Ганс Краузе - Али-баба и Куриная Фея

• Название: Али-баба и Куриная Фея
• Автор: Ганс Краузе
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Детская проза
• Год: 1958

В этой книге Али-бабой зовут не героя старинной арабской сказки, а обыкновенного пятнадцатилетнего паренька Хорста Эппке. Хорст Эппке учится в школе-интернате при народном имении (так в Германской Демократической Республике называются государственные сельскохозяйственные предприятия).

Надо сказать прямо, что более несносного, дерзкого и неряшливого парня, чем Хорст Эппке, сыскать невозможно. Несколько раз Али-бабу едва не исключают из интерната. Об этом мечтают многие, особенно рассудительная девушка Рената, по прозвищу Куриная Фея, — главный враг Али-бабы. Но потом всё меняется… В интернат приезжает новый воспитатель. Учиться там становится намного интересней. И Али-баба, который был скорее похож не на Али-бабу, а на всех сорок разбойников из сказки «Али-баба и сорок разбойников», становится совсем другим… Но обо всём этом вы прочтёте сами в книге немецкого писателя Ганса Краузе «Али-баба и Куриная Фея».

---

— Раз-два-три-четыре… Раз-два-три-четыре…

Али-баба тоже считал в уме, покачивая в такт головой. Своей игрой он был весьма доволен. Первый раз Хирзе не прервал из-за него упражнения. «Дело пошло на лад. У меня успехи!» — радовался он.

Мандолины замолкли. Хирзе вытащил из жилетного кармана часы.

— На сегодня довольно, — сказал он в изнеможении. — Возьмите ваши инструменты и ноты домой. Упражняйтесь, упражняйтесь как можно больше, чтобы приобрести уверенность в движениях. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи!

Рената ловким движением опустила мандолину в футляр. Али-баба тоже спрятал свой инструмент. Он торопился, чтобы пойти домой вместе с Ренатой.

— Знаешь что? — сказала Рената улыбаясь. — Согласен ли ты исполнить мою просьбу?

— Конечно, с удовольствием. — В тёмных глазах Али-бабы зажёгся радостный огонёк.

— Тогда в следующий раз не садись, пожалуйста, рядом со мной. Сядь куда-нибудь подальше. Твоё бренчание действует мне на нервы.

Али-баба остолбенел. «Твоё бренчание… — сказала она, — сядь куда-нибудь подальше…» Он чувствует, как к горлу у него подступает комок. Все мечты, желания и надежды, которыми он жил эти последние недели, разбились вдребезги. Али-баба молча кладёт мандолину на стул и, пристыженный, выбегает из Дома культуры… «Бренчание»! Это слово жжёт его, как раскалённое железо.

Хирзе просит поторопиться. Он хочет запереть зал.

— Чья это мандолина? Ах, Эппке! Так, так… Если он больше не хочет заниматься в кружке, пусть скажет. Я на него не буду сердиться.

Хирзе берёт мандолину Али-бабы. Поглаживая футляр инструмента, он говорит.

— Да, музыка — это капризная дама. Её надо любить всей душой, только тогда она одарит тебя своими милостями.

Философствуя таким образом, старый учитель запирает мандолину Али-бабы в шкаф.

Рената идёт домой одна. Али-бабы и след простыл. «С чего это он стал таким обидчивым?» — удивляется девушка.

Постройка ванны началась. Прежде всего надо было вытащить из досок старые гвозди и выпрямить их.

Это было задумано хорошо, но…

— Что вы хотите! Разве я могу дать вам всем работу? Ведь у нас только пять молотков и трое клещей, — объяснил Факир своим тринадцати обескураженным помощникам, которые столпились вокруг него с пустыми руками.

— Да, надо отдать тебе справедливость, ты организовал дело великолепно.

— Почему ты не сходил в кузницу? Инструментов там хоть отбавляй…

Факир хладнокровно выслушивал все жалобы.

— Спасибо за совет, Бритта! Но я не глупее тебя, — возразил он. — В кузницу мы, разумеется, идти не можем. Во-первых, нам пришлось бы часами клянчить, прежде чем нам доверили бы самые дрянные клещи и самый что ни на есть плохонький молоток. Во-вторых, нам нужно было бы признаться, зачем мы берём инструменты. А если о нашей затее узнают в кузнице, то через полчаса о ней будет знать всё имение, в том числе Кабулке и Кнорц.

Ребята молчат. Физиономии у них мрачные. Всем ясно, что с пятью молотками и тремя клещами ванну не построишь!

— Ничего не поделаешь, — сказала Рената, вертя полуоторванную пуговицу на своей куртке, — придётся нам сложиться и купить инструменты.

— Купить? А ты знаешь, сколько они стоят? Одной отвёрткой за двадцать пять пфеннигов делу не поможешь.

Большинство ребят, исходя из своей наличности, которая за рождество сильно поубавилась, решили взять требуемый инструмент взаймы. Но у кого? Тут кто-то вспомнил о папаше Боссиге. На рождество он рассказывал им о своей прежней работе в качестве столяра. Итак, смелее! У старого мастера, их деда Мороза, наверняка имеется полный набор инструментов — пилы, рубанки и стамески.

Факир и Заноза вызвались пойти к папаше Боссигу.

— Мы должны действовать дипломатически, — решили они. — Нельзя же ни с того ни с сего врываться в дом к старику.

