Сохейр Хашогги - Мираж

• Название: Мираж
• Автор: Сохейр Хашогги
• Издательство: ACT-ЛТД
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-15-000579-7

Кто бы мог предположить, что популярная американская писательница-психолог — вовсе не та, за кого себя выдает? Что в действительности она — принцесса Амира, рожденная в далекой стране Востока, с детства заточенная в золотую клетку, но не пожелавшая быть игрушкой в руках знатного негодяя-мужа и совершившая отчаянно храбрый побег? Вот уже много лет, как Амире приходится опасаться за свою жизнь — ведь наемные убийцы, посланные ее супругом, буквально следуют за нею по пятам, и смертельный удар может быть нанесен в любую минуту.

---

Потом пришла ошеломляющая новость из восточной Анатолии. Поначалу Али поверил в гибель Амиры и Карима. Ненависть к жене смешалась с горем по поводу смерти Карима.

Однако железным правилом Али было никому не доверять. В деле было много нестыковок, заставлявших сомневаться в том, что лежало на поверхности. Али послал в Турцию своего человека, и тот доложил, что в Анатолии побывал Малик.

Для Али с этого момента существовало две возможности объяснить происшедшее. Первая: в плане Малика что-то сорвалось, и он приехал в Турцию, чтобы на месте разобраться, в чем дело. Вторая: план удался на все сто процентов. Труп врача был своего рода дымовой завесой, приезд Малика тоже был маскировкой.

Если справедливо первое, то Амира и Карим наверняка мертвы. Если второе, то столь же наверняка живы. В любом случае Малик ответит за все. В нужный день и час Али свершит свою месть.

Он поклялся в этом себе и Аллаху.

Другая женщина

Амира следила за развитием событий по газетам и телевидению. Прессе понадобилось всего несколько дней, чтобы перестать связывать ее имя с женщиной, якобы пропавшей в катастрофе, постигшей Филиппа. Обозреватели дружно принялись обсуждать возможные причины ее таинственного исчезновения. Брались многочисленные интервью у Малика, Али, Омара и даже у Фарида. Событие привлекло к себе не меньшее внимание, чем исчезновение несколько лет назад в Новой Гвинее одного из членов семьи Рокфеллеров.

Амире оставалось только радоваться, что она сбежала из страны, в которой религия отрицательно относилась к фотографии. В теленовостях и газетах появлялся один и тот же не отличающийся высоким качеством свадебный снимок, где она была в профиль. Узнать по нему Амиру было совсем непросто. Единственный портрет Карима запечатлел малыша еще в колыбели. Но дело было даже не в этом: женщина и ее сын находились в таком месте, куда не могли проникнуть вездесущие репортеры. Более того, теперь ни один репортер был бы не в состоянии узнать Амиру.

Этим спасительным местом стал Санли. В старинном замке располагалась лечебница для женщин, выздоравливавших после косметических операций и нуждавшихся в строгом соблюдении врачебной тайны. Кроме того, в первые дни после хирургического вмешательства Амира выглядела не лучше, чем после памятного избиения мужем.

Хирург перед операцией объяснил, что главное не полное изменение внешности, которого не следует добиваться, даже если бы это было возможно. Во-первых, все считают ее погибшей. Во-вторых, и это главное, узнаваемость определяется одной-двумя чертами, которые являются ключевыми и которые следует изменить.

Прежде всего нуждался в коррекции нос, изуродованный кулаком Али. Хирург пообещал также слегка изменить разрез глаз и порекомендовал контактные линзы, превратившие карие глаза Амиры в темно-зеленые. Кроме того, со лба у нее был убран шрам.

На словах все было просто и несложно, на деле же после операции Амира выглядела, как жертва авиакатастрофы. Однако через неделю, когда спал отек и рассосались синяки, Амира увидела в зеркале лицо новой женщины — узнаваемой, но совершенно незнакомой.

Через две недели хирург самолично сфотографировал Амиру, а еще через два дня она стала обладательницей нового французского паспорта, где значилось, что изображенную на фото женщину зовут Дженна Соррел. Карим сохранил свое имя, таково было желание Дженны вопреки совету хирурга. Это было единственное, что обсуждалось открыто. О Филиппе было сказано только, что это был прекрасный человек и чудесный друг, при этом имя Рошона не упоминалось и ни разу не было произнесено.

Спустя месяц после своего прибытия во Францию Амира — Дженна поднялась на борт сухогруза, следовавшего из Гавра в Новый Орлеан. Такой способ передвижения был выбран ради последней предосторожности: на корабле Дженну было практически невозможно обнаружить.

