Л Климович - Книга о коране, его происхождении и мифологии

• Название: Книга о коране, его происхождении и мифологии
• Автор: Л Климович
• Издательство: Издательство политической литературы
• Жанр: Религия
• Год: 1986

Книга рассказывает о том, что представляет собой "священное писание" ислама, которое, по мусульманским представлениям, было продиктовано самим Аллахом. Автор с марксистско-ленинских позиций анализирует происхождение, содержание, а также историю изучения и переводов на другие языки этого религиозного памятника древнеарабской литературы. Выявляя исторические корни догм и законоустановлений Корана, он уделяет особое внимание социальной роли предписаний этой священной для мусульман книги в прошлом и новейшим их истолкованиям.

Рассчитана на пропагандистов, преподавателей и студентов высших и средних специальных учебных заведений и всех интересующихся проблемами атеизма.

---

Как пишет современный американский археолог, действительный член Американской академии наук и искусств в Бостоне Карл К. Ламберг-Карловский, "международные археологические исследования и сотрудничество за последние два десятка лет привели к совершенно новому пониманию "интернационализма", который отличал область от Средиземноморья до Инда и от Средней Азии до Аравийского полуострова". Так, при раскопках в Юго-Восточном Иране "в Яхья-тепе обнаружили материалы, отражающие культурные связи не только с Месопотамией, долиной Инда и Средней Азией, но и с недавно открытыми культурами III тысячелетия до н. э., занимавшими восточное побережье Аравийского полуострова. В клинописных текстах Месопотамии конца III тысячелетия до н. э. неоднократно упоминаются крупные торговые центры Дильмун, Маган и Мелухха". "От города Мари, расположенного в Северной Сирии, до острова Тарут в Персидском заливе и далее до Махенджо-Даро в долине Инда были найдены весьма близкие формы сосудов-чаш… Большое значение имеет и то, что сложная иконография на этих сосудах-чашах предполагает общность религиозной идеологии, которая была распространена на очень обширной территории. Можно предположить, что во многие области она привносилась специально для того, чтобы облегчить упрочение власти и узаконить верховное правление в обществе, где усиливалось социальное расслоение и формировались классы"[241].

Поиски упомянутого Дильмуна привели другого современного археолога, Джеффри Бибби, руководившего в течение ряда лет датской археологической экспедицией на острове Бахрейн в Персидском заливе, а также в ряде пунктов государств восточного побережья Аравийского полуострова, к небезынтересной попытке установления связи их древностей с одним из коранических сюжетов и проявлений современного мусульманского культа. Речь идет об изложенном в 18-й суре Корана сказании о неком "рабе Аллаха", сопровождавшем пророка Мусу и его помощника в их поисках "слияния двух морей" (арабское слово "бахрейн" значит "два моря" — 18:59–81; 25:55; 35:13). У авторов тафсиров, богословской литературы ислама и в устных легендах этот "раб Аллаха" отождествляется со святым или, иначе, пророком аль-Хидром — "Зеленым" (иначе — Хызр, Хыдыр. Хадир, Хазир, Кыдыр), нашедшим источник "живой воды" и ставшим бессмертным. Некоторые места поклонения этому святому Дж. Бибби посетил. Он даже стремится, заглянув в далекое прошлое, найти в нем зародыш современного культа и одновременно параллели к некоторым мотивам и персонажам не только Корана, но и "Гильгамеша" одного из древнейших эпосов мира. "И ведь женщины, в ночь со вторника на среду бодрствующие у святилища Аль-Хидра, моля бога о ребенке, тоже по-своему ищут бессмертия. Вера в то, что молитва будет услышана, одного порядка с верой, которая сорок пять веков назад вела Гильгамеша через моря к слуге Рогатого, Зиусудре, бессмертному обитателю Дильмуна"[242].

Аш-Шахрастани, писавший в XII веке, совершенно правильно подметил, что не только религиозные верования распространены среди разных народов, но также и сомнения в их правильности. Весьма характерно, что после изложения доводов, высказанных Иблисом, аш-Шахрастани предоставил слово некоему "толкователю Евангелия", сообщившему о бессмысленности каких-либо обращений к Аллаху, кем бы ни были обращающиеся: ангелами или джиннами, как Иблис. Ибо, как здесь сказано от имени Аллаха, "если бы ты считал истинным, что я — бог миров, то ты не обращался бы ко мне со [своим] "почему". Я — Аллах, нет божества, кроме меня, меня не спрашивают о том, что я делаю, спрашивают людей". И тут же явно для неосведомленного цензора мухтасиба — добавлено: "То, что я привел, приведено в Торе и написано в Евангелии так, как я это привел"[243].

