Адольф Галланд - ПЕРВЫЙ И ПОСЛЕДНИЙ. НЕМЕЦКИЕ ИСТРЕБИТЕЛИ НА ЗАПАДНОМ ФРОНТЕ 1941-1945

• Название: ПЕРВЫЙ И ПОСЛЕДНИЙ. НЕМЕЦКИЕ ИСТРЕБИТЕЛИ НА ЗАПАДНОМ ФРОНТЕ 1941-1945
• Автор: Адольф Галланд
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-9524-0603-3

Воспоминания Адольфа Галланда. командующего истребительной авиацией люфтваффе с 1941-го по 1945 год, воссоздают достоверную картину боевых действий на Западном фронте. Автор анализирует состояние авиации воюющих сторон, делится профессиональными суждениями о технических качествах известных типов самолетов, стратегических и тактических просчетах в ходе военной кампании. Книга одного из самых талантливых немецких летчиков существенно дополняет представление о роли истребительной авиации во Второй мировой войне.

---

Тем не менее нам так и не удалось добиться полного разгрома советских военно-воздушных сил, по крайней мере в том смысле, в каком это предусматривалось концепцией Дуэ. Наше превосходство было неоспоримым, да и длилось оно гораздо дольше, чем ожидаемая по времени протяженность кампании. Хотя для того, чтобы уничтожить неприятельские военно-воздушные силы, мы, естественно, нуждались в гораздо больших стратегических воздушных силах, причем со значительно более дальним радиусом действия. Военно-воздушные силы, все больше и больше терявшие свою самостоятельность как независимый род войск и вследствие тех требований, которые предъявлялись к ним все большим расширением и ужесточением борьбы, да и в силу обстоятельств, стали все более походить на придаток к основным вооруженным силам. Подобно военно-морскому флоту, немецкое люфтваффе создавалось и планировалось как род войск независимый от главных сил и подчинявшийся своим собственным внутренним законам развития. Но, хотя их значение являлось общепризнанным, все же военной авиации не предоставляли достаточной возможности приобрести столь необходимые ей глубину и ширину действий. Теперь же мы были вынуждены отказаться от своей собственной оригинальной концепции. Поэтому военно-воздушные силы играли ту же роль, что и пожарные бригады; их мощь растрачивалась по мелочам, да и сами силы все больше приходили в зависимость от наземных тактических замыслов.

Так что, помимо нашего желания, нас вынудили перенять идеи нашего советского противника. Военно-воздушные силы Красной армии никогда не были самостоятельным родом войск, а всегда являлись составной частью Красной армии. И как таковые, они были все-таки лучше организованы и приспособлены для этих целей, да и к тому же их лучше использовали в подобном роде, чем немецкое люфтваффе. С самого начала войны в намерения русских не входило ставить военно-воздушным силам какие-либо стратегические задачи, они целиком сосредоточивались на выполнении одной задачи — поддержка армии. Акцент в их действиях приходился на прикрытие военных действий с воздуха. Любой солдат Восточного фронта может поведать вам о том, как много трудностей им доставляли "раты", штурмовики "Ил-2", "миги" и "лаги". Русским было свойственно примитивное представление о своих стратегических возможностях, так что они исключительно выполняли свою ограниченную задачу по оказанию поддержки армии; тем не менее нам никогда не удавалось серьезно воспрепятствовать им в выполнении этой задачи, несмотря на все наше превосходство. И хотя количество сбитых самолетов достигало астрономической цифры, это приносило нам только временный и локальный эффект, потому что большинство промышленных авиационных центров находилось далеко за пределами нашей досягаемости. Как если бы некто попытался искоренить гнезда муравьев, уничтожая их поодиночке, будучи не в силах добраться до муравейника.

Примитивность страны, большие расстояния, трудности в снабжении — все это служило причинами наших серьезных затруднений. Собственно сама авиация в техническом отношении является достаточно утонченным и сложным механизмом, который сильно зависит от службы снабжения и ремонтной базы. Так что фактором, который вскоре резко сократил боеспособность люфтваффе в России, явилась не столько противовоздушная оборона русских, сколько полнейшее отсутствие всех необходимых условий для нормального жизнеобеспечения столь высокоразвитой и поэтому столь чувствительной к отсутствию этих условий авиационной техники.

Одним из руководящих принципов ведения войны при помощи военно-воздушных сил является собрание воедино большой массы боевых единиц, то есть достижение численного превосходства в решающих местах. Но следовать буквально этому принципу было невозможно вследствие постоянного расширения Восточного фронта, а также из-за настойчивых, безотлагательных требований со стороны армейского командования. Несмотря на наше превосходство и относительно малые потери, на восточном направлении вполне возможно было отчетливо представить себе ту точку в перспективе, где наверняка атакующая мощь люфтваффе в результате постоянного растяжения коммуникаций уменьшилась бы так, что кампания должна была завершиться до того, как наступил бы этот самый момент. Впрочем, первоначальный успех, казалось, обнадеживал.

Теперь специальные сводки поступали домой одна за другой. В конце сентября немцы и их союзники проникли в глубь территории противника почти на 1000 км. Линия фронта приблизительно шла от озера Ладога и озера Ильмень вдоль направления Смоленск — Полтава вниз к Азовскому морю.

