Роберт Святополк-Мирский - Заговор князей

• Название: Заговор князей
• Автор: Роберт Святополк-Мирский
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-903339-36-5

1480 год. Над Московским княжеством сгущаются тучи. Хан Золотой Орды Ахмат твердо намерен идти на Москву с юга за давно не плаченной ее данью. С севера наступают войска Великого Магистра Ливонского ордена. С запада ожидается поддержка короля Польского и Великого князя Литовского Казимира. В Новгороде назревает бунт. И ко всему прочему, младшие братья Великого князя Московского Ивана III, удельные князья Борис и Андрей, недовольные резко усилившимися тенденциями к самодержавию, затевают заговор. Тайная и могущественная секта религиозных еретиков-заговорщиков продолжает плести интриги…

На фоне этих событий действуют четверо мужественных героев — русские дворяне во главе с Василием Медведевым, известные по романам «Дворянин Великого князя» и «Служители тайной веры». И хотя на этот раз они не вместе, а порой даже во враждебных лагерях, их честь, доблесть и благородство по-прежнему помогают им одерживать трудные победы над врагами и обстоятельствами, бросая иногда вызов самой судьбе!

---

Борис перекрестился и облегченно вздохнул, окончательно убедившись в чудесной прозорливости игумена Иосифа.

Через час боярин Оболенский-Лыко начал готовиться к отъезду в свое новое владение, а князь Борис заторопился в монастырь, чтобы покаяться в грехах, помолиться о спасении души и получить благословение на грядущие дела: согласно предварительной договоренности с Андреем Большим, он должен был через два дня выехать к нему в Углич, чтобы совместно разработать план дальнейших действий против их старшего брата.

Когда князь Волоцкий выезжал за ворота своего терема, все вокруг потемнело, холодный осенний ветер внезапно прекратился, и в наступившей тишине плавно и бесшумно с неба посыпались первые снежинки…

А в Бахчисарае было по-прежнему тепло, и высокие минареты устремлялись в безоблачное небо той чарующей и невыразимой голубизны, которую можно увидеть только в Крыму.

Крымский хан Менгли-Гирей-ибн-Хаджи-Гирей, верный друг и союзник великого московского князя Ивана Васильевича, только что получил тревожное известие.

Одетый в свой обычный наряд для официальных приемов — темно-синий кафтан, расшитый золотом и подпоясанный красным кушаком, поверх него — красный кафтан, на голове низкая татарская шапка, отороченная дорогим мехом, на ногах сапоги из красной кожи, худощавый с тонкими бровями и слегка раскосыми глазами, с усами и широкой, окладистой, на зависть многим татарам, бородой, тридцатилетний хан сидел на низком, обитом красным бархатом стульчике у фонтана в самом центре ханского дворца, и выслушивал донесение своего доверенного посланника и тайного агента Сафат-мурзы, только что вернувшегося из Московского княжества.

Сафат, по нелепой случайности угодивший этой весной в плен к князю Семену Бельскому и несколько месяцев томившийся в темнице замка Горваль, где он при весьма печальных обстоятельствах подружился с московскими дворянами Медведевым, Бартеневым, и Картымазовым, также попавшими в эту темницу, откуда их всех освободил Антип со своей бандой лесных разбойников, расставшись с новыми друзьями после боя на Угре, отправился в Касимов к жившим под покровительством Ивана Васильевича братьям хана Менгли-Гирея, Нур-Дуалету и Айдару, к которым он, собственно, и направлялся до столь неудачной встречи с князем Семеном.

Выполнив необходимые поручения, он возвращался обратно, чтобы доложить обо всем, что увидел и узнал своему хану, считавшему его уже погибшим, когда вдруг в степи, под небольшим селеньицем, именуемым Курск, встретил целый отряд хорошо вооруженных отборных воинов хана Ахмата, который направлялся в сторону Москвы.

— … Мне удалось ночью выкрасть одного из этих отборных воинов, — рассказывал Сафат Менгли-Гирею, — и прежде, чем я перерезал ему горло, он рассказал мне, что будущим летом или осенью готовится крупный поход Ахмата со всем его войском на Москву, которая отбилась от рук и уже четыре года не платит им дани. А сейчас его сын Богадур-Султан с лучшей сотней едет на Угру, чтобы разведать места для переправ и определить направление основного удара.

Менгли-Гирей слушал очень внимательно. Хан Ахмат — его злейший враг, и если дело дойдет до настоящей, полнокровной войны, он, конечно, не останется в стороне.

Можно было бы оказать большую услугу Ивану Московскому, напав, на Ахмата с тылу, но на это вряд ли хватит войска — сколько людей недавно было загублено в этой проклятой войне с турецким султаном, войне напрасной и неудачной, где он, Менгли-Гирей проиграл, и теперь Крымское ханство — данник Стамбула — бывшего Константинополя. О, великий Аллах, как ясно ты показываешь людям всю тщетность и ничтожность их устремлений…

— Неужели Ахмат соберет достаточно войска, чтобы сразится с Москвой? — спрашивает он у Сафата, — Ведь после захвата Новгорода у Ивана стало много денег — значит, у него будет сильная армия.

