Дмитрий Быстролетов - В старой Африке

• Название: В старой Африке
• Автор: Дмитрий Быстролетов
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1976

Автор этой повести рассказывает о полной событий и приключений поездке по довоенной Африке из Французского Алжира в Бельгийское Конго. Читатель узнает о путешествии через Сахару и джунгли, о быте и нравах туарегов и пигмеев, о борьбе за нефть, о колониальной эксплуатации африканских народов и о многом другом.

---

Он опрокинул в свою тарелку половину большой банки, допил стакан и снова наполнил его. Затем приступил к еде и рассказу.

— В студенческие, годы я рос идеалистом. Чтобы стать ангелом, мне не хватало только пары крылышек… Удобного местечка на земле для себя я не видел, а потому парил в туманных высотах метафизики: добро, идеалы, свободная воля, бог. Хо-хо-хо! Приходилось питаться такой дрянью за неимением мелкой монетки на гороховый суп с копченой свининой… Да, было время… Между прочим, особенно часто в поднебесье загонял меня приятель-студент своим материализмом. Пришпоренный смутным сознанием его правоты, я трусливо нырял в метафизику и отчаянно пытался оторваться от настоящего мира. Годы шли… Началась война… С величайшими затруднениями мой приятель добыл документы об инвалидности и пристроился в тылу. Я же, едва получив звание доктора, бросился на фронт. «Идиот!» — сказал мне на прощанье трезвый и расчетливый приятель. «Скоро поймешь, что лучше быть пять минут трусом, чем всю жизнь трупом». Четыре года я похрапывал под гром канонады и с аппетитом ел суп, прислушиваясь к свисту пуль. Моего умника в первый год войны задавил на улице трамвай.

— Прозит! — сказал Гай и поднял стакан.

— На фронте меня больше всего поразила легкость и бессмысленность разрушения. Сотни лет несчетные поколения трудятся и копят ценности. Потом один человек нажмет спусковой механизм — взрыв! — и ничего нет! Груда мусора на месте домов, музеев, театров, библиотек, церквей, заводов… И с каждым таким взрывом в моей голове становилось все светлее, все просторнее. Начался спуск из поднебесья на грешную землю. Я подходил к своим богам и по очереди каждому давал пинок в заднюю часть. Тьфу! — Реминг сочно сплюнул через плечо. — Еще и теперь чувствую облегчение: ведь этакий хлам приходилось таскать на горбе, мешок, набитый идолами! Вот уж могу сказать: груз сбросил! Освободился!

— Продолжайте!

— Извольте слушать. После разгрома армии я вернулся домой и пережил разоренье семьи. Это было время инфляции — десяток Тиссенов рос за счет сотен тысяч Ремингов. Отец покончил с собой, я поселился с матерью на чердаке. Работы не было, да я и не умел ничего делать… Ведь после университетской скамьи меня сразу научили только убивать. Голодный, сидел я в своей дыре и думал… Написал ненужную книгу. Где-то вокруг двигались миллионные массы, вздымались и падали волны революций и контрреволюций… Я не чувствовал у своего плеча друга — справа и слева зияла пустота… Однажды я разгладил ветхий костюмчик, нацепил ордена, сунул в карман маузер и отправился в город. На Фридрих-штрассе процветал ресторан «Кемпински» — храм обжорства для спекулянтов и новоиспеченных богачей. Я вошел в лучший кабинет, где упивались жратвой с десяток жирных, приземистых фигур. «Господа, прошу внимания!» — крикнул я, остановясь у двери. С недовольным хрюканьем повернулись ко мне хищные морды, они приняли меня за безработного попрошайку. Я выхватил пистолет и перестрелял их.

Рассказчик тяжело перевел дух. Видно было, что воспоминания взволновали его. Минуту Реминг молчал. Потом, встряхнувшись, закончил со смехом:

— А вот и конец забавной истории: после громкого процесса— каторжный приговор, вмешательство бывших фронтовиков, освобождение… Но я стал лишним человеком на своей родине. Когда от гамбургской пристани отвалил пароход, направлявшийся в Южную Америку, на его палубе боязливо жался будущий наемник любой армии, ландскнехт, гладиатор и профессиональный убийца, теперешний жирный сержант Сиф!

— Крепко сказано, герр Реминг! Но неужели фигура Сифа — чисто отрицательная? Без единого светлогб пятнышка?

Никоим образом. Достоинства у него, конечно, тоже есть. Главное из них — цельность характера. А таких людей в наши дни мало! Сиф не любил сидеть на двух стульях, как, например, пытался сделать сей юноша.

Пальцем, похожим на кусок колбасы, доктор философии ткнул за спину.

— Была ли у убитого руководящая идея? — серьезно спросил Реминг. — Нарушая присягу и долг офицера, этот мальчик отпускал всех выявленных мною агитаторов! Отпустил даже пробравшегося сюда из Алжира араба-коммуниста с пачкой брошюр. Я их берегу у себя… Он погиб, потому что не нашел в себе сил сделать последний логический шаг, как и я когда-то в Берлине. Реминг из трусости стал Сифом, а д'Антрэг из слабости — трупом! Хо-хо!

