Николай Бердяев - Sub specie aeternitatis

• Название: Sub specie aeternitatis
• Автор: Николай Бердяев
• Жанр: Философия

Николай БердяевSub specie aeternitatis

Опыты философские, социальные и литературные. М.: Канон+; Реабилитация, 2002. 655 с.

---

Одно недоумение, связанное с «идеализмом» заслуживает самого внимательного рассмотрения. Тут мы имели бы дело с наиболее отталкивающим от нас аргументом и самым опасным, если бы он не был сплошным недоразумением. Я имею в виду обычное и распространенное мнение, что «идеализм» признает свободу внутреннюю, метафизическую и не в состоянии перейти к свободе внешней, социальной, что он отворачивается от земли, от борьбы, которая с такими кровавыми усилиями ведется во имя лучшего земного будущего, словом, что «идеализм» становится спиной к освободительному социальному прогрессу.

Наши критики очень произвольно и до высочайшей степени некритично оперируют с понятиями «свободы», «личности», «прогресса» и т. п- Только потому им так легко победоносно возражать нам, что они не хртят и не могут дать себе философский отчет в собственных мыслях и выражениях и обращаются к довольно вульгарным чувствам своей аудитории. Со всех сторон я слышу то негодующие, то насмешливые голоса, которые отнимают от нас право требовать внешней свободы, жаждать ее. По вашему-де и без того всем хорошо, каждый человек внутренне свободен и никакое насилие не может унизить его возвышенного духа. Тем самым у «идеализма» отнимается право признавать смысл всемирной истории, в то время как возник он более всего из потребности этот смысл признать, увидеть его. И мы прежде всего видим этот смысл в освобождении, в самоосвобождении и освобождении мира. В основу религиозно-философского учения я бы положил идею свободы и неразрывно с ней связанную идею личности и только тогда может быть санкционирована и осмысленна борьба за освобождающий социальный прогресс. Что такое личность, что такое свобода? Наши пози- тивистические критики знают, что свобода вещь прекрасная и манящая, что за личность нужно бороться, еще больше знают они, что свободы у нас нет, а личность угнетена и задавлена. Все это хорошие чувства, но позитивизм всех видов и оттенков бессилен обосновать идеи личности и свободы и привести к философии освобождения, к освободительному миропониманию и настроению. Личность и свобода должны быть не только целью и результатом борьбы, но и субъектом борьбы, вот над чем недостаточно думают позитивисты. Личность не может быть продуктом безличного — природы, социальной среды, исторического процесса; свобода не может быть продуктом необходимости, — естественного развития, не может она быть приказана и заказана. Всемирно-исторический процесс только потому и может быть освободительным, что в самой природе мира заложена творческая свобода, начало противоборствующее связанности и гнетущей необходимости. Личность может восстать против вне ее лежащего, давящего, только во имя собственной внутренней природы своей, только в качестве внутренно свободного существа, обладающего творческой энергией. Иначе что восставало бы, кто боролся бы? Человеческая личность, этот метафизический дух, внутренно свободный, может быть связана, порабощена и угнетена; она обладает абсолютной ценностью, но достоинство ее может быть поругано. Но бороться с гнетом и порабощением может только свободное существо, а не кусок материи, не случайная капля в океане природной необходимости. Этого никак не хотят понять. У свободолюбивых позитивистов выходит очень странная дилемма: бороться за свободу может и хочет только несвободное по своей природе существо, только случайный обрывок естественной и социальной среды, свободное же по своей природе существо, конкретный дух, личность, примиряется с рабством, гнетом и бесправием. И еще: те, что видят смысл мирового и исторического процесса в освобождении, должны отрицать смысл борьбы за свободу, те же, что отрицают всякий смысл за мировым и историческим развитием, видят в нем лишь необходимый процесс природы, должны признавать смысл борьбы за свободу. Тут мы встречаемся с каким-то ужасным недоразумением. Это недоразумение можно еще кратко выразить так: свободному нечего стремится к свободе, добиваться свободы может только несвободный.

