрит на него сурово. Коннор уже успел привыкнуть к манерам старика, но ему все равно становится не по себе.

— А много ли ты знаешь о Хартландской войне?

— В учебнике был параграф на эту тему, — от­вечает Коннор, пожимая плечами, — но у нас были госэкзамены, и мы до него так и не до­шли.

Адмирал с отвращением отмахивается от его слов:

— В учебниках все обернуто в сахарную вату. Никто не хочет знать, как все было на самом деле. Ты спросил, на чьей я был стороне. Дело в том, что на той войне было три стороны, не две. Была Армия Жизни, Бригада Выбора и ос­татки армии Соединенных Штатов. Так вот по­следние видели свою задачу в том, чтобы не дать двум первым перебить друг друга. На их стороне был и я. К сожалению, успеха мы не добились. Видишь ли, для возникновения кон­фликта всегда требуется какой-то повод — раз­ница во мнениях, какой-нибудь спорный пред­мет. Но к тому времени, когда конфликт пере­растает в войну, повод уже не важен, потому что в этот момент важно только одно: насколь­ко сильно противоборствующие стороны друг друга ненавидят.

Прежде чем продолжить, Адмирал добавля­ет в кофе еще виски из фляжки.

— Период накануне войны был страшным. Все привычные понятия, помогавшие нам от­личить добро от зла, были вывернуты наизнан­ку. С одной стороны, люди убивали акушеров и гинекологов, делавших аборты, чтобы защи­тить право на жизнь, с другой — многие женщи­ны старались забеременеть лишь ради того, чтобы продать ткань плода. И лидеров выбира­ли не по способности вести за собой людей, а по умению упрямо защищать какой-нибудь один предмет. Все это было за пределами добра и зла! Затем произошел раскол в вооруженных силах, противоборствующие стороны получи­ли боевое оружие, и две группировки превра­тились в две армии, полные решимости унич­тожить друг друга. А потом был принят Билль о жизни.

Когда Адмирал произносит последнюю фразу, у Коннора по спине бегут мурашки. Раньше он законами не интересовался, но с то­го момента, когда он узнал о решении родите­лей, стал смотреть на вещи иначе.

— Идея о том, что беременность можно пре­рывать ретроспективно, путем расчленения ребенка, достигшего определенного возраста, возникла в моем присутствии, — продолжает Адмирал. — Сначала это была шутка, никто не воспринимал ее всерьез. Но в том же году уче­ного, сделавшего ряд открытий в сфере пере­садки органов, наградили Нобелевской преми­ей за создание техники, позволившей использовать при трансплантации любую часть организма донора.

Адмирал прерывается, чтобы сделать гло­ток кофе. Коннор же к своей чашке даже не притронулся. Он даже представить себе не в состоянии, как можно сделать хотя бы глоток, когда речь идет о таких вещах. Даже то, что он уже успел выпить, удается удерживать в желуд­ке с большим трудом.

— Война разгоралась, — продолжает свой рас­сказ Адмирал, — и добиться перемирия можно было, лишь усадив обе стороны за стол перего­воров. Именно мы предложили идею создания заготовительных лагерей, в которых жизнь не­желанных детей прекращается, но без умерщв­ления. Мы думали, что предложение шокирует обе стороны и в них проснется здравый смысл, что они посмотрят друг другу в глаза через стол и кто-нибудь из них дрогнет. Но никто не дрог­нул. Возможность прерывать жизнь детей, не убивая их, обе стороны нашли приемлемой. Билль о жизни был подписан, было заключено перемирие, и война окончилась. Все так радо­вались этому, что о последствиях никто не бес­покоился.

Адмирал умолкает и мысленно уносится в прошлое. Через какое-то время он снова воз­вращается к реальности.

— Уверен, ты знаешь, что было дальше, — за­канчивает он, сопровождая слова красноречи­вым взмахом руки.

Всех подробностей Коннор не знает, но об­щая идея ему понятна.

— Людям нужны были органы, — говорит он.

— Я бы сказал, требовались органы. К приме­ру, появилась возможность в случае рака пря­мой кишки заменить ее на здоровую. Человек, серьезно пострадавший при несчастном случае, теперь не умрет. Поврежденные органы заменят на новые, и он будет жить. Сморщен­ную старческую руку, скрюченную артритом, можно заменить на здоровую, взятую у парня, которому лет на пятьдесят меньше, чем паци­енту. Кто-то же должен был стать донором ор­ганов.

Адмирал делает паузу, чтобы поразмыслить.

— Если бы люди становились донорами орга­нов по своей воле, нужды в заготовительных лагерях никогда бы не возникло... — говорит он. — Но люди не любят разбрасываться тем, что им принадлежит, даже после смерти. Этика оказалась бессильной перед жадностью — и трансформация случилась очень скоро. Люди быстро смекнули, что заготовительные лаге­ря — прибыльные предприятия, и они стали процветать при молчаливом одобрении окру­жающих.

Адмирал оборачивается и смотрит на фото­графию сына. Хотя Адмирал еще ничего не ска­зал, Коннору и так ясно, в чем он собирается признаться, но мальчику хочется, чтобы он сделал это сам.

— Мой сын, Харлан, был отличным парнем. Умным. Но сложным, ты знаешь, о чем я.

— Я и сам такой, — соглашается Коннор с лег­кой усмешкой.

Адмирал кивает.

— Это случилось десять лет назад. Он связал­ся с нехорошей компанией, и их поймали на воровстве. Черт, да я и сам был таким в его воз­расте, поэтому родители и послали меня в во­енное училище, чтобы скорректировать пове­дение. Только в случае с Харланом я решил по­ступить иначе.

— И отдали его на разборку.

— Да. Я был одним из инициаторов мирного соглашения. Все ждали, что я лично подам пример.

Адмирал снова вынужден прерваться. Под­няв руку, он прижимает к глазам большой и ука­зательный пальцы, чтобы предотвратить пото­ки слез.

— Мы подписали разрешение, а потом переду­мали. Но было уже поздно. Харлана забрали прямо из школы, отправи­ли в лагерь и там немедленно разобрали. Когда я заявил, что изменил решение, дело было уже сделано.

Коннор ни разу не думал о бремени, ложа­щемся на плечи родителей, принявших реше­ние подписать разрешение на разборку. Он да­же представить себе не мог, что способен ис­пытывать сочувствие к родителям, совершив­шим это злодеяние, не говоря уже о человеке, ставшем одним из авторов бесчеловечного за­кона.

— Я вам сочувствую, — говорит он Адмиралу с полной искренностью.

Услышав это, Адмирал тут же берет себя в руки, практически немедленно.

— Не нужно сожалений, — говорит он. — Ты и сам попал сюда лишь потому, что чудом избе­жал участи моего сына. Жена впоследствии ушла от меня и основала фонд памяти Харлана. Я остался на службе и в последующие несколь­ко лет много пил, трезвым меня почти не виде­ли. Так все и шло, пока три года назад у меня не появилась Великая идея, как я ее называю. Кладбище стало ее воплощением, а дети, среди которых находишься и ты, результатом. На данный момент мне удалось спасти от разбор­ки уже более тысячи человек.

Теперь наконец ясно, почему Адмирал вы­звал его на этот разговор. Это была не просто исповедь. Он хотел заручиться поддержкой Коннора, лишний раз подпитать его лояль­ность — и это сработало. Адмирал и правда одержимый человек, но его одержимость спа­сает людям жизни. Хайден как-то сказал, что Коннор — за справедливость. Эта черта те­перь делает его преданным соратником Адми­рала. Остается только предложить тост.