Чайна Мьевилль - Вокзал потерянных снов

• Название: Вокзал потерянных снов
• Автор: Чайна Мьевилль
• Издательство: Эксмо; Домино
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-17519-9

Впервые на русском — новый фантасмагорический шедевр от автора «Крысиного короля». Книга, которую критики называли лучшим произведением в жанре стимпанк со времен «Машины различий» Гибсона и Стерлинга, а коллеги по цеху — самым восхитительным и увлекательным романом наших дней.

В гигантском мегаполисе Нью-Кробюзон, будто бы вышедшем из-под пера Кафки и Диккенса при посредничестве Босха и Нила Стивенсона, бок о бок существуют люди и жукоголовые хепри, русалки и водяные, рукотворные мутанты-переделанные и люди-кактусы. Каждый занят своим делом: хепри ваяют статуи из цветной слюны, наркодельцы продают сонную дурь, милиция преследует диссидентов. А к ученому Айзеку Дан дер Гримнебулину является лишенный крыльев гаруда — человек-птица из далеких пустынь — и просит снова научить его летать. Тем временем, жукоголовая возлюбленная Айзека, Лин, получает не менее сложное задание: изваять портрет могущественного главаря мафии. Айзек и Лин еще не знают, какой опасностью чреваты эти заказы — для них самих, всего города и даже структуры мироздания…

---

Ток из аналитического мозга Совета через прерыватель пойдет на шлем Андрея.

— Вот так, вот так… — напряженно бормотал Айзек — Теперь нам нужен только этот чертов Ткач.

Еще полчаса дождя и нарастающих кошмаров, и наконец зарябил, замутился воздух над крышами, и раздался напевный монолог Ткача.

…КАК ВЫ И Я ПРИБЫЛ В ГОРЛО ШИРОКОЙ ВОРОНКИ В УЗЕЛ НА ГОРОДСКОЙ ПАУТИНЕ… — говорил неземной голос в черепе у каждого. Огромный паук легко выскочил из воздушного завихрения и, приплясывая, поблескивая хитином, двинулся к поджидавшим его. Рядом с Ткачом они казались лилипутами.

Из груди Айзека вырвался то ли кашель, то ли вскрик. На самом деле то был резкий стон облегчения. А душа ушла в пятки. Ткач внушал благоговейный ужас.

— Ткач! — воскликнул Айзек. — Помоги нам! — И протянул призраку-великану третий коммуникативный шлем.

Андрей поднял голову и отшатнулся в пароксизме ужаса, глаза выпучились от притока крови, его вырвало. В следующий миг он уже неистово извивался и дергался, нечеловеческий ужас гнал его за край площадки. Дерхан поймала старика, резко остановила. На ее пистолет он уже не обращал внимания, он вообще не видел никого и ничего, кроме громадного паука, что высился над ним как каланча и наблюдал, медлительно, важно поворачивая голову.

Удерживать старика было легко, его гниющие мышцы были дряблы и сопротивлялись слабо. Дерхан потащила его назад.

Айзек на них не смотрел. Он застыл в молящей позе, протягивая Ткачу шлем.

— Надо надеть, — сказал он. — Сейчас же. Надень, пожалуйста. И мы их всех выловим. Ты обещал нам помочь, ты хотел починить паутину… Пожалуйста…

По твердому покрову Ткача барабанил дождь, и брызги тут же с громким шипением испарялись. Ткач, как часто бывало, заговорил слабым шепотом. Айзек, Дерхан и Ягарек, как ни вслушивались, не поняли ничего.

Он забрал шлем гладкими человеческими руками и аккуратно водрузил на членистую голову.

Айзек закрыл глаза в радостном изнеможении.

Через секунду снова открыл.

— Пристегни, — попросил он.

Пальцы паука двигались элегантно, как у портного. … БУДЕШЬ ЛИ ТЫ ЩЕКОТАТЬ И ОБМАНЫВАТЬ… — бормотал он. —.. БУДЕТ ЛИ ТВОЙ ВОЗБУЖДЕННЫЙ МЕТАЛЛ ИСПУСКАТЬ ПСЕВДО МЫСЛЬ ЧТО ПОДНИМЕТСЯ СКВОЗЬ ЭФИР МИРИАДАМИ ЛОПАЮЩИХСЯ ПУЗЫРЬКОВ О МОЙ МАЛЕНЬКИЙ ЛУКАВЫЙ ИСКУСНИК…

Наконец последняя застежка щелкнула под грозной челюстью. И Айзек нажал на выключатели, открывая клапаны на шлеме Андрея, и один за другим передвинул рычажки, включив на полную мощность аналитические вычислители и кризисную машину, и отошел.

