Андрей Добрынин - Смерть говорит по-русски (Твой личный номер)

• Название: Смерть говорит по-русски (Твой личный номер)
• Автор: Андрей Добрынин
• Жанр: Современная проза

 Это было его призванием, и он отлично справлялся с заданиями вне зависимости от собственных убеждений, признавая единственный принцип при выборе очередного места работы - размер предполагаемого гонорара. Коллеги знали его по татуировке на руке - личному номеру. Но однажды его, опытного бойца, киллера- профессионала, подставил старый приятель, крутой мафиози. Виктор Корсаков, американец русского происхождения, умел хорошо воевать. Отныне вся жизнь Корсакова направлена на месть. Готовя операцию против своего врага, он сталкивается с ошеломляющим фактом: на сей раз его цель совпала с интересами российских спецслужб.

Новое издание романа "Твой личный номер"

---

Избалованные европейские дамы, несомненно, ужаснулись бы, взглянув на безукоризненно чистые платье и белье Рипсимэ — такую одежду в Европе носили, должно быть, лет триста назад, да и то простолюдинки. Однако, взглянув на обнаженную Рипсимэ, любая европейская богачка отдала бы все свои самые изысканные туалеты и самые дорогие украшения хотя бы за одно из достоинств робкой христианской девушки из безвестного восточного захолустья: за безукоризненную пропорциональность ее фигуры, за ее упругую золотистую кожу, словно светящуюся изнутри, за полную высокую грудь, за крошечные округлые ступни../ Зеркало на стене душевой было слишком маленьким для того, чтобы Рип-симэ могла увидеть себя с головы до пят, однако оно позволяло ободряюще улыбнуться собственному отражению. Полные, красиво очерченные губы разомкнулись, открыв сияние ровных жемчужных зубов, бархатные черные глаза лукаво прищурились, и Рипсимэ неожиданно показала себе язык. Взбодрившись после контрастного душа, она решила, что унывать не стоит — неужели такая девушка, как она, не сможет заставить события подчиниться своей воле? «Все будет так, как я захочу», — подумала Рипсимэ. Она наливала себе в чашечку кофе из кофеварки, когда с улицы донесся шум моторов. Посмотрев в окно, она увидела, как в облаках пыли подъезжают джипы: впереди четыре военных, а в конце — «Тойота», на которой обычно приезжал на фабрику врач. Видимо, машины встретились на дороге и продолжили путь вместе. Военные джипы, обогнув здание, скрылись из виду, направляясь в гараж. Рипсимэ успела сосчитать сидевших в них вооруженных людей в запыленной камуфляжной форме и в темных очках: при выезде их было семеро, а теперь стало на одного меньше. Сердце Рипсимэ сначала замерло в груди, сдавленное испугом, затем бешено заколотилось, но тут она увидела, как из «Тойоты», остановившейся у входа в здание, выскочил шофер, обежал машину, открыл переднюю дверцу и засуетился, помогая выбраться наружу человеку с перевязанной ногой. Рипсимэ узнала Корсакова и вскрикнула от радости: во-первых, оттого, что он жив, а во-вторых, ему явно предстояло теперь совершенно легально пребывать некоторое время под ее опекой, и даже отец против этого не сможет ничего возразить. Правда, в следующее мгновение Рипсимэ устыдилась столь эгоистических мыслей, подумав о том, что раненому, конечно же, очень больно, и, чего доброго, он теперь навсегда останется хромым. Поддерживаемый с двух сторон шофером и врачом, Корсаков заковылял ко входу в здание, а Рипсимэ бросилась им навстречу. Увидев девушку в коридоре, врач повелительным жестом отправил ее обратно в медпункт:

— Готовьте инструменты, сейчас будем удалять пулю.

Корсаков улыбнулся и произнес ей вслед:

— Не жалейте наркоза, я ужасно боюсь.

Рипсимэ унеслась в операционную, но на бегу успела с улыбкой оглянуться, и у Корсакова в груди сразу разлилось блаженное тепло, а тянущая боль в бедре перестала раздражать. Врач по-английски лаконично приказал ему раздеться, и Корсаков неожиданно для самого себя испытал мучительную неловкость. Его замешательство врач истолковал по-своему, решив, что пациенту не по себе от усталости и потери крови. Он усадил Корсакова на кушетку и кивнул на него Рипсимэ:

— Помоги ему раздеться, быстро!

— Нет-нет, я сам! — испуганно вскрикнул Корсаков и вдруг почувствовал, что стремительно летит куда-то вправо. Он успел ощутить тупой удар — очевидно, о кушетку, на которую он рухнул, потеряв сознание. Его падение сопровождалось равнодушной репликой врача:

— Что смотришь — снимай с него штаны. Корсаков пришел в себя уже в палате изолятора

при медпункте. Тупая боль пульсировала в его правом виске, бедро сдавливала профессионально сдеданная тугая повязка. Во рту было сухо, хотелось пить, и потому 6н искренне обрадовался, когда в коридоре послышался шум, смех и в палату, оттеснив пытавшуюся помешать Рипсимэ, ввалились «близнецы», успевшие уже переодеться в джинсы и клетчатые рубашки и хорошенько выпить. К груди каждый прижимал по нескольку упаковок с разными соками.