Поэтому, прежде чем пойти к папаше Боссигу, они отправились на кухню к фрау Хушке. Тайком взяв у неё полный мешок картофельных очистков, зелёных капустных листьев и зачерствевших хлебных корок, они тронулись в путь.

Расчёт оказался правильным!

Папаша Боссиг был признанный кроликовод. Он весьма радостно принял кухонные отходы и сейчас же разделил их между своими любимцами.

Заноза и тут остался дипломатом. В течение трёх четвертей часа он выслушивал лекцию папаши Боссига о преимуществах немецкой породы кроликов «гигантов». Но в конце концов Факир потерял терпение.

— Ну так что же? — совершенно неожиданно спросил он. — Согласны ли вы одолжить нам ваш старый столярный инструмент?

Папаша Боссиг сразу упал с облаков на землю.

— А зачем вам нужен мой инструмент?

— Ах!.. — Факир прикусил себе язык. — Это секрет.

— Да, к сожалению, мы не имеет права его разглашать, — подтвердил Заноза.

— Гм!.. Если вы не имеете права его разглашать, то я не имею права дать вам свой инструмент. Так-то, друзья…

Молчание.

Заноза подтолкнул Факира, Факир подтолкнул Занозу.

— Ну, да это потому, что…

Заноза колебался. Факир пришёл к нему на помощь.

— Всем и каждому это незачем знать. Но вы — другое дело. Вам мы можем сказать.

— Конечно, ведь вы не баба! — торжественно заявил Заноза.

Папаша Боссиг поочерёдно посмотрел на обоих.

— До сих пор я ещё ни черта не понял, — сказал он раздражённо.

— Нам поручили произвести один опыт, — заявил Факир с гордым видом.

— Поручили? Кто же?

Заноза, который из дипломатических соображений решил пропустить последний вопрос мимо ушей, рассказал, что они хотят сделать.

На деда Мороза рассказ явно произвёл впечатление.

— Чёрт побери, это неплохо придумано! — сказал он.

— Конечно! Так, значит, вы дадите нам инструменты?

Папаша Боссиг хитро прищурился:

— Об этом не может быть и речи. Запомните, такой старый древесный червь, как я, никогда не выпустит из рук свою пилу и рубанок, но… — он рассмеялся, насколько позволяла ему торчащая изо рта трубка, — но я вам его принесу. Принесу сам. Думается мне, что опытный столяр вам не помешает, даже если у этого столяра не хватает двух пальцев…

Бен Хур, лучший племенной кролик папаши Боссига, высунул мордочку из-за своей проволочной загородки.

— Этот кролик молодчина. Ему цены нет, — с гордостью заметил папаша Боссиг и тем самым опять перевёл разговор на разведение кроликов.

Он начал расхваливать хозяйственную ценность кроличьего помёта. Оба его слушателя обратились в бегство.

— Герр Боссиг! Мы ловим вас на слове, — сказали они на прощанье.

— Пожалуйста, пожалуйста… Эй, алло! — Папаша Боссиг вынул изо рта трубку. — Если у вас в интернате найдётся немножко картофельных очистков, то имейте в виду, скоро мои крольчихи опять принесут приплод! — крикнул он вслед убегающим Факиру и Занозе.

— И чего только не приходится делать в жизни! Того и гляди превратишься в конторскую крысу! — ворчит Эмиль Кабулке, который третий вечер подряд корпит над «своим» рационализаторским предложением.

Уже дважды, вчера и позавчера, Кабулке начинал составлять докладную записку, но оба раза наполовину исписанные листы отправлялись в печь.

Старший скотник тупо уставился в одну точку. Что писать? В голове у него совершенно пусто. Ни одно подходящее слово не приходит на ум. Ничего, решительно ничего. Точно так же, как раньше в школе во время классных сочинений. Что же касается чертежа, который он должен приложить к «своему» рационализаторскому предложению, то о нём Кабулке не хочет и думать. Чертить ему ещё труднее, чем писать. Для такой ажурной работы его руки слишком загрубели.

«Зря я только время теряю», — горько размышляет Кабулке.

По комнате ковыляет фрау Кабулке. Она в одних чулках. Фрау Кабулке посвящена в дела мужа, она знает, почему он вот уже три дня, как не удостаивает её ни словом… Тсссс!.. Не мешать. Эмиль изобретает! Она старается не шуметь и поэтому ходит на цыпочках. Ботинки она сняла и оставила в кухне, хотя пол весь в щелях и у неё мёрзнут ноги.

Но зато, когда Эмиль получит премию за «своё» изобретение, они наконец-то купят себе ковёр. Такой пёстрый и мягкий. «Ходить по нему — всё равно что по цветущему лугу!» — мечтает фрау Кабулке.

Часы тикают. Эмиль Кабулке зевает. Он устал и чувствует себя совершенно разбитым. Чистая четвертушка бумаги по-прежнему лежит перед ним. На ней нет ни слова, ни одной-единственной буквы. Кабулке сдаётся. «Пусть будет что будет, а я больше не могу!» — Он бредёт на кухню, чтобы подкрепиться глотком холодного кофе.

— Ну как, готово? — спрашивает его обрадованная жена.

— Да! Нервы мои готовы! — ворчит Эмиль Кабулке. — Постепенно и я буду готов. Для сумасшедшего дома. Спокойной ночи!

Он пошёл спать. В кровати было тепло и мягко, но Кабулке не мог успокоиться. Он начал философствовать.