Но кому, какие аш-Шахрастани, персу из Шахрастана, расположенного на севере Хорасана, учившемуся в Нишапуре и Гургандже, выступавшему на многочисленных диспутах, было хорошо известно, где действительные истоки вольнодумных сомнений, некоторые из которых он изложил? Еще академик Бартольд, характеризуя Шахрастани, счел уместным ознакомить читателя с мнением о нем "местного историка", приведенным знаменитым арабским ученым и писателем Иакутом (между 1178 и 1180–1229). Этот историк, честно отметив, что Шахрастани "был хорошим ученым", вместе с тем сокрушался по поводу того, что "он уклонился от света шариата и углубился в дебри философии. Мы с ним были соседями и товарищами, пишет Иакут, — он употреблял много стараний, чтобы доказать правоту учений философов и опровергнуть выставленные против них обвинения. Я присутствовал в нескольких собраниях, где он исполнял обязанности проповедника; ни разу он не сказал: "так сказал бог" или "так сказал пророк божий" и не разрешил ни одного из вопросов шариата. Бог лучше знает, каковы были его взгляды"[244]. Знания же аш-Шахрастани, безусловно, являлись весьма обширными, и их характер имеет для правильного понимания его труда первостепенное значение.

Еще в IX веке, особенно в правление халифа Мамуна (813–833), когда учение мутазилитов стало государственным вероисповеданием, в дискуссиях о добре, зле и т. п., устраивавшихся в Багдаде и других центрах Аббасидского халифата, принимали участие и иноверцы, в том числе ученые из христиан и зороастрийцев. В это же время на арабский язык переводилось немало произведений древнегреческих, сирийских, индийских и других авторов. Писались иноверцами и новые произведения. Одним из них явилась книга некоего мага Мартанфарруха "Истолкование, устраняющее сомнения" ("Шканд гуманик вичар"), написанная, как предполагают, около середины IX века. В этой книге с позиций здравого смысла подвергнуты острой критике представления о единстве бога, его всемилостивости, о грехопадении и другие представления не только христиан, манихейцев, иудеев, но и мусульман. Рукопись этой книги сохранилась не полностью, но и то, что дошло до нас, весьма выразительно. Так, говоря о единстве бога, автор не допускает возможности, чтобы из одного источника — единого бога — шло "и горе, и грех, и правда, и ложь, и жизнь, и смерть, и добро, и зло". Почему, говорит Мартанфаррух, всемилостивый бог допускает к своим созданиям зло — чертей и дьявола, адские исчадия? "Если он этого не знает, то где же его: премудрость и всезнание? Если же он не хочет отдалить от своих созданий вред и зло и дать каждому в отдельности благо, то куда делись его справедливость и правосудие? Если он не дал этого, так как не мог, то в чем же его всемогущество?"

Рационалистические доводы приведены Мартанфаррухом и при критике сказаний о грехопадении и предшествовавшем ему эпизоде с Адамом, которому бог "по причине дружбы и уважения заставил поклониться величайших ангелов и многих служителей своих". Затем бог послал этого мужа "в райский сад, дабы он занимался там садоводством и питался всеми плодами, кроме плодов того дерева, о котором он (бог. — Л.К.) сказал: "Не ешь!" И приготовил он для того мужа искусителя и соблазнителя и впустил его в сад…".

Зачем, спрашивал Мартанфаррух, бог позволил первым людям, соблазненным обманщиком, поесть запретных плодов в райском саду, а потом за это их наказал? "А затем, почему же он не сделал этот сад столь хорошо и прочно огражденным, чтобы тот обманщик (змей, дьявол. Л.К.) не мог туда пробраться? И еще. Если он все это знал и хотел, чтобы это случилось, то недостойно это его, чтобы при своей мудрости и воле он сотворил нечто, о чем потом пожалел, и чтобы воле и приказу его сопротивлялись и враждовали с его пророками и исполнителями его приказов…"

Именно в этих простых, логичных доводах, берущих начало в суровой действительности феодального общества, следует искать и корни тех сомнений, которые столь строго возводил к "первопроклятому", Иблису, аш-Шахрастани. На наш взгляд, критика Мартанфарруха весьма точно и проникновенно охарактеризована известным востоковедом Е.Э. Бертельсом (1890–1957): "Здесь ни разу не назван ни ислам, ни Коран, но вместе с тем очевидно, что для подрыва авторитета коранического предания автор умышленно не ссылается на какие-либо священные книги, не опирается на древние учения, а критикует его с точки зрения здравого смысла, рационалистически, методами, показывающими знакомство с классической диалектикой"[245].

В XII веке, когда писал аш-Шахрастани, критика идеи первородного греха, за который Адам и его жена были изгнаны из рая, обосновывалась уже и социальными мотивами. К этому времени и жена Адама, ни разу не названная по имени в Коране, стала именоваться Хавой (Хавва), а плоды с коранического райского "дерева" определены как колосья пшеницы, пшеничное зерно. И вот замечательный поэт из Ширвана Афзальаддин Хакани (1121–1199), немало видевший человеческого горя в родном Азербайджане и за его пределами, с горечью отметил, что грехопадение и понесенное за него от Аллаха наказание ничего не изменили, — люди и в годы жизни поэта, как и он сам, страдали из-за хлеба, вернее, из-за того, что его не хватало.