— Ну вот, я же говорил, что ему давно пора проснуться! — обрадованно завопил Байтлих. — Винс, извини, но эта красоточка стережет тебя, как лев: сначала вообще не хотела нас пускать, а потом отобрала у нас всю выпивку, которую мы несли для тебя. Что ему сделается от пары стаканчиков? — обратился он к Рипсимэ, гневно взиравшей с порога на вторжение.

— Да что вы в этом понимаете! — воскликнула та. — Он только что свалился без сознания! А кроме того, спиртное и наркоз несовместимы!

— Какая она хорошенькая, когда сердится! — заметил Томас. — Ишь как ноздри раздуваются — как у породистой кобылки. И по-английски болтает неплохо. А как о тебе заботится, Винс! По-моему, она к тебе неравнодушна.

Краска бросилась в лицо Рипсимэ. Она заявила мужественно, хотя и дрогнувшим голосом:

— Я уйду, только если вы поклянетесь мне, что не дадите ему пить — то есть ничего, кроме сока. И, конечно, если вы не будете курить в палате.

— Клянемся! — в один голос воскликнули «близнецы» и принялись наперебой открывать упаковки с соками. Рипсимэ удалилась, демонстративно оставив дверь открытой. Байтлих задумчиво произнес:

— Да, хорошенькая... А баб тут днем с огнем не сыщешь...

— Ты это брось, — прервал Корсаков ход его мыслей. — Это моя сиделка.

— Ладно, ладно, Винс, я пошутил, — поднял руки

Байтлих. — Я же не слепой — вижу, что у тебя есть шансы. Никогда не переходить дорогу товарищу —

вот мое железное правило.....

-г Ну ладно, ребята, хватит болтать, давайте бутылку. Клятвы клятвами, а выпить все-таки нужно.

«Близнецы» переглянулись и дружно расхохотались. Байтлих полез за пазуху и вытащил заткнутую за ремень плоскую бутылку с бренди. Он щедро плеснул Корсакову в стакан, стоявший на тумбочке, а в качестве закуски отсек ножом угол у пакета с апельсиновым соком.

— Выпей, Винс, сам за свое здоровье, а потом и мы выпьем за то же, — непривычно серьезным тоном произнес он. — Мы с Карстеном, да и все другие тоже, очень рады иметь такого товарища, как ты. Без тебя нам пришлось бы очень трудно. Будь уверен: что бы ни случилось, мы всегда тебя выручим.

— Спасибо, ребята, — лаконично произнес Корсаков и опрокинул бренди в рот. Ему хотелось сократить визит «близнецов», так как он боялся, что их потянет на воспоминания о совместных походах, а он не был склонен сейчас что-либо вспоминать, и меньше всего — подвиги «близнецов» в кишлаке Адам-хана. Не желая обижать гостей, Корсаков довольно удачно притворился, будто впадает в дремоту, и они мало-помалу притихли, посовещались и на цыпочках вышли из палаты.

Сразу после их ухода в палату ворвалась Рипси-мэ, словно ожидавшая этого момента в коридоре, потянула носом воздух и заявила обвиняющим тоном:

— Вы пили с ними спиртное! Не смейте кивать на сок — я чувствую запах! Как вы могли — ведь вы же дали слово!

— Я? Ничего подобного, — возразил Корсаков. — Это они дали слово, они же его и нарушили. То ли дело я — человек воистину строгих правил... — И Корсаков попытался ухватить Рипсимэ за талию. Однако та ловко отпрянула к двери, так что Корсаков, потеряв равновесие, едва не свалился на пол.

— Видно, правильно говорил о вас мой отец, — находясь на почтительном расстоянии, тем же прокурорским тоном произнесла Рипсимэ. — Вы не способны почтительно относиться к женщине, уважать ее. Вам нужно только использовать ее и потом отшвырнуть, как ненужную ветошь...

— Но я вовсе не хотел вас отшвыривать — боже сохрани! — возразил Корсаков. — Наоборот, я хотел прижать вас к своему сердцу, которое болит от одиночества. Простите, если мое поведение показалось вам слишком дерзким, — на самом деле оно является только знаком искреннего дружелюбия. У нас, если мужчина не попытается обнять и поцеловать жен щину, с которой он знаком уже несколько дней, то женщина думает, что он ее не только не любит, но и не уважает. Мне легче умереть, чем допустить, чтобы вы так подумали обо мне. Еще раз прошу у вас прощения и обязуюсь впредь не повторять своих ошибок. Умоляю, скажите, что вы меня простили!

— У вас на теле столько шрамов... — задумчиво произнесла Рипсимэ после паузы, не ответив на мольбу о прощении. — Я знаю, это все следы ранений. Почему вы стали заниматься таким опасным ремеслом?

— Судьба, — лаконично ответил Корсаков.

— А что это у вас за номер на руке?

— Личный армейский номер. Выколол на память.

И Корсаков спросил, меняя тему разговора:

— Можно, я буду называть вас Ритой? Ваше имя для меня слишком непривычно, мне трудно его выговаривать,   но   очень  хочется   называть  вас   каким-нибудь красивым именем. Рита — это красивое имя, можете мне поверить, и его вполне можно считать уменьшительным от Рипсимэ.

— Рита... — повторила Рипсимэ. — Действительно красивое имя. Очень короткое — его, конечно, удобнее произносить, чем мое. Мне кажется, «Рита» — это уменьшительное от имени «Маргарита».