Дмитрий Быстролетов - В старой Африке

• Название: В старой Африке
• Автор: Дмитрий Быстролетов
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1976

Автор этой повести рассказывает о полной событий и приключений поездке по довоенной Африке из Французского Алжира в Бельгийское Конго. Читатель узнает о путешествии через Сахару и джунгли, о быте и нравах туарегов и пигмеев, о борьбе за нефть, о колониальной эксплуатации африканских народов и о многом другом.

---

Опять мсье Чонга откинулся назад и уставился на Гая в крайнем удивлении. Он ответил не сразу.

— Я христианин, мсье, и не поддерживаю дьявола. Мсье Эверарт, власти в Стэнливиле и даже сам губернатор — все христиане. Я могу ошибаться, мсье, я недавно крещен, но ведь тысячи бельгийцев рождены от христиан и крещены после рождения. Почему же вы сразу обратились не к ним, а ко мне? — Оставим в покое христианство. Я говорю о культуре, понимаете ли, мсье Чонга, о культуре, которая всегда и обязательно связана с гуманностью! — Но ведь любой бельгиец, любой белый человек культурнее меня и всегда мне скажет это прямо в лицо. Я не знаю, что такое гуманность, извините, но до прихода в Конго европейцев здесь не было таких способов работы. Это ваша культура и ваша гуманность, мсье, и я тут не причем!

Гай едва сдержался от резких слов.

— Вы все-таки не понимаете меня, мсье Чонга.

— Извините, мсье ван Эгмонд.

— Вдумайтесь в мои слова: вы — конгомани, и эти ваши рабочие — тоже конгомани. Вы сидите в чистеньком костюме и пьете виски, а они катают лес по шоссе. Ну, что же здесь непонятного?

— Это я все хорошо понял, мсье. — И это вас не возмущает?

Мсье Чонга выпучил глаза и долго молчал, рассматривая Гая.

— Вы очень образованный человек, мсье ван Эгмонд, — медленно начал он, — и я вас очень уважаю. Я окончил только курсы при районном агрономе. Простите меня, многое до меня просто не доходит. Например, почему вас не возмущает, что вы сидите здесь в чистом белом костюме, а ваши братья единокровники (я говорю о всех белых, мсье!) сейчас обливаются потом в тяжелом и вредном труде?

— Где?

— В судовых кочегарках, мсье. На химических заводах, мсье.

— Где это? Что вы выдумываете?

— В Роттердаме, мсье.

Гай выпучил глаза, точь-в-точь как мсье Чонга.

— Вы были в Роттердаме?!

— Дважды.

Гай с удивлением посмотрел на мсье Чонга. Милые картины далекой родины поплыли перед его глазами.

— Разрешите предложить вам сигару, мсье Чонга! Гай протянул ему пачку. — Где вы их покупали? Здесь? В моем магазине? Я держу эту дрянь только для бельгийцев. Не могу курить других сигар кроме гаванских: Панч, Коронас, Партагас — вот мои марки!

Кряхтя, мсье Чонга поднялся и принес несколько коробок.

— Пожалуйста, мсье ван Эгмонд, они только что из Леопольдвиля. В первый раз я попал в Роттердам случайно и работал на нефтеперегонных заводах фирмы «Ройал-Шелл». Слышали о ней? Да? Ну вот, тем лучше. Тяжелейшая работа, мсье, немногим легче той, что на здешних шоссе!

— Ну, ну, мсье! Без палок, однако!

— С палкой безработицы, мсье!

— Но без лопнувшей от ударов кожи!

— С выхаркиванием легких, мсье! Гай не нашел подходящего ответа.

— Второй раз я заехал в Роттердам, когда недавно был по делам в Антверпене: захотелось взглянуть на старые места и измерить путь своих жизненных достижений.

Гай помолчал и потом сказал упрямо:

— И все же вы не поняли меня. Я хотел сказать, что не следует заимствовать у нас худшее: нужно брать лучшее и крепко держаться за свой народ.

— Что такое?

Мсье Чонга с наслаждением затянулся и насмешливо осклабился в ответ: —Расисты, мсье, — это люди, утверждающие, что белые лучше черных и поэтому только они должны пользоваться всякими преимуществами. Вы придумали эту культуру и навязали ее нам. При этом вы считаете, что только белые достойны хорошей жизни, а конгомани должны лишь работать и голодать. Не так ли, мсье ван Эгмонд? Вас раздражает, если негр хорошо одет, курит сигары, пьет с вами виски. Это оскорбляет вас, это кажется вам несправедливостью, покушением на ваши природные права?

Гай молча смотрел на толстое черное лицо, синие очки, сигару, наглую усмешку.

— Недавно в газете я читал, что один белый поэт, его зовут… (Мсье Чонга кряхтя полез в карман за записной книжкой.) его зовут мсье Гейне, — он сказал: «Они пьют вино, а другим советуют пить воду!» Ха! Хорошо сказано, мсье! Это и про вас, мсье!

Гай тряхнул головой.

— Я не расист, мсье Чонга. Но я полагаю, что в Конго и в Нидерландах люди труда заслуживают лучшей жизни. Вечное неравенство несправедливо. Улыбка медленно сползла с лица Чонга.

