Николай Борискин - Туркестанские повести

• Название: Туркестанские повести
• Автор: Николай Борискин
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1971

Писатель Н. М. Борискин является автором ряда поэтических и прозаических произведений о делах и людях Советской Армии. Главное из них — роман «Небо в огне». Его новая книга, в которую вошли повести «Знойная параллель» и «Чрезвычайное происшествие», посвящена часовым советского неба — ракетчикам и летчикам-перехватчикам, людям высокого долга, безграничного мужества, всегда готовым на подвиги во имя Родины.

---

Кобзарь парень с биографией! Отец его погиб на войне, а вскоре умерла и мать. Воспитывался он в детдоме. Когда поступил на металлургический завод, там сразу заметили прилежного паренька.

— Вот что, Федюша, перейдешь в слесари из учеников — иди в седьмой класс, — предложили ему. — Школа рабочей молодежи рядом, при заводе. Туго будет — скажи, поможем.

Днем работал Федор, вечером учился. Там же, на заводе, и комсомольцем стал. Вскоре газеты бросили клич: «Комсомольцы, на Тайшет — Абакан!» Вместе с другом уехал Федор в Сибирь, на строительство железной дороги. Только дружок-то оказался из хлипких. Не выдержал, сбежал из тайги…

Строительно-монтажный поезд стоял неподалеку от Тайшета, маленького таежного городка. Федора зачислили рабочим. Укладывал бетон, трубы для стока воды, монтировал мосты через овраги, речушки и пади. Вскоре потребовался камень, и Федор первым пошел в карьер.

Зарабатывал Федор хорошо. Накопил четыре тысячи и отослал в детский дом, где воспитывался шесть лет.

В армию Кобзаря провожали с почетом. В газете написали о нем. Грамоту вручили и фотоаппарат. Служил Федор, как и работал, на совесть. Прошел все ступеньки — от третьего номера расчета до командира. Теперь у него под началом Тиунов, Марута и Ромашкин. Хорошие ребята, а вот, поди ж ты, неладно что-то на душе у Федора…

После увольнения старослужащих командир взвода техник-лейтенант Семиванов зачастил в наш расчет. Я еще мало был знаком с ним, потому что до этого находился не в его подчинении. Да и сейчас непосредственно подчиняюсь не ему, а командиру батареи.

Но делить нам нечего: пусковики без меня не могут обойтись, а я без них — ноль без палочки.

Борис Семиванов закончил училище только в прошлом году, но уже считается среди молодых офицеров одним из лучших. У него задорный темно-русый хохолок, большие серые глаза.

Проверку Семиванов начал с меня:

— Давайте, Кузнецов, действуйте по команде «Расчет, боевое положение!», а я проверю норматив.

Я все делал, как обычно. Лейтенант засекал каждую операцию — осмотр автопоезда, запуск мотора, подъезд на мостики в ракетном окопе…

— Долго осматриваете полуприцеп, можно и порасторопней. Из-за этого превышаете скорость при подъезде, наверстываете время. Так можно, Кузнецов, и дров наломать, особенно ночью. Ездили ночью? Нет? Ну, это еще впереди. Из окопа выезжаете задним ходом — осторожничаете. Видимо, тренировочки маловато. И на этом тоже теряете пять секунд. Не годится, Кузнецов. Транжирить время нам никто не позволит… Спишите хронометраж и уплотняйтесь. Через три дня проверю.

Пока я раздумывал, обижаться на него или нет — сам Тарусов хвалил, а он «уплотняться» заставил, — командир взвода уже гонял расчет пусковой установки: «Расчехлить! Зачехлить! Расчехлить… Зачехлить…» Ребята работали энергично, складывали чехол и бегом относили его подальше от ракеты. По тому, как часто мелькали солдатские спины, я догадался: и там заставил воевать за какую-нибудь секунду весь расчет.

С чего же начинать «уплотняться»? Наверно, с осмотра тягача. Медленно обошел вокруг автопоезда, пощупал агрегаты и детали, подлежащие проверке перед каждым выездом. Кажется, нашел одну оплошность! Надо осматривать только стыковку пневмо- и электроразъема, а я всегда проверял весь кабель и шланг. На это уходило две секунды лишних. Засек время, скомандовал самому себе: «Расчет, боевое положение!» — и приступил к осмотру. Когда подошел к этим самым разъемам, по привычке все-таки скользнул взглядом по шлангу и кабелю. И секунды как не бывало. Еще раз повторил осмотр и еще. Два мгновения сэкономил. Два. Но ведь можно, пожалуй, и еще отнять у времени хотя бы одно.

Крутился вокруг своего бронезавра, пока не позвали на обед. Корми солдата, Шукур, обед заработан честно!

— Чтой-то ты взмок, а? — удивился Новиков. — Вроде и не жарко в ноябре.

Я осмотрел его дымящуюся от пара гимнастерку.

— А сам?