Мы, летчики на западе, как и весь немецкий народ, с изумлением относились к военным сообщениям с востока, но вместе с тем в них было что-то пугающее и гнетущее, словно ожидалась большая опасность, в которой были все уверены. Самые большие пессимисты считали что Советский Союз - страна, обладавшая такими колоссальными людскими, материальными и моральными резервами, должна явно показать их все в эти последние месяцы. Осмеливались ли мы полагать эту страну уже завоеванной? Или здесь для нас все еще было чему удивляться?

Понятно, что интересы немецкого общества, как и его руководителей, были целиком устремлены на восток. В начале июля англичане подписали с Советским Союзом взаимный пакт о помощи и теперь пытались оказать поддержку своему новому союзнику по возможности наиболее подходящим способом, они увеличивали непрерывные или безостановочные, наступательные действия. Все, что мы об этом слышали, — немного самонадеянные и ироничные замечании несколько самодовольного комментатора — замечания, которые редкими островками были рассеяны среди специальных сообщений о фантастических успехах на Восточном фронте. Мы очень хорошо знали, что восток в то время был решающим участком на этой войне, и мы восхищались успехами, достигнутыми там, на востоке, и сознавали всю их важность. Но было просто невыносимо, что нашу битву на западе, которая уже велась на заброшенном направлении с врагом, с каждым днем становившимся все сильнее, следовало рассматривать именно таким образом. Каждый раз, когда мы шли в бой, это была битва не на жизнь, а на смерть. Мне нисколько не стыдно признать, что перед каждым боевым вылетом я испытывал состояние близкое к ужасу. Но мои страхи сразу улетучивались, едва я набирал высоту в несколько тысяч метров.

После моей семидесятой победы мне было прямо приказано пока оставаться на земле, не летать. Поначалу в этом не было ничего особенного, поскольку я не мог двигаться в течение нескольких дней, но, как только я начал ходить с помощью палочки, я выбрал для себя два самолета, начал их облетывать и проводить кое-какие огневые испытания. Само собой я считал, что приказ "не летать" касался только моих боевых вылетов.

Без моего ведома мои ведущий авиамеханик, унтер-офицер Мейер, закрепил дополнительную бронированную плиту внутри фонаря кабины моего самолета Это было сделано с благими намерениями, но при закрывании фонаря от удара у меня на голове вскочила шишка. Я его обругал, однако уже через несколько минут пожалел о том, что сказал; ведь мой пробный полет 2 июля чуть было не стал в действительности моим самым последним полетом. Как раз в это время неприятель совершал очередной бомбовый налет па Сент-Омер в сопровождении истребителей. Я вместе со своей авиачастью вылетел ему навстречу. Когда мы заняли выгодную позицию для нападения, я отдал приказ атаковать, и первый, минуя строй английских истребителей прикрытия, камнем спикировал на бомбардировщики Накренив самолет слегка вправо, я открыл огонь с дистанции менее 200 метров прямо по находящемуся внизу подо мной одному из "бленхеймов". Куски металла и обшивки отлетели прочь от фюзеляжа и правого двигателя, самолет вспыхнул и взорвался. Позже его остатки были обнаружены. Я вступил в горячую схватку с истребителями прикрытия, и, пока преследовал одного, меня достал другой. Весь самолет тряхнуло, моя кабина была полностью разбита, и, самое главное, опять досталось моей голове. Теплая кровь стекала по моему лицу. Я испугался, что отключусь. Я не должен терять сознания! С большим трудом мне удалось избавиться от преследования, а потом благополучно приземлиться. Самолет был частично поврежден: 20-мм снаряд из пушки разорвался прямо над новой бронированной плитой в потолке моей кабины. В Гардингемском госпитале меня снова заштопали на совесть. Без бронированной плиты, скорее всею, ничего бы не осталось от столь важной и необходимой части моего туловища, как голова. Унтер-офицер Мейер получил 100 марок и специальный отпуск. Вот как высоко я оценил свою голову.

Однако не обошлось без неприятностей: имеется в виду мой проступок, поскольку я нарушил приказ оставаться на земле. Непосредственно с военной точки зрения я совершил дисциплинарное нарушение. Ведь в армии следует подчиняться приказам, а распоряжение оставаться на земле было именно приказом, так что я чувствовал себя не очень хорошо, когда мне было велено лететь в Восточную Пруссию для того, чтобы из рук фюрера получить награду — орденские мечи. Я вылетел в Растенбург, откуда меня доставили в штаб-квартиру Гитлера, так называемое "Волчье логово". Здесь, посреди сумрачного соснового леса, за рядами колючей проволоки, не прерываясь ни на одно мгновение, возводились новые бункеры и сооружения. Среди простой формы охраны, связных и ординарцев, а также оливкового цвета формы строителей из организации "Тодт" можно было заметить золотой блеск и красный цвет мундиров, которые принадлежали генералам и офицерам Генерального штаба. Причудливая, ни на что не похожая одежда дипломатов, высокопоставленных членов партии и официальных лиц завершала это странное зрелище.