Говард Лавкрафт - Зов Ктулху

• Название: Зов Ктулху
• Автор: Говард Лавкрафт
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-42358-3

Третий том полного собрания сочинений мастера литературы ужасов — писателя, не опубликовавшего при жизни ни одной книги, но ставшего маяком и ориентиром целого жанра, кумиром как широких читательских масс, так и рафинированных интеллектуалов, неиссякаемым источником вдохновения для кинематографистов. Сам Борхес восхищался его рассказами, в которых место человека — на далекой периферии вселенской схемы вещей, а силы надмирные вселяют в души неосторожных священный ужас.

Все произведения публикуются либо в новых переводах, либо в новой, тщательно выверенной редакции, — а некоторые и впервые; кроме рассказов и повестей, том включает монументальное исследование "Сверхъестественный ужас в литературе" и даже цикл сонетов. Эта книга должна стать настольной у каждого любителя жанра, у всех ценителей современной литературы!

---

Скорбящая вдова поведала мне, что по возвращении на родину он прожил совсем недолго — все приключившееся с ним тогда в море сломило его дух. Ей он рассказал не больше того, что и всем прочим, однако после него осталась толстая тетрадь, заполненная, как он ей объяснил, «чисто техническими записями». Тетрадь была исписана по-английски, чтобы, как можно было догадаться, ее не прочел из праздного любопытства кто-нибудь из домашних. Однажды, когда Йохансен не спеша шел по узкому проулку близ Гетеборгского дока, из чердачного окна вывалилась тяжелая кипа газет и угодила ему в голову. Двое матросов-индийцев сразу подбежали к нему и помогли подняться на ноги, но, прежде чем прибыла карета «скорой помощи», он был уже мертв. Не обнаружив видимых причин смерти, врачи объяснили ее внезапным сердечным приступом и общим ослаблением организма.

При этих словах меня пронзил темный, неизъяснимый ужас, от которого мне уже не избавиться до тех пор, пока я не умру — неважно, естественным ли образом или в результате «несчастного случая». Убедив вдову, что я имею самое непосредственное отношение к «техническим записям» ее мужа и, таким образом, имею на них полное право, я взял тетрадь с собой и, устроившись в шезлонге на палубе следующего в Лондон парохода, углубился в чтение. То было бесхитростное и довольно бессвязное повествование — наивная попытка простого моряка написать задним числом нечто вроде дневника, при этом стараясь как можно точнее, день за днем, воспроизвести свое ужасное плавание. Я не берусь пересказывать его подробно, во всей его туманности и многословии, но суть дела постараюсь изложить достаточно связно — хотя бы для того, чтобы объяснить, почему вдруг привычный плеск воды за бортом показался мне настолько непереносимым, что я вынужден был заткнуть уши ватой.

Йохансен, благодарение Господу, не знал всего того, что знаю я, — пусть ему и довелось увидеть своими собственными глазами и зловещий город, и обретающее в нем чудовищное существо. Мне же до конца жизни не суждено больше заснуть спокойным сном, ибо я ни на секунду не могу позабыть об угрозе, затаившейся вне нашей повседневной жизни, вне привычных нам времени и пространства, — об ужасных богомерзких монстрах, что пришли с древних звезд и теперь дремлют под толщей океанских вод, свято чтимые приверженцами кошмарного культа, которые внимают идущему из-под земли зову и ждут, когда новое землетрясение поднимет к солнцу грозящий гибелью всему человечеству каменный город и настанет пора выпустить в мир их жестоких богов.

Плавание Йохансена, как он и сообщил в адмиралтейском суде, началось 20 февраля, когда «Эмма» без груза на борту вышла из Окленда, чтобы вскоре испытать на себе всю мощь вызванного землетрясением шторма. После того как судно снова стало слушаться руля, плавание было продолжено, а 22 марта «Эмма» была атакована пиратской яхтой «Алерт». Читая эту скорбную исповедь, я не мог не прочувствовать всю горечь, которую испытывал помощник капитана, описывая расстрел и потопление своей шхуны. О темнокожих бестиях с «Алерта» он говорит не иначе как с суеверным страхом. От них веяло чем-то непереносимо отвратительным, а потому уничтожение этого сброда экипаж «Эммы» счел для себя едва ли не священным долгом. Йохансен с простодушным удивлением вспоминает обвинение в жестокости, выдвинутое против его команды расследовавшими дело морскими чиновниками. Так или иначе, захватив вражескую яхту, матросы под командой Йохансена продолжили плавание прежним курсом, увлекаемые вперед самым обыкновенным любопытством. В районе 47°09′ южной широты и 126°43′ восточной долготы они увидели прямо перед собой вздымающийся из океана гигантский каменный монолит и некоторое время плыли вдоль окруженной накипью из грязи, ила и водорослей циклопической стены, которая — как я понимал — не могла быть ничем иным, как осязаемым воплощением наивысшего земного ужаса, кошмарным городом-трупом Р'льехом, построенным в неизмеримо далекие доисторические времена отвратительными существами, прибывшими на Землю откуда-то с темных звезд. Здесь покоится великий Ктулху со своими неисчислимыми ордами, которые из гробниц и посылают наверх, преданным приспешникам, мысли-сновидения, повелевающие способствовать их освобождению, возврату к жизни и к былому господству. Ни о чем подобном Йохансен, конечно, и не подозревал, но ему вполне хватило и того, что он увидел!