Плавание стало для Дженны серьезным испытанием. Будучи единственной женщиной на судне, она чувствовала себя так, словно ее голую выставили на всеобщее обозрение. Капитан, пожилой, относившийся к Дженне по-отечески грек, видимо, оценил положение и отдал соответствующий приказ. После этого члены команды перестали открыто рассматривать женщину, но Дженна продолжала, естественно, ловить на себе взгляды, брошенные исподволь, значение которых было однозначным. Но в конце концов это всего-навсего немного стесняло. Гораздо хуже было все нараставшее чувство вины перед Филиппом, который пошел ради нее на столь тяжелую жертву. А ведь на свете существовал еще и Малик. Сейчас он, должно быть, сильно горюет, смирившись со смертью любимой сестры. Может быть, стоит сообщить ему, что она жива? Послать хотя бы короткую весточку? Нет. Пока пусть он лучше ничего не знает.

В Новом Орлеане Дженна прежде всего заполнила анкету о предоставлении ей статуса иностранного студента, затем нашла отель для матерей с детьми. Покончив с этими делами, она отправилась искать ювелира. Город не соответствовал ее представлению об Америке, во всяком случае, о той Америке, какую показывали в «Далласе». Новый Орлеан был городом скорее средиземноморским, очень похожим на Марсель.

Она трижды прошла мимо ювелирной лавки на Ройял-стрит, прежде чем решилась войти. На вывеске красовалось еврейская фамилия, сразу пробудившая в Дженне всосанные с молоком матери предрассудки. Но вопреки всему магазин ей понравился. Ювелир сдвинул на лоб лупу и поднялся из-за стола навстречу Дженне.

— Я хочу продать несколько камней, — без обиняков сказала она, достав из сумочки драгоценности, и положила их на прилавок.

Старик несколько мгновений пристально рассматривал сверкающее богатство, затем заговорил:

— Какое качество! Это настоящая красота, знаете ли. Могу я узнать, как вас зовут, мадам?

— Соррел. Так, а я Харви Ротштейн. Рад познакомиться. У вас французская фамилия?

— Да, я вышла замуж во Франции.

— Понимаю, понимаю. Ну что ж, мадам Соррел. — С этими словами он надвинул лупу на правый глаз и внимательно стал изучать камни, то и дело прищелкивая языком от восторга. Через некоторое время он наконец нарушил молчание. — Я куплю их, если даже для этого мне придется залезть в долги.

Ювелир назвал сумму, которая показалась Амире непомерно низкой. Она начала торговаться. Ротштейн поднял цену, но ненамного.

— Вы нигде не получите больше, — убежденно сказал торговец.

Вид этого человека, его искреннее восхищение камнями внушили Амире доверие к ювелиру. Она почувствовала, что человек говорит правду.

— Хорошо, я согласна.

— Приходите завтра утром, мне надо получить в банке нужную сумму наличными. — Он еще раз взглянул на драгоценности. — Мадам… Соррел, вы должны понимать, что я предлагаю вам только часть истинной стоимости этих вещиц. Ну, во-первых, я должен получить доход, а во-вторых… здесь имеется определенный риск. Но этот камень я не возьму. — Он отодвинул в сторону кроваво-красный рубин. — Он один стоит дороже, чем вся предложенная вам сумма. Я узнал этот камень, и его узнает всякий уважающий себя ювелир. Храните его у себя, спрячьте. Простите меня, но я могу предсказать, что и для вас настанут лучшие времена, тогда вы сможете носить его открыто.

На следующий день Дженна улетела в Нью-Йорк, где пересела на самолет до Бостона. Там по рекомендации Мориса Шеверни она прошла собеседование и тестирование, после чего была зачислена студенткой в Гарвардский университет по специальности «психология».

Часть шестая

Стопроцентный американский мальчик

— Что произошло? — строго спросила Дженна Соррел.

— Ничего, — не слишком убедительно ответил Карим, под его левым глазом расплылся внушительный синяк, под носом виднелась полоска засохшей крови.

— Говорите правду, молодой человек.

— Я подрался, понятно?

Дженна услышала в голосе сына стыд, смешанный с гордостью. «Ему же десять лет», — напомнила она себе.

— Нет, мне не все понятно. Что же все-таки произошло? Джош Чендлер?

Кажется, половина одноклассников Карима носила имя Джош, но Дженна припомнила, что ее сын постоянно не ладил именно с юным Чендлером.

— Да.

— И как же он тебя называл?

— Ну… он просто обзывался.

Дженна вспомнила оскорбления, которые приходилось выслушивать в Гарварде студентам, выходцам с Ближнего Востока, особенно когда разразился кризис в Иране. Имя ее сына и его кожа цвета кофе с молоком вызывали точно такую же жестокость среди его одноклассников.

— Это еще не повод для драки, надеюсь, ты понимаешь?

Карим молча кивнул. Он был готов расплакаться.

— Твой отец всегда говорил, что дерется только тот, кто боится, как бы его не назвали трусом. Он говорил еще, что настоящее мужество состоит в умении избежать драки. А он был храбрым человеком.