Симон Кордонский - Сословная структура постсоветской России

• Название: Сословная структура постсоветской России
• Автор: Симон Кордонский
• Издательство: Институт Фонда «Общественное мнение»
• Жанр: Политика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-93947-025-4

В монографии поднимаются проблемы, связанные с социальной структурой современной России, которая рассматривается как двухкомпонентная: сословная и классовая. Сделана попытка представить социальную историю России как циклическое доминирование или сословной, или классовой структуры. Описаны принципы сословного устройства СССР и современные российские сословия. Выделены титульные (существующие по закону) и нетитульные (обслуживающие) сословия и показаны их отношения с классовой структурой. Автором описаны межсословные отношения, связанные с распределением ресурсов. Исследование заинтересует социологов, экономистов, представителей других гуманитарных дисциплин.

---

С позиций импортных представлений оценивается политологами и роль публичного пространства, СМИ и гражданского общества в нашем общественно-государственном устройстве. Разговоры о необходимости свободных СМИ, гражданского общества и открытости власти не сходят с уст интеллигентных журналистов, политиков и ученых, целью своей жизни сделавших перенос социальных институтов из государств, которые этим деятелям «нравятся», в нашу жизнь. Но в сословном обществе в периоды относительной стабильности нет и не может быть такого же публичного пространства, как в демократических обществах, оно просто по-другому устроено, в них нет публики, нет и не может быть гражданского общества. Институт публичности несовместим с сословным распределением ресурсов, с административными рынками и сословной рентой. Публичность для них противоестественна.

Функциональным эквивалентом публичности в нашем общественном устройстве вне перестроек являются разного рода ресторанные или соседские посиделки, сословные собрания, клубы-бани и другие подобные институты. В телепрограммах, газетах, журналах и других формах подачи информации, внешне похожих на СМИ демократических обществ, нет и не может быть информации о важных для членов сословия фактах, отношениях, событиях просто потому, что такой информации в принципе нет. Вместо них есть слухи, сплетни, анекдоты, слушая, запоминая и передавая которые, члены сословий получают представление о том, что происходит и к какому дефициту им надо готовиться. В спокойные времена эти слухи и сплетни распространяются из уст в уста или в «самиздате», или как теперь — в Интернете, в перестройки начинается «гласность», при которой нюансы межсословных отношений становятся предметом публичного обсуждения и осуждения «прогрессивными журналистами».

Поэтому технические средства, которые служат в демократических обществах для наполнения публичного пространства значимой для всех граждан информацией, в нашем сословном обществе выступают поставщиком слухов и сплетен, источником анекдотов и не в последнюю очередь предназначены для развлечений, адаптированных интеллигентными лицами свободных профессий работниками ТВ и газет-журналов к своим представлениям о культурных потребностях бюджетников, пенсионеров, коммерсантов, работающих по найму, офицеров и чиновников разного рода служб. А сословные обществоведы и лица свободных профессий четко делятся потому, какую службу они обеспечивают или обслуживают: государственную гражданскую, военную или правоохранительную.

Особую роль в научном обслуживании сословного общества играет социология наука, которая в стабильные времена не может иметь своего предмета в нашем мироустройстве, поскольку она сформирована как наука о классовом обществе и не располагает понятийными возможностями для описания сословных мироустройств. Социологии не было в СССР в период его расцвета. Концепции и методы социологии были импортированы приближенными к власти интеллигентными обществоведами только во времена, когда даже членам Политбюро ЦК КПСС стало ясно, что в стране далеко не все ладно. «Разрешение социологии» было симптомом внутренней слабости системы, признанию чего противились настоящие марксисты-ленинцы, которые «давили» социологов. В основном благодаря этому давлению социология стала модой, в нее стекались диссиденты из всех советских сословий, что не добавляло содержания в результаты их исследований.

Советские социологи исследовали население как статистическую совокупность людей, вводя базовые сословные признаки (которые было разрешено вводить компетентными органами) в «паспортички» анкет, и совершенно, на мой взгляд, не рефлектируя того, что они делают. Они исследовали таким образом культуру и науку, текучесть кадров и благосостояние населения, миграцию и круг чтения, театральные интересы и аудитории партийных средств массовой информации. На основе результатов своих исследований они писали аналитические записки в партийные органы, которые иногда принимали соответствующие решения. Наиболее показательным применением результатов социологических исследований стало решение об оптимизации сети сельских поселений в 60-е годы XX века, которое привело к началу социального опустынивания страны за счет стимулирования миграции из сел на центральные усадьбы, из центральных усадеб в райцентры и так далее.