Я полагаю, что на самом деле из океана поднялась лишь самая верхушка горы — главной цитадели подводного города, увенчанной чудовищной каменной гробницей, где был погребен великий Ктулху. Когда я пытаюсь представить себе истинные масштабы того, что до поры милосердно скрывают от нас глубины моря и суши, мне хочется немедленно перерезать себе горло. Я нисколько не сомневаюсь в том, что и Йохансен, и его люди были потрясены космическим величием этого сочащегося влагой Вавилона древних дьяволов и без всякой подсказки догадались о его внеземном происхождении. Ужас перед необъятными размерами позеленевшей каменной громады, перед головокружительной высотой покрытого резным орнаментом монолита, перед поразительным родством всего увиденного с идолом, найденным в каюте яхты, сквозит в каждой строке, выведенной рукой помощника капитана.

Не имея, как мне думается, ни малейшего представления о футуризме, Йохансен удивительным образом приближается к постижению его сути, когда рассказывает о найденном им чудовищном городе; не видя возможности конкретно описать его структуру, он пытается передать лишь самое общее впечатление от «неправильных углов» и испещренных богомерзкими изображениями и каракулями каменных поверхностей, слишком грандиозных и неохватных, чтобы быть соотнесенными с чем-либо, существующим на Земле. Упоминание Йохансена об углах я привожу здесь намеренно, ибо в нем угадывается близкое сходство с тем, о чем мне ранее говорил Уилкокс, описывая свои ужасные сновидения. Он утверждал, что геометрия увиденного им во сне города была ненормальной, неевклидовой, а, напротив, зловеще напоминающей о пространствах и измерениях, совершенно чуждых земным. И вот теперь малообразованный моряк, с ужасом озиравший непонятную ему реальность, испытывал те же чувства.

Йохансен и его люди все же осмелились высадиться на хлюпающие грязевые наносы у подножья чудовищного акрополя и, оскальзываясь и срываясь, начали карабкаться на гигантские илистые камни, на которых не было высечено ни единой подходящей для ноги человека ступени. Даже солнце казалось искаженным, когда ему доводилось проглядывать сквозь переливающиеся, преломляющие свет миазмы, которые извергала из себя эта проклятая искривленная бездна, и всякий раз, как взгляд моряка падал на один из зловещих, ускользавших от взгляда углов выпукло-вогнутой, покрытой орнаментом глыбы, ему чудилась таящаяся в них скрытая угроза и тревожное ожидание чего-то.

Еще задолго до того, как глазам матросов предстало нечто куда более ужасное, нежели эта скала, ил и водоросли, ими всецело овладело чувство, близкое к паническому страху. Любой из них, не бойся он насмешек товарищей, охотно бы сбежал обратно на яхту, и, казалось, они сами не верили в необходимость своего дальнейшего пребывания в месте, явно не пригодном для сбора сувениров.

Первым на подножье монолита взобрался португалец Родригеш. Очевидно, его взору предстало нечто совершенно необычное, ибо он не смог удержаться от удивленного восклицания. К нему тотчас же присоединились остальные, и некоторое время весь экипаж со страхом и любопытством взирал на огромную дверь, покрытую резным орнаментом и украшенную барельефом, на удивление схожим с уже знакомой всем статуэткой. Дверь эта, пишет Йохансен, чем-то напоминала амбарную, но, естественно, была несравнимо больше. И хотя каждый из присутствующих понимал, что перед ними именно дверь и ничто иное, ибо при ней, как при самой обычной двери, имелись косяки, порог и притолока, никто не мог определить, лежала ли она горизонтально, как крышка люка, или наклонно, как вход в погреб. Как опять-таки сказал Уилкокс, геометрия этого города была абсолютно невероятной. Оказавшись посреди него, никто не смог бы с уверенностью сказать, что море и суша расположены горизонтально, а потому положение одного предмета относительно другого было почти невозможно определить.

Брайден несколько раз толкнулся, пытаясь приоткрыть ее. У него ничего не вышло, и тогда Донован осторожно ощупал ее нижнюю часть по периметру, по ходу дела легонько нажимая на каждый ее участок. Потом он бесконечно долго карабкался вверх — если, конечно, допустить, что дверь и впрямь была расположена вертикально, — вдоль гротескного литого орнамента, и следившие за ним матросы недоумевали по поводу того, как вообще может какая-либо дверь во Вселенной оказаться такой неохватной. Наконец огромная, едва ли не с акр величиной, верхняя часть дверной панели начала очень медленно и плавно подаваться куда-то внутрь, как если бы она была подвешена на шарнирах. Донован соскользнул вниз — вернее будет сказать, подвинулся вдоль дверного косяка вплотную к своим товарищам, и все вместе они стали следить за причудливым скольжением чудовищных резных ворот. В этой фантасмагории призматического искажения она двигалась по какой-то неестественной диагональной траектории, опровергая все существующие законы материи и перспективы.