— Я думаю, мой повелитель, что Ахмат рассчитывает на несколько событий, которые назревают в московском княжестве: во-первых, в Новгороде опять готовится восстание, а во-вторых, младшие братья Ивана, которые со своими отрядами составляли до сих пор половину московского войска, и которых он обделил, вопреки завещанию отца, очень недовольны своим государем, так что еще неизвестно, придут ли они к нему на помощь в случае нашествия Ахмата. Но самое главное, на что Ахмат рассчитывает — это помощь короля Казимира, которую тот уже давно ему пообещал в случае похода на Москву.

— Ах, вот оно что! Это уже серьезно. А что же на это сам Иван?

— Когда я покидал московское княжество, там все было совершенно спокойно. Ты же хорошо знаешь московитов — они спохватываются лишь тогда, когда видят врага прямо у своих ворот, и чем в более безнадежной ситуации они оказываются, тем яростнее дерутся. Однако, полагаю, что приход Ахмата станет для них полной неожиданностью.

— Не станет. Сколько дней тебе нужно для отдыха?

— Ни одного, мой повелитель, — склонился Сафат до пола, сидя на коленях. — Я не устал на твоей службе.

— В наказание за эту лесть отправишься обратно немедленно и поедешь прямо к Великому Московскому князю. Он наш большой друг, и мы не оставим его в беде. Предупреди его об Ахмате, расскажи все, что узнал, да спроси, чем мы можем помочь.

Менгли-Гирей вздохнул и, немного подумав, снял с пальца большой перстень, причудливой формы.

— Боюсь, что Ивана Васильевича ждут тяжкие испытания. У него вдруг стало много врагов, а враги бывают коварны. Передай ему от меня вот это, — он протянул перстень Сафату, — и скажи следующее: в этом перстне запечатан кусочек рога диковинного зверя из индустанской земли. Имя этому зверю — единорог, а особенность в том, что он не переносит ничего скверного или нечистого, а потому рог его чует любой яд. Можно окунуть перстень в чашу с вином, и он сразу зашипит, если вино отравлено, можно лизнуть камень языком перед трапезой и всякий яд станет бессильным. Скажи Ивану Васильевичу, что Менгли-Гирей желает ему крепкого здоровья и остается верным другом.

— Благодарю тебя за доверие, о, повелитель, — мой конь не устанет, пока его хозяин не выполнит твоих наказов.

Менгли-Гирей, глядя вслед Сафату, думал о том, что у его верного слуги наверняка должны быть какие-то свои личные мотивы, по которым он так торопится вернуться обратно в Московию, и решил, что это, должно быть, женщина.

Но он ошибся.

Сафат не сказал своему повелителю, что татарин Ахмата, которому он перерезал горло, назвал не только реку, но и то место на ней, куда направлялся отряд Богадур-Султана.

Да только незачем знать о таких мелочах великому хану, и вовсе они его не касаются — ведь не его же друзья живут в том месте, а друзья Сафата…

В Москве уже валил густой снег, и, едва въехав в город, слегка озябший Филипп сразу увидел, что повсюду царит какое-то лихорадочное оживление. Скоро выяснилось, что великий князь сам-один, без всякого войска, ну, не считая, конечно, полусотни бояр, слуг, да охраны, выезжает сегодня в Новгород, и все жители от мала до велика, высыпали на улицы, чтобы увидеть торжественное шествие государя да поклонится ему, а может еще удастся поймать пару монет, которые пригоршнями швыряли в народ всегда, когда великий князь куда-либо выезжал или откуда-то возвращался — таким образом, специальной службой Ивана Юрьевича Патрикеева без труда обеспечивалось огромное стечение народа, бурно проявляющего свои чувства к государю, который, при всей своей недоверчивости ко всему остальному, здесь с детской наивностью умилялся, видя столь ярко проявляемую всенародную любовь и преданность.

Филипп заторопился, опасаясь, что не успеет, и, действительно, чуть не опоздал, но в последнюю минуту повезло — уже почти на самой Красной площади он увидел сани, в которых катил сам Иван Юрьевич, и так обрадовался, что забывшись, схватился за них на ходу, желая обратить на себя внимание боярина. Сани, схваченные могучей рукой Филиппа, остановились как вкопанные, две впряженные в них лошади тут же попадали, едва не переломав ноги, а Иван Юрьевич, чуть не вылетевший из саней разразился такой отборной бранью, что прохожие в ужасе шарахнулись подальше.

— Не гневайся, батюшка Иван Юрьевич, — взмолился Филипп, сорвав с головы шапку, — С Угры я, с рубежа! Дело у меня государевой важности!

Тут Патрикеев узнал Филиппа, которого видел уже два раза и даже сам подавал великому князю жалованную грамоту при приеме Бартенева в московское подданство и, вспомнив, что он приятель и сосед Медведева, решил, что дело, быть может, и впрямь серьезное.

— Вскакивай сюда, чертов медведь, — приказал он.

Обрадованный Филипп, велев Данилке дожидаться его на площади, сел в сани и через несколько минут они с Патрикеевым уже были в Кремле.