Георгий Метельский - Доленго

• Название: Доленго
• Автор: Георгий Метельский
• Жанр: История

---

- Смирно! Ра-авнение на-лево! - раздалась команда, почти одновременно повторенная всеми командирами.

- Смирно! Сабли вон! Слушай на караул! - скомандовал сотник.

Командовать выстроенным на плацу войском надлежало майору Мяхайлину, но странный генерал спутал все карты, оставив майора при себе, и команду пришлось взять Земскову. Генерал нарушил традицию и в другом: он начал смотр не с проверки хозяйства и отчетности, а сразу обратился к строевой службе.

- Степан Иванович, будьте любезны распорядиться, чтобы занятия шли своим чередом, - сказал он майору.

- Как вам угодно, ваше превосходительство!

Сухомлин стал в сторонке и молча, не делая замечаний, смотрел, как под барабанный бой маршировали на плацу роты, а по сигналу "галоп" пролетела, поднимая облако пыли, казацкая сотня.

Затем он велел перейти к "словесности". Сначала экзаменовалась первая рота.

- Что есть солдат? - неестественным от возбуждения голосом выкрикнул фельдфебель, уставясь совиными глазами в генерала, будто спрашивая это у него. - Отвечай, Забелин!

Рядовой Забелин еще сильнее прижал руки к швам на штанах.

- Солдат есть защитник престола, православной веры и отечества от врагов внутренних и внешних.

- Правильно, молодец Забелин!.. Сераковский, отвечай, что должен уметь солдат.

Генерал Сухомлин повернул голову, отыскивая взглядом "рядового из политических преступников", о котором ему вчера доложили.

- Солдату надо знать: немного любить царя... - начал Сераковский по-солдатски.

- Стойте! - перебил его генерал. - Повторите что вы сказали.

Сераковский повторил все слово в слово. Его одеревенелая, с выпяченной грудью фигура, бесстрастный, лишенный малейшей интонации голос, торчащий кверху подбородок - все говорило о служаке, "фрунтовике", и лишь глаза, умные и насмешливые, показывали, что этот служака великолепно понимает абсурдность того, что говорит.

Генерал увидел эти глаза.

- Зачем вы так отвечаете мне, Сераковский? Ведь вы же образованный человек!

- Нас так учит господин фельдфебель, ваше превосходительство.

- Какой позор! - Генерал брезгливо глянул на Кучеренко. Продолжайте, фельдфебель. И впредь хотя бы изредка прислушивайтесь к тому, что говорят вам образованные люди.

В тот же день, под вечер, в казарму пришел запыхавшийся вестовой от майора и сказал, что Сераковского требует к себе генерал.

- Разнос или "отеческое внушение", - заметил Погорелов.

Генерал сидел за столом вместе с четой Михайлиных и пил чай. Несмотря на жару, которая только начала спадать, все пуговицы и крючки генеральского мундира были застегнуты.

- Господин генерал-лейтенант... - начал рапортовать Сераковский, но Сухомлин остановил его небрежным движением сухой руки.

- Не нужно, Сераковский, мы с вами сейчас не на службе... Хозяин приглашает вас быть сегодня его гостем. А посему присаживайтесь.

- Благодарю вас...

Зыгмунт не знал, как себя держать, известно ли генералу, что он здесь ежедневно бывает, или же майор благоразумно скрыл это.

- Как вы знаете, - сказал Сухомлин, - сегодня я поименно спрашивал у солдат претензии. К вам же не подошел умышленно, потому что хотел задать вам этот вопрос в другой обстановке.

Генерал замолчал и вопросительно посмотрел на Зыгмунта.

- Видите ли, мне трудно ответить. В моем положении... - Сераковский замялся.

- Ваше положение мне известно, господин Сераковский. Посему я и попросил вас сюда. Итак, имеете ли вы жалобы на обращение?

- Ежели не жаловались те, кого ежедневно и ежечасно бьют ни за что и секут розгами за малейшую провинность, то что говорить мне, у кого пока не выбит ни один зуб.

- Ну, батенька, мордобой в русской армии - да что мордобой! наказание батогами, назначаемое без суда, идет еще с допетровских времен. И это не только в России. Небезызвестный вам Фридрих Второй, король Прусский, изволил выразиться, что солдат должен бояться палки капрала больше, чем пули неприятеля.

- Но разве это справедливо? - воскликнул Сераковский. - Разве христианину должно применять силу там, где необходимы убеждение, довод? Его бледные щеки покрылись румянцем.

- Армия - не монастырь, и солдаты не монахи и не послушники.

- Они прежде всего люди, ваше высокопревосходительство. Бить солдата, который даже не смеет отвернуться от удара!.. - Сераковский поморщился, словно от физической боли. - Это ли не грех?

- Действия, узаконенные уставом и утвержденные государем, не могут ложиться на душу бременем греха.

