Нагиб Махфуз - Путешествие Ибн Фаттумы

• Название: Путешествие Ибн Фаттумы
• Автор: Нагиб Махфуз
• Издательство: Центр гуманитарного сотрудничества
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-903658-06-0

Пережив несчастную любовь, несправедливость и предательство на Родине, Ибн Фаттума отправляется в далекое странствие в поисках истины и счастья. Завораживающий сюжет увлекает читателя в удивительные края. Но найдет ли герой свою мечту — волшебную страну совершенства Габаль?

Роман нобелевского лауреата — египетского писателя Нагиба Махфуза — уникальный рассказ наблюдательного путешественника, потрясающий опыт познания мира…

---

Нагиб Махфуз Путешествие Ибн Фаттумы

Родина

Жизнь и смерть, сон и явь — ступени на пути ищущего духа. Он проходит их шаг за шагом, обнаруживая во всем намеки и знаки, барахтаясь в темной пучине, неистово хватаясь за каждую новую надежду, которая загадочно ему улыбается. Чего ты ищешь, путник? Какие страсти бушуют в твоей груди? Как ты сдерживаешь свои порывы и желания? Почему заходишься от восторга, как несущийся всадник? Отчего проливаешь слезы как ребенок?

Ты наблюдаешь за буйным праздничным весельем. Ты видишь меч палача, занесенный над головами. Все прекрасное и ужасное начинают, благословясь именем Бога. Твоим сознанием завладели тени магической силы — образы матери, учителя, возлюбленной и стражника. Ветер времени унес их, но имена их увенчаны бессмертием.

Как бы далеко я ни находился от дома, моя привязанность к этому месту будет обостряться, пробуждая незабываемые воспоминания, и глубоко высекать на сердце имя Родины. Всю свою жизнь я буду скучать по разлитым в воздухе ароматам, по минаретам и куполам, по прелестному лицу, озаряющему улицу, по богачам, верным власти как псы, по босым беднякам, по песням блаженных, по струнным мелодиям, по гарцующим скакунам, по деревьям и вьюнкам, по плачу горлицы, по воркованию голубок.

Моя красавица-мать, качая головой, обращается ко мне со словами:

— В этот день ты родился.

— Это в первую очередь твой день! — радостно отвечаю я. Мой отец Мухаммед аль-Инаби был весьма богатым торговцем зерном. Семеро его сыновей от первого брака стали успешными купцами. Он прожил до восьмидесяти лет, сохранив отменное здоровье. В восемьдесят встретил мою прекрасную мать, семнадцатилетнюю Фаттуму аль-Азхари — последнюю ягодку на грозди детей мясника Катаифа аль-Азхари. Она покорила сердце отца, и он взял ее в жены. Жили они в просторном доме. Отец приобрел дом на ее имя, что вызвало возмущение его прежней семьи. Мои братья посчитали этот брак незаконным, назвали его грязной сделкой и пошли искать управу на отца у судьи и знатных купцов. Однако отец, совершенно потеряв от любви рассудок, настоял на своем. По его разумению, он имел на это бесспорное право. А что касается разницы в возрасте, то это всего лишь предрассудок ограниченных людей. Отец же пил из источника своего счастья, и сердце его было спокойно.

— День твоего рождения снова напоминает им о поражении и приводит их в бешенство!

— Нет предела человеческой жадности! — часто повторял я ей.

С ранних лет я слышал приятнейшие слова, но сталкивался с ужаснейшими из поступков. Отец дал мне имя Кандиль, но братья звали меня сыном Фаттумы, отрекаясь от родства со мной и вообще ставя под сомнение честь моей матери. Отец умер раньше, чем его образ успел запечатлеться в моем сознании. Однако он оставил после себя состояние, достаточное, чтобы обеспечить нам безбедное существование до конца дней. Вражда с моими братьями прекратилась. Но сплетни и пересуды порой пугали мою мать. Поэтому она решила не пускать меня в школу, а поручить домашнее обучение шейху Магаге аль-Губейли, нашему соседу. Он учил меня Корану, хадисам, языку, арифметике, литературе, мусульманскому праву, суфизму. Шейху было около сорока, крепкий, почтенного вида, с окладистой бородой, он носил высокую чалму и красивый балахон. У шейха был острый взгляд. Низким густым голосом он растягивал слова урока, ведя его спокойно и неторопливо. Доходчивые объяснения и ласковая улыбка помогали мне понять трудные места. Мать с пользой проводила избыток свободного времени, следя за занятиями. Она слушала за ширмой, когда зимой мы перемещались в зал, и из-за проема в стене в остальное время года, когда мы занимались на мужской половине дома.

— Вижу, ты доволен своим учителем, нам повезло, — говорила она мне.

— Он — великий шейх, — с воодушевлением отвечал я.

Шейх оставлял время для обсуждений, задавал вопросы, просил меня высказывать собственные мысли — то есть относился ко мне как к взрослому. Однажды — не помню, сколько мне было тогда лет — я спросил его:

— Если ислам таков, как вы говорите, то почему на улицах полно нищих и невежд?