Суждение это может показаться логичным, если не вникнуть в содержание употребляемых здесь понятий. Для нас свобода есть творческая сила индивидуальной духовной субстанции, это созидание изнутри, из глубин человеческой природы, властное самоопределение личности. Понятие личности, человеческой индивидуальности немыслимо без свободы, как внутреннего определения ее природы. Творческие акты личности свободны, но она связана творческими актами других личностей и своей принадлежностью к мировому целому, поэтому личность сталкивается на каждом шагу с «необходимостью», принимающей формы угнетения и порабощения [93]. Поэтому внутреннюю духовную свободу человеческой личности можно и должно противополагать навязанной необходимости, гнету, порабощению, т. е. внешней несвободе. Отвоевывая для себя и для других свободу, внутренно свободная личность осуществляет свое предназначение в мире, кладет на него свою творческую печать, защищает свое право определяться только своей свободой, своей внутренней творческой мощью, которая сталкивается со связанным и навязанным миром. А тот несвободный предмет, который позитивисты называют человеком, не может себя ничему противополагать, никакому внешнему гнету, никакой несвободе, он никакого творческого и противоборствующего начала не в состоянии внести в этот связанный, рабский мир. Только свободный, существо духовное, корни которого лежат в бездонной глубине бытия, может стремиться к окончательной свободе, в состоянии бороться за нее, несвободный же кусок природы пребывал бы в рабстве до скончания веков.

Нет, гг. позитивные критики, свободы и личности мы вам не уступим, это наша монополия, а не ваша.

Да и не к лицу позитивистам слишком много говорить о свободе, им больше подобало бы говорить об общем благе, об устроении жизни, о неизбежном наступлении новых социальных форм и т. п. Пора нам окончательно раскрыть свои карты и выяснить настоящие наши разногласия, которые очень существенны не только в философском, но и в социальном отношении, в понимании смысла и цели мировой истории.

Есть два пути, один — путь человеколюбия, который желает осчастливить людей, устроить и успокоить их, выстроить для ближних удобное здание, в котором они забудут о своей иррациональной и трагической свободе, откажутся от своих прав на абсолютную, сверхмировую истину. Это путь Великого Инквизитора, он ведет к муравейнику, в котором не будет ни свободы, ни личности. Другой — путь боголюбия, который желает освободить людей, ставит истину и ценности сверхчеловеческие выше благополучия и устроения жизни. Это путь Того, Кто пришел со словами беспредельной свободы и был напоминанием, что Бог, свобода и истина выше блага и спокойствия людей. И нужно выбрать человеколюбивый путь благополучия или боголюбимый путь свободы. И противоположность этих двух путей должно обострить до последней степени. Тогда может быть открытая и честная борьба, борьба двух противоположных начал всемирной истории, трансцендентного начала свободы и имманентного начала довольства, Бога и «князя мира сего». Эту глубокую противоположность очень трудно приурочить к общественным делам наших дней, но, если уж пробовать это сделать, то «свобода», «личность», понимание смысла всемирной истории окажутся на нашей стороне, а не на стороне маленьких величин инквизиторов, мы окажемся более сознательными борцами за свободу, освобождение окажется более соответствующим нашему религиозно-философскому учению.

Положение «идеализма» в ту историческую минуту, которую переживает сейчас Россия, очень трудное и ответственное. Мы видим глубокую духовную подпочву того общественного брожения, которое охватывало русское общество во всех его слоях, и очень остро сознаем, что речь идет о самом существовании великого народа, о том, пойдем ли мы по пути творчества и следовательно свободы или по пути отрицания, угашения духа и рабства. Организация всех созидательных, освобождающих общественных сил без различия их окончательного религиозно-философского миропонимания и даже их социальных интересов является лозунгом времени. Мы призываем к действию организованные общественные силы во имя далекого, для слишком многих непонятного царства свободы. Трудность же и ответственность положения я вижу в том, что мы не можем и не должны поступиться целью во имя средств, поступаться правом на всю полноту наших духовных переживаний и стремлений, не можем и не захотим ничего заимствовать от теории и практики Великого Инквизитора, который одной рукой открывал двери к человеческому счастью, а другой навеки закрывал двери к свободе. Нам нужна свобода относительная, внешняя, общественная для свободы абсолютной, внутренней, мистической. Нам нужны общественные гарантии неотъемлемых прав личности не для благополучного устроения жизни, а для раскрытия религиозной правды, которую теперь нам мешают раскрывать с двух противоположных сторон. Близок час, когда потеряют наконец всякий смысл и значение политические возражения на религиозно-философские искания и утверждения, когда раскроется наконец вся постыдная убогость этих возражений. То будет час общественного обновления нашей родины, ее освобождения. Мы должны быть готовы к этому историческому перелому не только как общественные существа, но и как посланные из иного мира, И не должны уступать своей первородной свободы ни власть имущим, ни власть завоевывающим.