Саша засмеялся:

— Семиванов уработал, дай ему бог третью звездочку на погоны. «Уплотняйтесь, — говорит, — уплотняйтесь. Дня через три еще разок проверю».

— Значит, вас тоже?

— А ты как думал! Это еще цветики — «расчехлить… зачехлить…» Потом пойдет «заряжай… разряжай…», из походного положения — в боевое…

Правда, мы и раньше этим занимались, но теперь все ребята только и говорили о секундах. Говорили без обиды: понимали — надо. А кобзаревцы сидели в столовой и ели молча. Федор, чем-то встревоженный, морщил лоб. Поглядывая на него, начал тревожиться и Галаб. Когда кончился обед, они вместе вышли и, уединившись, долго говорили. Потом сходили к капитану Тарусову. А вечером мы увидели в казарме объявление: «Завтра комсомольское собрание батареи…»

Сначала дали Галабу рекомендацию для вступления кандидатом в члены партии, потом говорили о роли комсомольцев в повышении боевой готовности батареи. Командир напомнил, что состав подразделения значительно обновился.

Произошла перестановка в расчетах и отделениях. Для многих ракеты и машины — дело новое, еще недостаточно глубоко изученное.

— Мы проверили выполнение нормативов, — продолжал капитан. — Нет прежней мобильности… С этими обстоятельствами мы не имеем права мириться. Молодые специалисты должны поскорее приобрести навыки в обслуживании боевой техники, а опытные — помогать им. Хочу поставить в пример рядового Новикова. Вместо себя он подготовил Кузнецова, а сам освоил обязанности третьего номера расчета пусковой установки.

Саша уткнулся в протокол, делая вид, что это ему совершенно безразлично. Кого обманываешь? Глаза-то застыли на одной строчке, а сам весь напрягся. Ясно — ловит каждое слово.

— До меня дошли тревожные сигналы. — Комбат посмотрел на Федора Кобзаря, но не назвал его имени. — Думаю, что о многих недостатках комсомольцы сами скажут.

Задачи ставились большие: включиться в соревнование в честь годовщины Советских Вооруженных Сил; молодым солдатам освоить боевую технику и оружие и готовить себя к сдаче зачетов на звание специалистов третьего класса; старослужащим бороться за овладение смежными профессиями и полную взаимозаменяемость в расчетах, а также за повышение классности на одну ступень.

Командир говорил и о дисциплине, и о рационализации, и о других элементах, из которых складывается постоянная боевая готовность батареи.

После перерыва выступил Федор. Он грузно навалился на фанерную трибуну, обвел взглядом своих подчиненных и сказал:

— Вот у них почти у всех отличные оценки по боевой подготовке. А проверил — в нормативы укладывается только первый номер. Отчего бы это? Оттого, что завышаются оценки. А оценки завышаются для того, чтобы не оказаться в «болоте». Вот, мол, и мы шагаем в ногу со временем, не отстаем от других…

Капитан повернулся лицом к Кобзарю: о ком это он? О ком же еще — о Бытнове. Это поняли сразу все: не сержант же выставляет солдатам оценки.

— В нашем расчете искусственно практикуется введение одних и тех же неисправностей. — Кобзарь посмотрел на комсомольцев.

— Верно!

— Правильно!

— Назубок их знаем…

— Разрешите?

— Слово имеет комсомолец Ромашкин, — объявил Герман.

— Правильно говорил наш старшой. Четкости у нас нет. Берем за счет «давай, давай вкалывай, шурупь…».

По рядам прошел смешок. Быстраков постучал карандашом:

— Тише, товарищи, тише!

— Практику подбадривания за счет незаслуженных пятерок мы теперь хорошо поняли. Это не приведет к добру. Надо кончать…

Тарусов порой удивленно покачивал головой: как это, мол, я упустил? Почему сам не додумался?

Глава тринадцатая

У меня забота маленькая, потому что я прежде всего отвечаю за самого себя: читаю учебник шофера третьего класса, отрабатываю выезд из окопа задним ходом, а в остальное время продолжаю знакомиться с ракетой. У Галаба впятеро больше ответственности, а у командира части, может, в сто. Я не знаю всех его забот и планов, и многое для меня является неожиданным.

На утреннем построении объявили, что сегодня группа солдат — в нее попал и Горин — отправляется для подготовки запасной позиции дивизиона. Старшим назначен наш взводный, техник-лейтенант Семиванов.

В группу отъезжающих попросился и Николай Акимушкин, предлагая оставить за себя одного из механиков. Но его не отпустили.

После того вечера Коля не находил себе места. Ведь это из-за него случилась неприятность. Не просил бы он спеть Валю «Белых аистов», не дарил бы ей цветов — ничего не было бы. А теперь Бытнов с ним не здоровается, Леснову не замечает. Будто и не называла она его никогда Андрюшей…

Жил Акимушкин в одной комнате с Родионовым. Свободное время Кузьма проводил в техническом классе, домой приходил только спать. А Николай запирался один в комнатушке и задумчиво перебирал струны гитары. Присох к одной нехитрой песенке: