Карл Поланьи - Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени

• Название: Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени
• Автор: Карл Поланьи
• Издательство: Алетейя
• Жанр: Философия
• Год: 2002
• ISBN: 5-89329-532-3

Впервые публикуется русский перевод фундаментального исследования известного англо-венгерского социолога, экономиста и обществоведа Карла Поланьи, посвященного узловым проблемам формирования индустриального общества.

Для социологов, экономистов и историков, а также всех тех, кто интересуется историей европейского общества нового времени.

http://fb2.traumlibrary.net

---

И однако, национальный вопрос фашизм использовал лишь как временное подручное средство; в других случаях он охотно играл на изоляционистских и пацифистских чувствах. В Англии и Соединенных Штатах он был связан с политикой «умиротворения», в Австрии «Хеймвер» сотрудничал с различными католическими пацифистами, а католический фашизм был принципиально антинационалистическим. Хью Лонг не нуждался в пограничном конфликте между штатами Техас или Миссисипи, чтобы положить начало фашистскому движению в Батон-Руж, штат Луизиана. Сходные движения в Норвегии и Голландии являлись не националистическими настолько, что доходили до государственной измены: «квислингом», вероятно, можно было назвать настоящего фашиста, но уж никак не настоящего патриота.

В борьбе за политическую власть фашизм обладает полной возможностью либо игнорировать местные проблемы, либо использовать их в собственных интересах. Цель его — социальная по своей сути — выходит за рамки политики и экономики. Политическую религию фашизм ставит на службу процессу социальной дегенерации. Пока фашизм еще только добивается власти, он исключает из своего репертуара лишь очень немногие эмоции; одержав победу, он оставляет для своего оркестра крайне ограниченный набор мотивов, хотя опять же чрезвычайно характерных. Не проведя тщательного различия между этой псевдонетерпимостью на пути к власти и подлинной нетерпимостью фашизма у власти, мы едва ли сможем уловить тонкое, но решающее различие между показным национализмом некоторых фашистских движений до переворота и специфически имперским антинационализмом, к которому пришли они после переворота.[95]

Консерваторы, как правило, собственными силами с успехом осуществляли внутреннюю контрреволюцию, но они редко оказывались способны разрешить международные проблемы своих стран. В 1940 г. Брюнинг утверждал, что вопрос о германских репарациях и разоружении ему удалось урегулировать до того, как «окружавшая Гинденбурга клика», не желая, чтобы ему, Брюнингу, досталась вся слава, решила его устранить и передать власть нацистам.[96] Так это или нет, представляется несущественным, ибо вопрос о равноправном статусе Германии не сводился к специальной проблеме разоружения, как это подразумевал Брюнинг, но включал в себя столь же жизненно важный вопрос демилитаризации; кроме того было практически невозможно игнорировать ту силу, которую черпала германская дипломатия в существовании массового нацистского движения, активно поддерживавшего радикальную националистическую политику. События убедительно доказали, что Германия на могла добиться равноправного статуса, не сделав вначале революционного шага, и именно в этом свете становится очевидной чудовищная вина нацизма, толкнувшего свободную и равноправную Германию на путь преступлений. И в Германии, и в Италии фашизм смог захватить власть лишь потому, что сумел использовать в качестве рычага нерешенные национально-государственные проблемы, тогда как во Франции и Великобритании антипатриотизм фашизма решающим образом ослабил его влияние. Только в небольших и по необходимости зависимых странах дух раболепия перед иностранной державой мог стать козырем в руках фашизма.

Европейский фашизм 20-х гг., как мы убедились, лишь по стечению обстоятельств связан с национальными и контрреволюционными тенденциями. Это пример симбиоза самостоятельных по своим истокам движений, которые усиливали друг друга и создавали впечатление сущностной близости, будучи в действительности внутренне отличными по природе.

Фактически роль фашизма определялась одним-единственным фактором — состоянием рыночной системы.

В 1917–1923 гг. правительства иногда обращались к помощи фашизма для восстановления порядка: чтобы привести в движение рыночную систему, большего не требовалось. Фашизм так и не вышел из зачаточной формы.

В 1924–1929 гг., когда восстановление рыночной системы казалось надежно гарантированным, фашизм как политическая сила совершенно исчез с исторической сцены.

После 1930 г. рыночную экономику поразил всеобщий кризис — за несколько лет фашизм превратился в мировую силу.

