Вера Школьникова - Стрела на излете

• Название: Стрела на излете
• Автор: Вера Школьникова
• Жанр: Фэнтези

---

Мэлин спускался по горной тропинке, придерживая коня за повод. Он провел ночь в дороге, и сейчас солнце медленно поднималось в небо за его спиной, облив светом, словно сахарной глазурью, верхушки гор. За следующим поворотом открылся вид на море - поверхность воды сверкала, налитая в серебряную тарелку, а на выходе из бухты стоял на якоре корабль, и свернутые на реях паруса казались в лучах восходящего солнца сотканными из золота. Утренний ветерок развевал вымпел с герцогским гербом. Значит, это "Сильвана", флагман принадлежащего лично герцогу флота. И капитан этого корабля может себе позволить не беспокоиться о решениях берегового братства, он подчиняется только герцогу, присягнув ему как своему лорду.

Он привязал лошадь за кустами терновника, разросшегося за эти годы в настоящую крепостную стену, и проскользнул в дом. Закрыл глаза, прислушиваясь - вилла была погружена в сон. На кухне храпела кухарка, конюх дремал в пустом стойле, зарывшись в охапку сена, спали на узких лежанках две молодые женщины в белых ночных сорочках, должно быть служанка и нянька. А наверху, на большой кровати, под смявшейся простыней сопел, разметавшись во сне, маленький мальчик, а его мать лежала на самом краешке кровати, прикрыв глаза, и боялась пошевелиться, чтобы не разбудить сына. Мэлин поднялся по лестнице, толкнул дверь.

Тэйрин вскочила, и в глаза Мэлину блеснуло лезвие кинжала, но узнав вошедшего, молодая женщина опустила оружие. Она знала, что против Мэлина кинжал не поможет, и тем не менее, держала его под подушкой. Он не знал, что произошло в жизни его кузины, но одно изменилось несомненно - Мэлин больше не был самым главным ее страхом.

- Ты, - с отвращением произнесла она.

- Я, - подтвердил Мэлин. Ребенок заворочался во сне, раскрывшись, и он увидел светлые волосы с едва уловимым рыжим отливом и точеные скулы Эльотоно. Мальчик удался в мать. Тэйрин шагнула вперед, отгораживая сына от незваного гостя, и Мэлин поспешил ее успокоить:

- Я не причиню ему вреда. Тебе тоже.

- Тогда уходи.

- Я уйду, - заверил ее Мэлин, - но для этого мне нужна твоя помощь, - И Тэйрин, забыв, что за ее спиной спит сын, рассмеялась хриплым, лающим смехом:

- Тебе. Нужна. Моя. Помощь, - выговорила она, отсмеявшись, - и ты сумел произнести эти слова мне в лицо?

- Мне нужен корабль. Чтобы уплыть далеко-далеко. Разве ты не этого хотела?

- Я хотела никогда больше тебя не видеть. Но знаешь что? - Девушка усмехнулась, сама себе не веря, - ты стоишь сейчас здесь, и мне на самом деле все равно.

- Я понимаю, - серьезно кивнул Мэлин, - мне тоже все равно.

- Сначала я ненавидела тебя, так сильно, что было больно дышать. Мне казалось, что ты - воплощение зла, уничтожаешь все светлое и чистое, что встречаешь на пути, что единственный смысл твоей жизни - причинять боль мне и всем, кого я люблю.

Мэлин слушал, понимая, что ей надо выговориться, не перед ним, а перед самой собой, а Тэйрин продолжала, не глядя на кузена:

- Каждую ночь, я помню каждую из этих бесконечных ночей, когда он мстил мне за то, чего не было, я ненавидела тебя, пока однажды не поняла, что ты не при чем. И светлое, и чистое можно растоптать, но нельзя испачкать, обратить в грязь. Ты не воплощенное зло и даже не камень, сорвавший лавину. Ты - зеркало. Ты всего лишь заставил его заглянуть вглубь самого себя. И его, и меня. И тогда мне стало все равно.

Он смотрел на нее, вглядывался в усталое лицо и вспоминал. Прошлое никуда не ушло, оно спряталось в глубине и сейчас всплывало на поверхность, насыщенное красками, столь яркое, что казалось, один неосторожный шаг навстречу и он провалится туда, нырнет с головой. Туда, где были "Я-Мы", и не существовало его самого, Мэлина. Он не хотел вспоминать, но память не подчинялась приказам, и он не мог не видеть.

Вот девочка в новеньком костюме для верховой езды дрожащей от восторга рукой гладит шею своего пони, подарок на день рожденья. Девочке пять лет, им пятнадцать. Они подходят, протягивают руки, подсаживают ее в седло. Нет, не они, ведь руки всего две, не четыре. Это он, Мэлин, помогает маленькой кузине, а Ллин стоит чуть в стороне, и смотрит.

