Андрей Добрынин - Смерть говорит по-русски (Твой личный номер)

• Название: Смерть говорит по-русски (Твой личный номер)
• Автор: Андрей Добрынин
• Жанр: Современная проза

 Это было его призванием, и он отлично справлялся с заданиями вне зависимости от собственных убеждений, признавая единственный принцип при выборе очередного места работы - размер предполагаемого гонорара. Коллеги знали его по татуировке на руке - личному номеру. Но однажды его, опытного бойца, киллера- профессионала, подставил старый приятель, крутой мафиози. Виктор Корсаков, американец русского происхождения, умел хорошо воевать. Отныне вся жизнь Корсакова направлена на месть. Готовя операцию против своего врага, он сталкивается с ошеломляющим фактом: на сей раз его цель совпала с интересами российских спецслужб.

Новое издание романа "Твой личный номер"

---

Корсаков наскоро оделся, вышел в коридор и направился в комнату отдыха, где должны были оборудовать бар. Поддавшись неясному побуждению, он сделал крюк и спустился по дальней лестнице, чтобы пройти мимо медпункта. По коридору первого этажа Корсаков двигался бесшумно и в приоткрытую дверь увидел давешнюю девушку, так резво выскочившую из его номера. Он прислонился к дверному косяку и, стоя в небрежной позе покорителя сердец, стал наблюдать за тем, как девушка, не видя его, распаковывает коробки с лекарствами и раскладывает упаковки по ящичкам аптекарского шкафа. После нескольких минут пристального созерцания он сделал вывод, что даже уродливо сшитое платье не может скрыть наличия по-настоящему хорошей фигуры. «Истинная стать всегда себя покажет», — глубокомысленно заключил Корсаков и уже открыл рот, готовясь тактично кашлянуть, как вдруг девушка повернулась и увидела его. Испуганно ахнув, она выронила коробку с упаковками каких-то ампул, но у самого пола ловко ее подхватила. В бар хатных черных глазах девушки читались удивление и робость, однако Корсаков готов был поклясться, что уловил в этих глазах вспышку лукавства и женского торжества. «Эге! Похоже, в этом омуте черти водятся», — подумал он и заявил:

— Извиняюсь за беспокойство, но что-то мне нездоровится.

Она ответила тоже по-английски, с трудом подбирая слова:

— Врача сейчас нет, он уехал в Мешхед за лекарствами. А что случилось?

Корсаков болезненно сморщился и ответил уже на фарси, поглаживая себя по животу:

— Что-то не то... Что-то мне не по себе... По правде говоря, я ужасно страдаю, но признаюсь в этом только вам, как врачу. Вообще-то я все переношу очень мужественно — Аллах укрепил мои силы.

   — Но я не врач, — возразила девушка. — Я всего лишь медсестра.

— Не верю! — с пафосом воскликнул Корсаков. — В ваших глазах я вижу великую мудрость. Я ставлю вас выше любого врача!..

Девушка хотела что-то возразить, но Корсаков упрямо продолжал:

— Я вижу, что вы мудры, как Айша, могучи, как Фатима...

Девушка не выдержала и рассмеялась. С трудом овладев собой, она строго произнесла, хотя в глазах ее плясал смех:

— Зачем вы мне все это говорите? Лучше скажите, что у вас болит, вы ведь пришли за помощью.

— Душа болит, — заявил Корсаков. — Душа и сердце. Я ужасно одинок в этой жизни, но свое одиночество я почувствовал только сейчас, когда увидел вас. Теперь я всегда буду страдать, когда вас не будет рядом со мною.

— Мне не подобает слушать такие речи, — сердито сказала девушка. — Почему вы решили, что со мной можно так себя вести?

— Да, я виноват, — смиренно потупился Корсаков. — Я знаю, что оскорбляю вашу скромность, но у меня нет другого выхода. Кто знает, где я окажусь завтра? Потому-то я и дерзнул заговорить с вами. Я бы никогда себя не простил, если бы не сделал этого.

— Но ведь вы меня впервые видите! Да и я вас совсем не знаю, — возразила девушка.

— Ну, во-первых, я уже видел вас сегодня в своем номере. Очень вам благодарен за порядок, который вы там навели, хоть это и не входит в ваши обязанности. Во-вторых, простите меня, ради Аллаха, за то, что сразу не представился. Меня зовут Винсент Келли, я родом из Ирландии, хотя живу по большей части в Америке.

— А здесь вы чем занимаетесь? — поинтересовалась девушка.

— Помогаю строить фабрику, я ведь инженер, — не моргнув глазом соврал Корсаков. — Но вы не сказали, как вас зовут.

— Рипсимэ, — после секундного колебания ответила девушка.

— Рипсимэ? Никогда раньше не слышал такого имени, — поднял брови Корсаков. — Оно христианское или мусульманское?

— Разве мусульманка стала бы здесь работать? — вопросом на вопрос ответила Рипсимэ. — Я армянка, и имя у меня армянское. Была такая святая — Рипсимэ, она распространяла христианство в Армении.

— Как же вы очутились в этих краях? — спросил Корсаков. — Ведь отсюда до Армении неблизкий путь.

— В XVIII веке персидский шах переселил армян в Персию, — объяснила Рипсимэ. — С тех пор мои предки живут в этой стране. В Мешхеде поселился мой дед — он перебрался сюда из Тебриза после армянского погрома, еще до войны. Здесь, в маленьком городке, жить спокойнее.