Первый период, 1917–1923 гг., едва ли дал что-то большее, нежели сам термин «фашизм». В некоторых европейских странах — таких как Финляндия, Литва, Эстония, Латвия, Польша, Румыния, Болгария, Греция и Венгрия, произошли аграрные или социалистические революции, тогда как в других государствах, например, в Италии, Германии и Австрии, индустриальный рабочий класс добился политического влияния. В конечном счете контрреволюции восстановили внутреннее равновесие сил. В большинстве стран крестьянство выступило против городских рабочих, в некоторых странах у истоков фашизма стояли офицеры и дворяне, которые вели за собой крестьянство, в других же, как, например, в Италии, фашистские отряды составили мелкие буржуа и безработные. Всюду требовали только одного — порядка, вопрос о радикальной реформе нигде не поднимался, иными словами, не было заметно никаких симптомов фашистской революции. Фашистскими эти движения были лишь по форме, т. е. лишь постольку, поскольку банды, состоявшие из гражданских лиц, так называемые «безответственные элементы», прибегали к насилию, пользуясь попустительством властей. Антидемократическая философия фашизма уже появилась на свет, но еще не стала фактором политики. В 1920 г., накануне II Конгресса Коминтерна, Троцкий выступил с пространным докладом о положении в Италии, но о фашизме даже не упомянул, хотя fasci[97] уже существовали к тому моменту некоторое время. Прошло еще десять с лишним лет, прежде чем итальянский фашизм, уже давно утвердившийся у власти в стране, создал нечто вроде особой социальной системы.

Начиная с 1924 г. Европа и Соединенные Штаты стали ареной бурного подъема деловой активности, в шуме которого утонули все сомнения в прочности рыночной системы. Капитализм был провозглашен возродившимся, с фашизмом и большевизмом покончили всюду, кроме нескольких периферийных регионов. Коминтерн открыто признал факт укрепления капиталистической системы, Муссолини восхвалял либеральный капитализм, все крупные страны, кроме Великобритании, были на подъеме. Соединенные Штаты переживали эпоху неслыханного процветания, почти так же блестяще шли дела и в Европе. Гитлеровский путч был подавлен, Франция вывела войска из Рура, чудесным образом возродилась рейхсмарка, план Да-уэса сделал репарационный вопрос независимым от политики, на горизонте уже виднелись контуры Локарно, а Германия вступала в свои семь «тучных лет». К концу 1926 г. золотой стандарт царствовал всюду — от Москвы до Лиссабона.

Только в третий период — после 1929 г. — обнаружилась истинная сущность фашизма. Стал очевиден тупик, в который зашла рыночная экономика. Прежде фашизм был лишь одной из особенностей итальянской авторитарной государственной системы, в остальном не слишком отличавшейся от более традиционных форм правления. Теперь же фашизм заявил о себе как об альтернативном решении ключевых проблем индустриального общества. Революцию общеевропейского масштаба возглавила Германия, а фашистский выбор дал ей энергию для борьбы за мировое господство, охватившую вскоре пять континентов. Заработавший механизм социальных перемен сдвинул с места историю.

Крушению мирового порядка положило начало одно второстепенное, но отнюдь не случайное событие. Крах на Уолл-стрит принял громадные размеры, за ним последовало решение Англии отказаться от золотого стандарта, а еще два года спустя — аналогичный шаг со стороны Соединенных Штатов. Параллельно прекратила свою работу Конференция по разоружению, а в 1934 г. Германия вышла из Лиги Наций.

Эти громадной важности события открыли эпоху радикальных сдвигов в системе международных отношений. Три державы — Япония, Германия и Италия — восстали против принципа status quo, саботируя ветшающие институты поддержания мира. В то же время перестала действовать система мировой экономики. Англо-саксы, по крайней мере, на некоторый срок отказались от ими же созданного золотого стандарта, под предлогом дефолта прекратились выплаты по иностранным долгам, рынки капитала и мировая торговля пришли в упадок. Политическая и экономическая системы тогдашнего мира распадались одновременно.

Столь же радикальные сдвиги происходили внутри самих государств.

Двухпартийные политические системы оказались подмяты однопартийными правительствами, а в некоторых случаях так называемыми «национальными» правительствами. Впрочем, внешнее сходство между диктаторскими режимами и странами, сохранившими демократическое общественное мнение, лишь доказывало величайшую важность институтов, обеспечивающих свободу дискуссии и принятия решений. Россия обратилась к социализму в форме диктатуры. Либеральный капитализм исчез в странах, готовившихся к войне — Германии, Японии, Италии, а также, хотя и в меньшей степени, — в Соединенных Штатах и Великобритании. Но возникающие режимы — фашизм, социализм, Новый курс — были сходны лишь в том, что отвергали принципы laissez-faire.