— Оно от господа бога, мсье. Вы против бога?

— Я не о боге говорю, а о властях.

Мсье Чонга положил сигару в пепельницу. Строго:

— Вы против властей, мсье?

— Власти приходят и уходят. Что вы будете делать, если бельгийцы уйдут из Конго?

Мсье Чонга не ожидал этого. Мысль эта глубоко поразила его, и мгновение он сидел недвижим. Потом вскочил и заглянул в сад и в комнаты. Они были одни.

— Бельгийцы не уйдут!

— Могут уйти.

— Придут англичане, и концессия будет, и Чонга будет. И рабочие будут, мсье ван Эгмонд! Ничего не изменится!

Он облегченно вздохнул и протянул руку к сигаре.

— А если никого не будет?

— Как никого?

— Если будут только они?

— Кто?

— Ваши рабочие.

Вот такая мысль уж действительно никогда не приходила в голову мсье Чонга, это было яснее ясного: какая гамма чувств отразилась на оплывшем, но очень подвижном лице! Удивление, волнение, страх — и осталось одно, только одно — злоба.

Мсье Чонга перегнулся через стол и одним духом выкрикнул:

— Сержант Эверарт имеет под командой двадцать стражников-жандармов, капитан Адриаанссенс в Банде — двести, полковник ван ден Борг в Стэнливиле — две тысячи солдат, самолеты, пушки, а генерал Слагер в Леопольдвиле — двадцать тысяч и все необходимое современное оружие. Они защищают культуру, которую Бельгия подарила нашему темному народу и которая нужна теперь нам самим: они защищают и себя, и нас, они не дадут в обиду верных королю конголезских патриотов! Мы все как один человек поднимемся на помощь! Сила за нами! То, что вы сказали, невозможно: этого не должно быть и никогда не будет! Никогда!

Он перевел дух и выпалил в лицо Гаю:

— Заметьте себе: золото связывает людей прочнее железа!

Глава 15. Маленькие люди в большом лесу

Типуа — это носилки с креслом. Их обычно тащат на плечах восемь человек, иногда и больше, если над сиденьем сделан навес от солнца. За носильщиками идет смена, на ходу подставляющая свежие плечи взамен уставших, так что европейцу только остается покачиваться, дремать и лениво подгонять палкой нерадивую упряжку. Так типуайеры несут своего господина через горы и леса, по труднодоступным, каменистым кряжам и через темную воду, где притаились крокодилы.

— Вы задержались, а я спешу. Прошу извинить, поезжайте со старшим учетчиком, он знает дорогу.

Плечистый сержант долго ворочался в кресле, потом буркнул: «Эй! Пошел! Ну!» — взмахнул хворостиной, и его двуногие кони тронулись рысью.

— Приветствую! — послышался голос с кресла. Тоненький бледный человек небрежно протянул Гаю узкую, очень белую руку.

— Слышал о вас. Фон Дален.

Гай поразился опрятности его тщательно выглаженного костюмчика и томной изысканности движений. Он изящно опустился в кресло и, не глядя, протянул руку в сторону. Молодой красивый негр подал странно изогнутую трость и шотландскую волынку.

— Не удивляйтесь: я коротаю время только с помощью волынки. Вы любите волынку? Нет? Этот инструмент требует особой настроенности: он чем-то напоминает мне лиричную туманность моей северной родины. О, да, я немного сноб, вы правы.

Его упряжка двинулась, Гай зашагал рядом.

— Совестно ехать на людях? — небрежно цедил граф. — В таком случае вы составили бы обо мне превратное представление и в другом отношении. Вы видели молодого негра, подавшего мне волынку? Он вам даже понравился? О, я польщен, польщен. Я дал ему кличку Гнедой. Ведь он меня возит на себе.

— Но почему лошадиное имя?

— Да потому, чтобы оттенить свое отношение к этим человекоподобным существам.

Гай промычал что-то неопределенное, потому что фон Дален явно рассчитывал на взрыв возмущения, а ван Эгмонд не хотел доставить ему такого удовольствия. Так граф болтал, и изящно покачивался в кресле, и передвигал зонтик из листьев, чтобы защититься от солнца, и играл узкими, странно белыми пальцами, от которых как будто бы исходило сияние. Несколько раз упряжка сильно качнула седока, и негры пугливо съежились, словно ожидая ударов, но граф даже не прикрикнул на них и, надо сказать, этим вызвал к себе некоторую симпатию Гая. Он шел сбоку, наблюдал и думал: «Все эти фокусы: белая кожа, волынка, Гнедой, — все это крик отчаяния человека, вынужденного медленно погружаться в слабоумие: старшина Эверарт — это просто следующая фаза, через десяток лет и граф станет таким же… И он сам знает это…»

Между тем фон Дален передал инструмент Гнедому, взял в руки свою странную трость и стал ждать. Как только упряжка снова резко тряхнула его, он плавным жестом вытянул руку, нацелился и царапнул спины идущих впереди носильщиков— одного, другого, третьего и четвертого… Носильщики прибавили шаг, потом понеслись рысью.