Олег Казачковский - Физик на войне

• Название: Физик на войне
• Автор: Олег Казачковский
• Издательство: Энергоатомиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-283-05014-9

Это рассказ о войне, увиденной глазами попавшего на фронт молодого ученого-физика. Автор, исправно выполняя свои обязанности артиллерийского разведчика, не забывал и о прежней специальности. И к оценке многих событий подходил с позиции рационально мыслящего физика. Тут нет никакого вымысла, нет и прикрас. Изложено все как было — непредвзятое свидетельство очевидца. Как и положено человеку, посвятившему себя точным наукам. Но с оговоркой — пришлось восстанавливать почти все по памяти. Никаких личных записей того времени не сохранилось, остались только фронтовые письма. А память иногда обманчива. Да и восприятие того, что происходит, не всегда однозначно. Даже когда мы, бывшие однополчане — участники одних и тех же событий, встречаемся и обмениваемся воспоминаниями, зачастую выявляются и разные представления о происходившем. Так что в отдельных деталях не исключены и неточности.

---

Приверженность рациональному мышлению все же однажды ввела меня в заблуждение. Это было в Крыму весной 44-го. Мы находились на самом севере полуострова — на Сивашском плацдарме. Дежурный разведчик у стереотрубы неожиданно задает вопрос: «Товарищ капитан! А что это за сопка там виднеется?«Какая там сопка, когда впереди до самых Крымских гор ровная, хоть шаром покати, местность! Опять воображение? Но все же смотрю в стереотрубу (с десятикратным увеличением). Та нее картина, что и наблюдалась перед этим: плоская равнина, залитая солнцем. Лишь далеко на горизонте какие-то пестрые облака. Уже хочу попрекнуть разведчика. И вдруг в сознании, как на пластинке в фотокювете, проявляется: это совсем не облака, это действительно горы, Крымские горы. Вернее, выступающие из-за горизонта верхушки гор, поскольку сказывается кривизна земной поверхности. Видно все еще заснеженную Яйлу, склоны, поросшие лесом. Как я раньше не понял? Просто был абсолютно убежден, что на таком расстоянии, около 150 км, увидеть что-либо невозможно. Это был единственный за несколько, месяцев, пока мы там стояли, случай, когда открылись горы. Перед этим прошли обильные дожди (по-видимому, по всему Крыму), атмосфера очистилась и воздух стал исключительно прозрачным. Сообщил на другие НП. Пусть полюбуются. Многие восприняли это видение как доброе предзнаменование, означающее, что наше предстоящее наступление будет успешным. Если так, то оно действительно сбылось.

Оглядываясь назад, думаю, что мои наклонности физика нисколько не мешали мне на фронте и даже, наоборот, помогали лучше исполнять свои обязанности. Мне, скорее, не хватало лирических способностей, из-за чего я чуть было не поплатился. В конце 43-го исполнялось два года со дня образования нашего полка. Мы стояли в обороне на Сиваше. Делать было нечего, скучновато, и командование захотело как-то подбодрить людей и торжественно отметить эту дату. Решили, что надо бы сочинить обращение к личному составу в стихотворной форме. Командир полка не нашел ничего лучше, как поручить это мне. Напрасно я доказывал, что никогда стихов не писал, что я физик, а не лирик. Что есть другие, имеющие на то способности. Он стоял на своем. В конце концов, заявил: «Ты человек способный к наукам, я это знаю. Значит должен уметь и стихи сочинять. Чтобы завтра к утру стихотворение было, а не то посажу на губу». Не знаю, насколько это было серьезно. Я уже писал, что за отказ разукрасить боевой листок одного нашего сержанта отправили в штрафной батальон. Ну что ж, делать нечего, надо выполнять. Сидел, сидел в своей землянке чуть ли не до полуночи и с трудом «выдушил» из себя одно четверостишие. А вот на следующее утро, как говорится, «нашло вдохновение» и я легко, почти с ходу написал еще три. Поистине «утро вечера мудренее!» Впрочем, получилось не ахти как. Просто набор звонких, по тому времени, стереотипов вроде: «С боями ты прошел два года. Стоял на смерть» и т. п… В общем, совсем в стиле: «Служил Гаврила хлебопеком. Гаврила булку испекал…». Но командованию понравилось. Стихотворение было размножено на машинке и роздано всему личному составу. Только для себя я его не сохранил.

Немного «мистики»

Люди, склонные к мистике, сами для себя выбирают события, подтверждающие и укрепляющие их суеверные чувства. На войне поводов для этого предостаточно. До того, как Фридман погиб, его дважды поцарапало осколками. Кое-кто рассудил: смерть его искала и на третий раз, как и положено, нашла. Вот если бы Лева прислушивался к тому, что говорят, не стал бы бравировать, опустился на землю, как и все, — остался бы жив. А на то, что иные погибают с первого, второго, четвертого и т. д. раза, такие люди просто не обращают внимания.

Как-то я не смог заставить водителя ехать дальше после того, как кошка впереди перебежала дорогу. «Хоть убейте, не поеду!». Ждать, пока кто другой проедет раньше нас это место, было некогда. Отправились по другой дороге, просматриваемой и простреливаемой противником. На этот раз все обошлось благополучно. Значит, поступили правильно, кошек на дороге лучше избегать!