— Да, девизом убитого было одно слово — культура.

— Хи-хи-хи, — вдруг тоненько засмеялся Реминг.

— Чему это вы? — удивился Гай.

— Ой, не смешите, достопочтенный! Колониальный офицер — и культура!

— Но все равно — намерения у него были хорошие…

— Кой черт нам до добрых намерений! Ими вымощена дорога в ад!

Герр Реминг поднял к небу волосатую лапу, как бы присягая, и торжественно провозгласил:

— Сиф — законченный негодяй! Опаснейший подлец, которому нет места в порядочном обществе! Мерзавец — откровенный и безжалостный!

Гай сделал вид, что не понял угрозы. «К чему он клонит? Неужели между нами станет Тэллюа?» Голос рассудка требовал отступить — зачем ему похмелье в чужом пиру? Но радость жизни, молодость и сознание своей силы влекли его в гущу опасностей. «Нужно заставить его сказать, наконец, главное, и тогда будет видно, что мне делать».

— Вижу, что вы — новый Заратустра! — сказал он, подзадоривая Реминга. Философ уже расправился с рыбой и вытряхнул из банки здоровенный кусок мяса. На слова Гая он ответил брезгливой гримасой.

— Заратустра сыплет на головы не меньше запретов, чем сам Иисус. Что же касается Сифа, — тут герр Реминг сделал энергичное движение рукой, — то этот веселый толстячок любит чужую собственность, он так и шныряет глазами в поисках того, что плохо лежит. Великий расточитель, Сиф по необходимости должен быть и великим стяжателем.

Герр Реминг сгреб с тарелки кусок мяса и, держа его за косточку, стал обгладывать мякоть.

— Вот почему, мсье ван Эгмонд, вас нисколько не удивит и мой маленький вопросик.

Доктор философии поднял глаза к темнеющему вечернему небу и закончил мягко, невинно, как дитя:

— Скажите, где лежит золото?

Так и есть… Сердце Гая опять тревожно дрогнуло. Никакого успокоения от тяжести пистолета в кармане… Неужели по милости Сифа он обзаведется дырой в груди?

По возможности спокойнее и обстоятельнее Гай рассказал о последних минутах жизни профессора.

— Итак, вы ничего не знаете? Это точно?

— Герр доктор…

— Простите! В пустыне начинаешь становиться неучтивым.

Опустив руки на колени, Реминг некоторое время задумчиво рассматривал Гая. Гай понимал, что в эти минуты решается его судьба. Солнце краем уже спустилось на гребень горы, голубые тени перекинулись через поле — одна непомерно широкая и короткая, другая тонкая и прямая…

На лице Реминга Гай прочел сомнение.

Он поглядел на часы. Герр Реминг заметил это движение.

— Не спешите. У меня имеется еще один вопрос, герр ван Эгмонд.

— К вашим услугам.

— Каковы ваши планы на ближайшее будущее?

— Зачем вам они? — спросил холодно Гай.

— Да, видите ли, сейчас здесь старший начальник я. Мне нужно решить, как поступить с вами…

Инстинктивно Гай повернулся и посмотрел на верблюдов, груженных оружием. Проклятье, пройдоха опять перехватил его взгляд! Подперев голову рукой, он сидел и медово улыбался.

— Ох уж и надоел мне этот железный скарб! Но здесь он необходим — тут все решает сила, а она на моей стороне. Если я не властен уберечь свою жизнь, то всегда могу укоротить вашу. Милейший гость и друг, здесь не Париж!

«Или я, или он. Времени терять нельзя. Он еще не принял решения. Сейчас стемнеет, африканская ночь покроет все тайны, нужно спешить! Но как подойти к этому носорогу? Он сейчас сильнее… Но вернее пули его сразит блеф. Да, да… Только блеф, больше у меня ничего нет…»

— Вы напрасно понимаете силу только в ее физическом аспекте. Силой, герр доктор, может быть и знание. — Гай скромно отхлебнул глоток вина и вяло продолжал: — Вы надеетесь дать своей комбинации выгодный разворот только потому, что обладаете крупицей кое-какой информации. Она страшнее пулеметов и командует ими.

Реминг вздрогнул. Ему очень хотелось посмотреть на Гая, забросать вопросами. Но он овладел собой; взяв банку, он заглянул в нее, выбирая кусочек пожирнее.

— Что же это за крупица?

— Мне известно, что Аллар был недавно использозан в качестве письмоносца.

Глаза герра Реминга перестали источать елей и мед.

— О какой комбинации вы говорите, герр ван Эгмонд?

— О той самой, о которой давеча упоминали вы. Вы, герр Реминг! Я знаю все до мелочей. Слышите? Все!

Секунду толстяк колебался. Потом успокоился и взялся за банку.

— Да, туземцы иногда употребляются нами для связи, — с усилием выдавил он из себя.