Владимир Топорков - Школа на пригорке

• Название: Школа на пригорке
• Автор: Владимир Топорков
• Издательство: Центрально-Чернозёмное книжное издательство
• Жанр: Современная проза
• Год: 2000

---

Владимир Фёдорович Топорков Школа на пригорке

– А теперь, дети, запишите домашнее задание…

Нина Ефимовна энергично тряхнула седыми прядками, застучала мелом по доске. Привычка смотреть не на доску, а на своих учеников, писать, почти не глядя, выработалась годами: мало ли что могут выкинуть проказники, за ними глаз да глаз нужен. Но теперь необходимости в этом не было. За партами грибами-боровиками торчали три рыжие головы с ушами торчком, с конопатыми личиками. На казённом языке это называется «контингент учащихся», а для Нины Ефимовны трое ребятишек, эти трое Лыгиных, были и тем плотиком, на котором держалась её работа, а может быть, и жизнь.

– А нам, Нина Ефимовна, – сказала третьеклассница Таня, – уроки учить в понедельник не надо…

– Почему? – удивилась учительница.

– Мама сказала, к брату, к Серёжке, поедем. – Таня сморщилась, зашмыгала носом, потом добавила: – Мы, может быть, и совсем к нему переедем…

– Как совсем? – У Нины Ефимовны замерла на полуслове рука с мелом.

– Мама говорит, горе мыкать вместях надо…

Младший Лыгин, первоклассник Ромка, дёрнул сестрёнку за рукав, птенцовым голосом, и сам ни дать ни взять – птенец, рот чуть приоткрыт, пискливо заговорил:

– Не вместях, а вместе, ты, Танька, всегда слова коверкаешь. – И захихикал. В тон ему засмеялся и другой брат Тани, Славик. Были они с Ромкой близнецы, но в отличие от него Славка голос имел сиплый и был какой-то основательный, даром что мужичок с ноготок. В другое бы время Нина Ефимовна улыбнулась, но сейчас в голове только и стучало: «Вместях, вместях…»

– Значит, уезжаете?

– Ага, уезжаем, – ответила Таня. – Правда, мама не хочет, жалко ей нашу Одноличку, говорит, здесь жизнь начиналась, здесь и кончаться должна…

– Так путь не едет в таком случае…

– Ага, не едет! А как нам тут жить одним, без помощи? Мужики-то у нас вон только растут, – и она показала на Ромку со Славкой.

* * *

Уроки заканчивались рано, к полудню, и Нина Ефимовна ежедневно начинала с тоской размышлять, чем бы занять оставшееся время до вечера. День у неё проходил на двух скоростях: с утра – в стремительном темпе, всё время нарастающем – быстро, быстрее, ещё быстрее. Надо себя привести в порядок, подготовиться к занятиям, провести уроки. Во второй половине время – точно в замедленном кино. Заботы отступали, и казалось, что жизнь идёт в тумане. В эти неторопливые минуты Нина Ефимовна садилась к окну, придвигала к себе тетради, думала.

Деревня, в которой она жила, причудливо извивалась вдоль крутого оврага в одну улицу. Говорят, что когда-то текла здесь с водораздела мелкая, но бурная речушка Любашовка, но запали глубоко в землю родники, питавшие её, и теперь только облезлые бока крутых берегов напоминали о её характере. Иногда Нине Ефимовне думалось, что и деревня Одноличка лишилась своих родников, с каждым годом всё меньше и меньше становилось жителей в ней, и домики кое-как примостились на одном косогоре. Только школа особняком стояла на другой стороне. Ещё лет пять к ней, словно ручейки весной, сбегали с холмов тропинки, а теперь они позарастали муравой, и выгон, в былые годы выбивавшийся детскими башмачками, зеленел по-весеннему.

Какой-то остряк прозвал школу «лыгинским университетом». Школа и в самом деле на семействе Лыгиных держалась. Владимир Семёнович, заведующий районо, когда приезжал в школу, говорил:

– Ну, товарищ Синицына, как лыгинцы держатся? В городах сейчас модно репетиторов нанимать, а вы у Лыгиных вроде гувернантки. Одним словом, мадемуазель Синицына, – и раскатисто хохотал.

Потом переходил на серьёзный тон:

– Может быть, закроем школу, Нина Ефимовна? Меня уже районные финансисты за горло берут. Им ваша школа – одни убытки. Посудите сами: учеников горстка, а им учительница персональная, уборщица, топливо, – всё в копеечку выходит.

– А с Одноличкой как поступить? Тоже закрыть?

– Деревня – другое дело. Меня школа беспокоит. Переведём вас в Новиково – там школа, контингент (опять про контингент!) приличный, квартиру дадим, а, Нина Ефимовна?