— Сегодня ислам загнан и заперт в стенах мечетей, — с сожалением ответил он.

Шейх говорил долго, камня на камне не оставляя от сегодняшней нашей жизни, даже Султан не избежал его гнева.

— Получается, в нас вселился дьявол, а не Божественное откровение, — сказал я.

— Поздравляю тебя с этим заключением! — одобрительно произнес он. — Мудро для твоих лет.

— Что же тогда делать, шейх?

— Ты умен, ответ придет скоро, — спокойно ответил он.

Видно было, что он опытный путешественник. Беседы о странствиях доставляли нам радость.

— Я путешествовал вместе со своим покойным отцом, который водил нас в Машрик и Магриб, — сказал шейх.

— Расскажите, учитель, что вы видели, — нетерпеливо попросил я.

Рассказ его был настолько красочным, что в моем воображении возникали далекие мусульманские страны, а Родина моя показалась мне лишь звездочкой на небосводе, усеянном светилами.

— Ничего нового в мусульманских странах ты не найдешь! — сказал он.

Я вопросительно посмотрел на него.

— У всех у них одинаковые традиции, нравы, склонности. Все они далеки от истинно мусульманского духа. А вот в южной пустыне ты откроешь новые неизведанные земли.

Он пробудил во мне огромный интерес.

— Сразу после смерти отца я в одиночку отправился в путешествие, посетил страны Машрик, Хиру и Халяб. Если бы обстоятельства сложились по-иному, дошел бы до Амана, Гуруба и Габаля. Но караван остановился у Халяба — в Амане вспыхнула гражданская война.

Он бросил на меня странный взгляд и произнес:

— Это языческие страны!

— Спаси, Господи! — воскликнул я.

— Однако ж путь туда и пребывание там совершенно безопасны для чужестранца, ведь и там нуждаются в купцах и гостях.

— Они же прокляты! — снова воскликнул я.

— Посмотреть не помешает, — спокойно ответил он.

— А что же вы сами не попытаетесь повторить это путешествие?

— Обстоятельства и семья заставили меня позабыть главную цель той поездки — страну Габаль.

— Чем же примечательна страна Габаль? — захотелось узнать мне.

— Ее часто называют чудо-страной, — сказал он, вздохнув. — Говорят, нет ничего совершеннее.

— Наверняка многие путешественники писали о ней.

— Ни разу в жизни я не встречал человека, побывавшего там, не обнаружил ни книги, ни заметки о ней, — ответил он с долей сожаления.

— Невероятно, не могу поверить… — произнес я растерянно.

— Тайна, покрытая мраком… — грустно заключил он.

Как любая тайна, она притягивала меня, увлекала в неизвестность, разжигая воображение. Всякий раз, сталкиваясь с недобрым словом или подлым делом, дух мой устремлялся в страну Габаль.

Шейх Магага аль-Губейли продолжал просвещать мои разум и душу, рассеивая вокруг меня мрак и направляя мои желания ко всему самому благородному на свете. Мать день ото дня все больше радовалась моим успехам, привнося в мое воспитание свою любовь и красоту. Она была среднего роста, изящно сложена, а ее кожа сияла прозрачной белизной. Она не скрывала восхищения моей красивой внешностью, но с такой же откровенностью сказала как-то:

— Твои слова часто беспокоят меня!

Я спросил ее о причине, и она ответила:

— Ты видишь только уродливую сторону жизни!

Она не могла опровергнуть мои слова или найти в них преувеличение, но объясняла свою веру так:

— Все создал Бог, и во всем есть мудрость Создателя.

— Я ненавижу невежество и бедность!

Она настаивала:

— Бог требует от нас принимать все с благодарностью.

Я предложил шейху обсудить эту тему. Его позиция была абсолютно ясна — он верил в силу разума и свободу выбора. Однако тихо прошептал мне на ухо:

— Постарайся не волновать мать.

Этому совету я и следовал, движимый большой любовью к ней. И давалось мне это легко — наивность матери была равна ее красоте. А между тем время, отведенное образованию и воспитанию, приблизило меня к концу юности. Небо разразилось дождем, и пролился свет, открывший мне новые горизонты. Шейх Магага аль-Губейли спросил меня:

— Чем ты намерен заниматься в этой жизни, которая только в труде обретает смысл?

* * *

Я стал по-новому смотреть на Халиму Адли аль-Тантави. В детстве я подолгу наблюдал, как она обычно вела своего отца — слепого чтеца Корана. В том же квартале, где стоял наш дом, сияющий, как дворец, находилось их маленькое жилище. Мое внимание главным образом было приковано к ее отцу: худосочному, с закрытыми глазами, с крупным носом, покрытым оспой. Он вызывал во мне и сочувствие, и восхищение. Мне нравился его голос, когда он у дверей своего дома призывал на молитву, делая это по собственной инициативе. В эти напряженные дни я обратил внимание и на девушку, словно заново открыв ее для себя.