Сераковский хотел было возразить, но спохватился: не след конфирмованному солдату и государственному преступнику иметь свое суждение, идущее вразрез с государевым.

- Шпицрутены, кошки, линьки, палки, кнут, плети, розги... какой поистине страшный букет! - как бы для самого себя сказал Зыгмунт. - Это не считая рукоприкладства - мордобития, зуботычин, пощечин, оплеух, затрещин, "чистки морды"...

- Однако вы горазды в русской словесности. Для поляка это похвально. - Генерал улыбнулся.

- Я окончил русскую гимназию и занимался в Петербургском университете, - ответил Сераковский тоже с улыбкой.

Все время, пока велся разговор, майор Михайлин сидел молча и лишь изредка поглядывал то на одного, то на другого собеседника. Жена его вышла из комнаты, Коля гулял во дворе.

- Мне кажется, Иван Иванович, - сказал наконец Михайлин, - что наш военно-уголовный устав в части телесных наказаний и впрямь нуждается в некоторых изменениях...

- В сторону большей человечности, - досказал Сераковский.

- Это, батенька, не нашего ума дело, - заметил генерал. - Не мы писали устав, не нам его и отменять.

- Но и при существующем уставе каждый воинский начальник может не только карать, но и миловать, быть милосердным. Это право у него никто не отнимал, не так ли? - сказал Сераковский.

- Согласен... - Генерал наклонил седую голову.

- Вот Степан Иванович. - Сераковский показал глазами на Михайлина. Ведь за все время моей службы в Новопетровске я ни разу не видел, чтобы наш батальонный командир рукоприкладствовал. Ни разу!

- Гм-да... - не то одобрительно, не то осуждающе промычал генерал.

- У каждого человека свой характер, свой норов, - сказал Михайлин, потупив глаза.

- Вам в чем-либо помогает господин Сераковский? - спросил генерал у хозяина дома. - Я имею в виду батальон, солдат.

- Я не счел себя вправе, ваше высокопревосходительство, привлечь к делу человека, который... - Майор запнулся, с трудом подбирая слово.

- И напрасно, - перебил генерал. - Люди с образованием в русской армии редки, очень редки, особенно среди рядовых и нижних чинов, и их след использовать... ну, например, для занятий словесностью. Или пускай они по воскресеньям читают солдатам Евангелие.

После разговора с генералом Зыгмунта стали чаще взамен каждодневной муштры посылать на хозяйственные работы - косить сено, плести маты из камыша, который надо было сначала заготовить на болотистом берегу, рубить твердый, как железо, саксауловый кустарник.

Вблизи Новопетровска саксаул уже извели, и с каждым разом его приходилось искать все дальше. Накануне прискакал в укрепление какой-то казах, от него узнали, что верстах в пятнадцати есть хорошая саксауловая роща, и Сераковского послали проверить, не обманул ли инородец. Одному в степь уходить не разрешалось из-за возможной встречи с хивинскими разбойниками, и Зыгмунт попросил себе в компаньоны Погорелова.

Ночью нежданно-негаданно прошел проливной дождь, такой редкий в июне, освеживший чахлые, засыхающие на корню травы, и ехать по степи, опустив поводья, было чрезвычайно приятно.

- Боже, какое счастье хоть на время избавиться от всевидящего ока отца-командира! - сказал Погорелов.

Стояло раннее, нежаркое утро с легким освежающим ветерком. Над глинистыми обрывами, испещренными гнездами, с криком носились стрижи, иногда дорогу переползали змеи, которых в укреплении называли песочными: почуяв опасность, они за несколько секунд зарывались в песок.

Узкая, протоптанная кочевниками тропа шла с одного бугра на другой. Иногда попадались неглубокие пади, блестевшие на солнце подобно замерзшим лужам. Пади поросли солончаковыми травами, единственными растениями, которые выживали на этой пропитанной солью земле.

С гребня высокого холма они заметили вдалеке, почти на горизонте, большой верблюжий караван, это шли из Хивы в Оренбург купцы с товаром - от колодца к колодцу.

- Еще заберут в плен и продадут в невольники, - невесело пошутил Погорелов.

Такие случаи бывали не раз, и в Хиве одно время содержалось до тысячи проданных в рабство русских людей.

- Не заберут! Мы ведь им не хотим и не делаем зла, - сказал Сераковский.

- Ты очень наивный человек и витаешь в облаках. Давай-ка лучше скроемся с глаз да понаблюдаем, как будут вести себя хивинцы.

Караван шел своей дорогой.

Сераковский и Погорелов ехали не торопясь и лишь к полудню добрались до оврага, о котором говорил казах. Там было прохладно, зелено, росла пахучая, с серебристыми листьями джида и тихо журчал ручей, очевидно, он никогда не пересыхал, а после дождя разбух, набрался сил. Тут они оставили лошадей пастись, а сами пошли дальше: по словам казаха, сразу же за оврагом должна быть саксауловая роща.