— Но уж не веселее, — заметил Корсаков.

— Я училась в медицинском училище в Мешхеде, — продолжала Рипсимэ. — Шла война, требовалось много медсестер. Мешхед — город большой, но веселиться было некогда — учиться приходилось изо всех сил. Нас хотели выпустить поскорее, потому что с фронта поступало очень много раненых. Мы и английский немножко учили, чтобы читать аннотации к лекарствам. А откуда вы так хорошо знаете фарси?

— Работал когда-то в этих краях, — туманно пояснил Корсаков.

— В Афганистане? — уточнила Рипсимэ.

— Да, — с удивлением в голосе ответил Корсаков. — Как вы догадались?

— Я знаю, что вы сказали мне неправду, — объяснила Рипсимэ. — Вы вовсе не инженер — вы и ваши товарищи приехали сюда воевать. Поэтому я подумала, что вы могли бывать и в Афганистане, ведь там тоже война и тоже говорят на фарси. Мне кажется, именно там вы стали интересоваться исламом.

— Почему вы думаете, что я интересуюсь исламом? — еще больше удивился Корсаков.

— Если бы вы не знали ислама, вы не знали бы, кто такие Айша и Фатима, — ответила Рипсимэ.

— Что ж, правильно, — улыбаясь, кивнул Корсаков. — Действительно, мне было очень любопытно узнать, чем живут люди здесь, на Востоке. В Европе и в Америке об этом почти никто не знает. Мне хотелось понять мусульманский мир, ведь он составляет, наверное, треть человечества.

— Ну что ж, кое-что вам удалось, вы говорите на фарси вполне прилично-, — тоном знатока сказала Рипсимэ. — Неужели вы изучили его в Америке?

— Представьте, да, — ответил Корсаков. — Должен похвастаться: не только фарси, но и арабский, и турецкий, и немножко урду. Выяснилось, что у меня врожденная способность к изучению языков. Я никогда не был особенно трудолюбив, но с языками мне помогал сам господь бог... или аллах. В Америке Восток и восточные языки преподают во многих университетах, так что удивляетесь вы напрасно. И ученые в Америке живут из самых разных стран, поэтому арабскую культуру может преподавать араб, иранскую — иранец и так далее.

— А с армянским языком вам случайно не пришлось познакомиться? — спросила Рипсимэ. — Ведь наша культура — одна из древнейших в мире.

— Знаю, но не пришлось, — развел руками Корсаков. — Есть предел силам человека. Хотя в Нью-Йорке, в том районе, где я жил, было немало армян.

— Да, армяне есть везде, — со вздохом произнесла Рипсимэ и умолкла. Корсаков подождал, не скажет ли она еще чего-нибудь, после чего сообщил:

— А как было бы хорошо — изучить основы армянского языка в свободное время! Такой пробел в образовании можно было бы заполнить! Не хотите стать моим преподавателем? Увидите, я очень способный ученик.

— Но почему именно я? — лукаво спросила Рипсимэ. — Я могу подыскать вам человека и старше, и опытней, — человека, которому уже приходилось преподавать языки. Хотите?

— Не хочу, — покачал головой Корсаков. — Дело в том, что, когда вы смотрите на меня, мне хочется быть совершенством, мне хочется знать все. А какое это великое счастье — говорить с вами на вашем родном языке! Может, таким образом я стану вам ближе...

Рипсимэ улыбнулась, но ответить не успела — в коридоре послышались тяжелые шаги. Корсаков, приблизившийся мало-помалу к девушке почти вплотную, отступил к двери, оглянулся и увидел мрачного небритого здоровяка-повара. Тот стоял, уперев руки в боки, и испытующе смотрел на Рипсимэ. Девушка вспыхнула и отвернулась к столу, на котором громоздились коробки с лекарствами, однако продолжать работу, прерванную появлением Корсакова, ей было непросто — у нее все валилось из рук. «Вот чистая душа! — порадовался Корсаков. — Какая-нибудь европейская сучка выпроводит из дому любовника, через пять минут встречает мужа и даже не покраснеет». Угрюмец-повар явно не собирался уходить, и Корсаков со вздохом произнес:

— Что ж, спасибо за помощь. Как-нибудь на днях зайду сообщить, как идет лечение.

Повернувшись к повару, он сказал ему повелительным тоном:

— Пройдемте-ка  в   бар,   уважаемый,   мне   там кое-что нужно. И нечего смотреть на девушку волком: она — сама скромность.

— Слушаю, господин, — с легким поклоном отозвался повар, пропустил Корсакова вперед и за его спиной что-то резко произнес по-армянски. Корсаков оглянулся и увидел, что Рипсимэ стоит у стола, низко опустив голову, и, как ему показалось, собирается заплакать. «Да, зря Абу Нувас писал о податливых христианках, — подумал он. — Здесь и у христиан нравы суровые». Бросив внимательный взгляд на темное щетинистое лицо повара, он неожиданно заметил в нем парадоксальное сходство с нежным личиком Рипсимэ. «Ну конечно же, это ее отец! — догадался он. — Какой ужасный тиран! Борьба с ним будет нелегкой... Ну да ладно, мы еще посмотрим, кто кого». Они дошли до комнаты отдыха, где повар зашел за стойку наспех устроенного бара.