– Нет, Владимир Семёнович, видно, здесь умирать буду. Пенсию мне платят, а остальное само собой приложится…

В последний раз Владимир Семёнович начал без шутки:

– Вот что, Нина Ефимовна, решение мы сейчас готовим – закрыть школу. А Лыгиных переведём в Новиково, будут там жить в интернате. И вас тоже туда переведём: хотите – предметницей, хотите – в группу продлённого дня воспитателем.

Нина Ефимовна горько усмехнулась:

– Школу можете закрыть, Владимир Семёнович, ваше право. А я отсюда никуда не поеду. Лыгинских ребятишек я и бесплатно учить буду, если они захотят. Поздно мне пристанище менять…

До первого сентября Нина Ефимовна жила в тревоге. Трудно было представить, как одна окажется на целый день в четырёх стенах, наедине со своими мыслями, без занятий. Хозяйства у Нины Ефимовны не было никакого. Раньше, когда был жив муж, водилась корова Зорька, и кабанчик хрюкал в клетке, а по вдовьей судьбе скотину трудно водить. Корове на зиму двести пудов сена надо. А чтоб такое количество заготовить – ох-ох, – у мужика сто потов сойдёт, а о женщине и разговора быть не может. Были, правда, куры у Нины Ефимовны – не Бог весть какое хозяйство, но и оно в последнее время наполовину сократилось: курица, она зёрнышко любит, а где его взять? К председателю колхозному идти на поклон – долгая басня, да и самое главное – пустые это хлопоты. Года два назад попросила для школы машину дров – сказал как ножом отрезал:

– У меня своих забот не расхлебать, а тут ещё ваши дрова. Нина Ефимовна пыталась вразумить, что школа – это, если глубоко смотреть, тоже председательское дело, без людей он как полководец без армии, вон сколько на этот счёт постановлений написано, но председатель оказался неумолим.

Вот и беспокоила Нину Ефимовну эта возможность без дела оказаться. Летом ещё куда ни шло, можно занятие найти, на худой конец на целый день в лес уйти – там воздух словно на чаю настоянный, от него такой душевный покой! А зимой, как ватой поля окутает, тоска несусветная. Глянешь с горки – от белого снега такая резь в глазах, будто целый день на сварку глядела.

Уже перед самым началом учебного года в школу председатель сельсовета заглянул, обрадовал:

– Знаете, Нина Ефимовна, школу нашу решили не закрывать. Так что работайте на здоровье…

Нина Ефимовна посмотрела благодарно на председателя, засуетилась, что-то про угощение заговорила, но председатель пообещал заехать в другой раз и укатил на своём мотоцикле. А Нина Ефимовна уселась на крылечке школы и всё заново обдумала. Ей стало не по себе. Выходит, вроде для себя она старается, свой кусок хлеба стережёт. А ей, собственно, уже ничего не надо. Пенсия ещё в прошлом году назначена, можно жить без забот, на харчи хватит, да и сын в помощи не отказывает.

При воспоминании о сыне опять больно кольнуло в груди, крапивным ознобом обожгло тело. Витька, единственный сын, ей казался надеждой и опорой по всех делах. Рос он мальчишкой смышлёным, к технике тянулся, и в мать эта тяга его большую радость вселяла – будет в доме хозяин, а в селе работник. А Витька в армию после техникума механизации ушёл и больше в Одноличку не вернулся. Вернее, приехал весной после демобилизации на месяц, отец уже в больнице лежал с инфарктом, с друзьями хороводы проводил и как-то сказал как обухом ударил:

– Уезжаю я, мама…

– Куда? – только и нашлось одно слово у Нины Ефимовны.

– В Архангельск.

– О Боже, зачем же так далеко?

– А я, мама, на торговый флот подамся. Договоренность у меня с одним капитаном состоялась – третьим механиком берёт.

– Витька, а как же мы с отцом? Видишь, вон отец совсем расхворался, сердце у него, как движок старый, чихает, а не работает, да и специальность у тебя деревенская.

Витька обнял мать, закружил по комнате, как в танце.

– А я, мама, хочу дальние страны посмотреть, – и вдруг спросил без передыха: – Ты когда-нибудь в Сингапуре была, в банановом, лимонном Сингапуре?

– О чём ты говоришь, Витенька, при чём тут Сингапур?

– А при том, мама, что из твоего окошка только одна Одноличка и видна. Скука тёмная, хоть и четыре окна на белый свет. Ты в эти оконца только и видишь десять домишек. А я на мир хочу в широкое окно смотреть. Ты когда-нибудь в панорамном кино была? Нет? А я вот в армии два раза ходил.

Смотришь, а прямо на тебя машина едет или корабль надвигается, – страшно, хоть и понимаешь, что сидишь в кинотеатре. Вот и я хочу, чтобы жизнь на меня надвигалась до страха в глазах, чтоб я весь мир в охапку мог схватить.

Непонятно говорил Витька, а может быть, чужими словами. Ему бы возразить резко, прикрикнуть, затопать ногами, но у Нины Ефимовны такой силы не нашлось, не защищённой она от этой бравады оказалась.