Подросшая девочка в первом "взрослом" платье из нежно-розовой кисеи на белом чехле теребит перчатку. Ее первый бал, домашний, в узком кругу, но все же - первый, она так долго ждала этого дня. На голове еще с утра соорудили прическу, локоны украшены цветами, в глубоком квадратном вырезе на тонкой, почти незаметной цепочке матово блестит жемчужина. Девочка нервничает, девочке двенадцать лет, им - двадцать два, они взрослые, и не собирались появляться на этом балу, они не любят пустое веселье, не понимают, в чем смысл ритмичных движений под музыку, но девочка просила их придти, и они пришли.

Они подходят к ней, кланяются, приглашают на танец, узкая ладошка девочки в короткой атласной перчатке ложится в их смуглую широкую ладонь, и они ведут ее на середину бальной залы. Нет, опять неверно. Память ошибается, Мэлин смотрит со стороны и видит, не "Я-Мы", а Он. Это Ллин ведет кузину в ее первом танце на первом балу, а Мэлин стоит у стены и взглядом отслеживает кружащуюся под музыку пару.

И память, беспощадная память подводит его к последней картине: девочка выросла, ей уже четырнадцать лет, девочку ждет жених. "Я-Мы" в гневе, девочка не хочет идти с Нами, "Я-Мы" наклоняемся к ее губам, по детски-припухлым и сладким, "Я-Мы" вскидываем руку, и сила, сорвавшись с кончиков пальцев вминает в стену брата девочки, а "Я-Мы" смотрим на собственную руку, не понимая, что случилось. Ллин. Это была его рука и его губы. Не "Я-Мы", а я и он. Их всегда было двое, даже тогда. Но до сих пор он не понимал этого, ослепленный проклятьем уз. Ему хватило сил отделить себя от брата после смерти Ллина, но только сейчас, заглянув в прошлое, он победил последний страх. Страх небытия. Он, Мэлин, не только есть, но и был. С первой минуты своего появления на свет.

Теперь он мог спокойно посмотреть в лицо своей кузины, не прячась за спасительное "все равно", и вместо того, чтобы просить ее о помощи, спросить:

- Я могу тебе чем-то помочь? - И сквозь усталость на ее лице вдруг проглянула та самая маленькая девочка.

***

Лиора вытащила шпильки, удерживавшие тяжелое сооружение из кос, венчавшее голову Саломэ, и осторожно расчесывала светлые пряди, опытным женским взглядом отмечая седые волоски, пока еще незаметные в прическе. Саломэ Светлая по-прежнему была хороша, но беспощадный враг красивых женщин, Эдаа, уже коснулся пером ее лица. Лиора провела щеткой по волосам и украдкой глянула на себя в зеркало - хотя бог времени ни на мгновение не прекращает свою разрушительную работу, ей пока что нечего опасаться. А когда она станет королевой, то будет уже неважно, сколько морщин рассекут ее лоб.

Саломэ откинулась на спинку кресла и не оборачиваясь, заметила:

- Думаю, вам приятно будет узнать, дитя мое, что ваш друг, Хранитель, не повинен в этом мерзком заговоре. Чанг, - Саломэ с некоторым усилием произнесла это имя, - подделал его подпись. Впрочем, я не удивлена - наставник моего сына не мог предать его.

Лиора вздрогнула:

- Но он не мой друг!

- Разве? - Медовым голосом осведомилась королева, - а мне казалось, что вы с завидным постоянством навещаете его в библиотечной башне.

- Он всего лишь рекомендует мне интересные книги, ваше величество, - возразила Лиора, стараясь сдержать стук сердца. Видно, не только покойный министр склонен был недооценивать Саломэ. Каким-то волшебным образом королева, всегда погруженная в свои мысли, углядела то, что столько лет ускользало от придворных сплетниц.

- Похвально, весьма похвально, что вы находите время для чтения, - все тем же до приторности ласковым голосом похвалила Саломэ девушку.

Лиора поспешно закончила расчесывание, заплела косу, подала Саломэ кубок с подогретым вином и замерла в ожидании. После падения министра ее положение висело на волоске. Отец, поддавшись лисьей природе, перехитрил сам себя. Он увел своих людей, якобы домой, но собирался вернуться ко двору, как только станет понятно, кто победил, первым выразить всяческую поддержку победителю. Но увы, опоздал. Когда его пропустили во дворец, все уже было кончено, и хотя Саломэ приняла его с неизменным радушием, было понятно, что игра проиграна. После ласкового приема она все так же любезно приказала герцогу вернуться в Ойстахэ и уладить разногласия с братом.

Как и следовало ожидать, в комнате оказалась записка от отца. Девушка быстро прочитала письмо, и выкинула в камин. Проклятый министр! Он и после смерти ухитряется отравить ее существование. И ведь не поспоришь: как доказать, что герцог Ойстахэ не заговорщик, если в решающую ночь он увел своих людей из дворца? Непонятно только, почему Саломэ медлила так долго, и позволила, даже приказала Алестару безнаказанно уйти после его провальной предосторожности. Впрочем, по здравому размышлению, она права: зачем пачкать руки, когда дядюшка с радостью сделает за ее величество грязную работу, как только поймает братца за облезлый хвост.