Со мной было два случая, из которых люди, подверженные суевериям, могли бы сделать вывод о спасительной роли предчувствий (если к ним прислушиваться, конечно). Первый произошел в августе 41-го, после того, как мы безуспешно пытались сбросить немцев с Каховского плацдарма на Днепре. Пришлось отступать. Утром на машине вместе со своими разведчиками отправились по дороге из Каховки на юг. Дорога эта, я видел, изредка обстреливается, но ехать все равно надо. Сержант, находящийся в кузове сверху, вдруг предупреждает, что там стреляют. Как будто сам не вижу, подумал я. Впереди на дороге стоит большая колонна выехавших ранее машин, среди них, помню, зенитная батарея в походном порядке. Почему такая пробка, может быть, мостик провалился? Сейчас подъедем, узнаем. Вдруг как будто меня что-то кольнуло, и я приказал остановиться несколько раньше, у последнего съезда с дороги. Вижу — справа наперерез нам движется другая колонна. Ага, может быть, остановились, чтобы их пропустить? Стал на подножку, смотрю в бинокль. Бог ты мой, да ведь это же немцы! И возле тех наших машин впереди тоже немцы. Значит, это они перерезали дорогу и захватили наших. Сержант имел в виду совсем не минометную, как я считал, а автоматную стрельбу. Только вывернули влево на проселок, как сразу же вослед нам из придорожных кустов — длиннющая пулеметная очередь. Немцы по всем правилам военной тактики устроили здесь засаду на случай, если кто-либо попытается повернуть обратно. К счастью, никого не задели. Прострелили только сковородку в рюкзаке с кухонными принадлежностями. Останемся теперь без блинов. Вроде, действительно какой-то внутренний голос помог, а не то попались бы, как и те. Но при зрелом размышлении думаешь — это никакое не наитие. Похоже, что в острых, критических ситуациях всякие «блуждающие» мысли напрочь вылетают из головы. В памяти остаются в основном только факты. Может быть, я приказал остановиться возле съезда, подумав, что все равно придется ехать в объезд, раз впереди пробка? А может быть, вспомнил разговоры, будто немцы вчера прорвались на нашем левом фланге и никаких заслоните там нет. Может быть, и это меня насторожило? Как бы там ни было, но нам повезло.

А несколько позже, уже в Донбассе — снова спасительное «предчувствие». В небольшом поселке расположился наш арьергардный заслон — поредевшая рота пехоты. Я со своими разведчиками остаюсь с ними для связи. С наступлением темноты получен приказ покинуть рубеж. Пехота тут же снялась и ушла. А наш водитель, как на зло, заболел. Колики в животе такие, что не то что машину вести, встать не может. Проходит час, другой, легче не становится. Решаю: ждать больше нельзя. Сажусь за руль сам, и мы отправляемся. Основные переключения мне знакомы и раз или два я уже пробовал водить. Но то было днем и в спокойной обстановке. Ехать же, как и положено было тогда, придется совсем без света.

Я обычно хорошо запоминаю и ощущаю дорогу. Сейчас же все внимание машине. Медленно, на третьей скорости, на четвертой не решаюсь. Еле-еле различаю дорогу. Постепенно закрадывается сомнение: а та ли эта улица. Дорога кажется совсем ненаезженной, то и дело попадаются глубокие рытвины. А там был, я помню, приличный грейдер. Выезжаем на окраину. И вдруг, опять будто какой-то внутренний голос приказывает: «остановись!». Резко торможу. Выхожу вперед. О ужас, дальше дороги нет. Еще два, три метра — и мы свалились бы в глубокий овраг. Вроде бы и можно было после этого поверить в предчувствия, но неисправимый реалист, сидящий во мне, и тут находит объяснение. Просто я уже понимал, что еду не туда. Но для меня, более чем. неопытного водителя, разворачиваться на узкой улице, чтобы ехать обратно — проблема. Другое дело за околицей, где больше простора. Вероятно, какие-то подобные мысли у меня тогда и были, но не остались в голове.

Женщины на фронте

Женщины на фронте это, вообще говоря, противоестественно. Не их дело сражаться. И фронтовой быт для них труднее. Но что поделаешь, не смогли мы, мужики, сами справиться и вынудили женщин (кого добровольно, кого по мобилизации) прийти к нам на помощь. Многие женщины-медики находились в боевых порядках пехоты. Зима 42-го, Донбасс. Небольшая лощинка вблизи передовой, куда изредка залетают мины. У тропинки лежит мертвый солдат с незажженной цигаркой в зубах. Неужели сразило в этот самый момент? Или кто-то пытался дать ему закурить перед смертью? Женщина-врач здесь же на снегу безо всякого укрытия обрабатывает раны непрерывно подходящим и приносимым бойцам. Образовалась целая очередь и она выбирает тех, кто особо нуждается в срочной помощи. Вот солдат, которому в плечо попала разрывная пуля. Я смотрю, как сноровисто, деловито делает она свое дело. Буквально несколько минут — и не видно этого страшного месива. Рана ухожена, забинтована. Следующий… Работает напряженно, не обращая внимания ни на мороз, ни на мины. И когда, прошу прощения, ей все же надо прерваться, как говорится, по своей надобности, лишь отходит немного в сторону. На виду у всех. Скрыться некуда — ни кустика, ни бугорка, кругом один снег. Все чувства померкли по сравнению с чувствами долга и сострадания. Мужики просто отворачиваются.