От этой социологии к настоящему времени остались организации, занимающиеся статистическим исследованием общественного мнения «в целом» (которого в сословном обществе вне сословий нет и не может быть), и множество кафедр и институтов, занимающихся в основном тем, что их сотрудники ездят за границу в «мировые социологические центры», читают и воспроизводят устно и письменно труды зарубежных классиков социологии (применительно к своему представлению о том, кто есть классики и как устроена Россия) ввиду практически полного отсутствия собственных материалов и данных полевых исследований. Социологи, воспроизводя методы своих зарубежных коллег, уже много лет пытаются найти в стране свой предмет исследования классовую структуру, в особенности средний класс, однако их попытки пока не увенчались успехом.

Исследование общественного мнения заключается в основном в том, что соответствующие государственные и ассоциированные с государством исследовательские организации создают перманентную имитацию выборов и сопряженных с ними процессов. Опрашиваемых ставят в ситуации, имитирующие выборы в разные органы власти, и по результатам их ответов делают выводы о том, «кто победит», если выборы состоятся завтра. Базовая сословная структура, возможный пока еще объект исследований (до момента полного торжества сословного устройства, когда то, что в нашем обществе называется наукой, превратится в деталь идеологического механизма), остается вне пределов интересов социологов просто потому, что в трудах зарубежных социологов, которыми они руководствуются при проведении опросов, есть только неясные намеки на ее существование.

Другим не менее важным атрибутом импортированного описания являются понятия науки экономики, специализирующейся на исследовании свободных рынков и рассматривающей дефицитарные социальные системы как аномалии [Корнай. 1992]. Понятия экономики явно не применимы для описания и анализа общественной системы, в которой порядок управления ресурсами, их концентрации, хранения, распределения, освоения и списания составляет содержание государственной жизни. Они оказываются в какой-то степени адекватными только во времена развала ресурсного хозяйства, в относительно краткие периоды смут. Опыт показывает, что попытки «построить рынок» или «ввести рыночные принципы», основываясь на теориях интеллигентных экономистов, заканчивались возвратом к ресурсному хозяйству. Однако неприменимость традиционных импортных понятийных аппаратов к описанию отечественных реальностей только стимулирует экономистов к повторению попыток под заклинания о том, что для страны жизненно важны рынок и демократия.

Известно, что наука экономика основана на эмпирической информации, на экономической статистике в первую очередь. У отечественных экономистов, тем не менее, она отсутствует. Советская система статистики, построенная для учета процессов и результатов посословного распределения и освоения ресурсов, практически развалилась, а российская статистика не создана, прежде всего потому, что нет научной рефлексии ресурсного характера российской экономики. К процессам, которые идут в отечественном ресурсном хозяйстве, экономисты пытаются применить методики и технологии учета и моделирования, разработанные для рыночных экономик. С известным результатом: есть тома цифр, которые правоверные либералы-экономисты интерпретируют как начало экономической катастрофы [Илларионов. 2007], а чиновники, обеспечивающие «управление экономикой», склонны считать, что грядет процветание: количество ресурсов, находящихся в распоряжении государства, увеличивается пропорционально «укреплению вертикали власти». Служивые люди считают, что то, что они понимают под экономическим ростом, ограничивается только недостаточностью ресурсной базы, и всемерно озабочены ее расширением.

Эта видимая социальная безместность отечественных ученых лишь внешнее проявление их межеумочного статуса. Ведь социальные ученые либо интеллигентные лица свободных профессий, обслуживающие разного рода государственные служения, либо замшелые бюджетники, озабоченные «распилом» средств, выделенных государством на развитие образования, науки, культуры и СМИ. Сами идеология, культура и наука в сословно-государственном единстве представляют собой в основном лишь формы сословности, а не продуктивные деятельности.

Члены сословий ученых и деятелей культуры за редкими исключениями являются бюджетниками, отстаивающими свои претензии на получение ресурсов для осуществления научной и другой деятельности. На саму профильную деятельность получение нового знания, создание культурных ценностей у них, как правило, не хватает ресурсов, о чем они только и говорят. Реальные достижения и результаты в науке и культуре возникают, как правило, не благодаря сословно-государственной системе, а вопреки ней. Свидетельством этого могут служить многочисленные воспоминания «выдающихся советских ученых и деятелей культуры», в которых описывается, как их начальники, по привычкам и манере поведения смахивающие на самодуров-феодалов, мешали им работать.