По механизмам, разложенным на бетонной площадке, побежали необыкновенные токи. Все затаили дыхание; казалось, даже ливень сделал паузу.

На стыках замелькали искры самых разных, самых дивных цветов. Прочертилась тугая дуга энергии, она вошла в тело Андрея, сделав его мышцы совершенно жесткими. На мгновение его окружил нестабильный нимб. Лицо исказилось изумлением и болью. Точно парализованные, Айзек, Дерхан и Ягарек смотрели на старика. Батареи гнали по сложной цепи большие стаи заряженных частиц, энергия и обработанная информация взаимодействовали в хитрых петлях обратной связи, на фемтоскопическом уровне разворачивалось сверхскоростное действо.

Приступил к выполнению своей задачи коммуникативный шлем, он улавливал выделения Андреева разума, усиливал их и фокусировал в поток мыслеформ и тауматургонов. Они со скоростью света пробегали по контуру и направлялись к воронке, бесшумно выпускавшей их в эфир.

Но были они уже не такими, как на входе. Контур успевал их обработать, прочесть, перевести на язык математических символов.

А еще через бесконечно малую долю времени в цепь ворвались два других потока.

Сначала — эмиссия Ткача, пройдя через надетый им шлем. Чуть позже ток Совета конструкций заискрил по дрянному кабелю, найденному на свалке, протянутому по улицам, подземельям и крышам, — и вошел через клапан в шлем Андрея.

Айзек видел, как мотыльки раскатывают и сворачивают языки, наугад хлещут ими по телу Ткача. Все оно испускает волны психической энергии, сообразил Айзек. Но эта энергия не такая, как у других разумных рас. Мотыльки жадно лизали и чувствовали вкус… но не получали пищи.

Ткач думал, испуская бесконечным потоком острую, но непостижимую тревогу.

Сознание его не имело слоев. У паука не было эго, контролирующего низшие функции, не было коры головного мозга, «заземлявшей» мысли. Ткачу не снились сны по ночам, он не получал посланий из дальних уголков сознания, и рассудку его не требовалась регулярная чистка от накопленного ментального мусора. Для Ткача сознание и сны были одним целым. Ткачу снилось, что он пребывает в сознании, а сознание — это его сон. Не рассудок, но бездонный котел, в котором варятся образы, желания, мысли и эмоции.

Для мотыльков это было подобно шипучему напитку — восхитительному, пьянящему, но пустому, невещественному, бескалорийному. Такими снами они питаться не могли.

И вот сознание Ткача мощным селем хлынуло по проводам в моторы. А сразу вслед за ним — поток частиц из мозга Совета конструкций.

Разум Совета работал с леденящей точностью, ничего общего с породившим его анархическим вирусом. Идеи очищались от всего лишнего, проходя множество фильтров, работавших по принципу «да-нет». Бездушный процесс этот не осложнялся желаниями или страстями. Воля к существованию и росту, и никакой психологии. Сознание созерцательное и бескрайнее, при необходимости — жестокое.

Для мотыльков Совет конструкций оставался невидимкой, поскольку имел разум, но не имел подсознания. И разум этот был лишен всякого вкуса или запаха некалорийная, неусваиваемая пища. Как зола.

Со свалки по медным проводам в машину Айзека поступали команды, Совет стремился получить ответную информацию, стремился взять под контроль кризисную машину. Но прерыватель был надежен. Поток частиц двигался только в одну сторону. И усваивался, проходя через аналитический вычислитель.

Вскоре нужные параметры были достигнуты. Сквозь клапаны прошла череда команд. Через одну седьмую секунды началась стремительная обработка данных. Машина изучила первую входящую переменную, х, психическую подпись Андрея. Два вспомогательных приказа пронеслись по шлангам и проводам одновременно. «Смоделировать форму входящего y», гласил первый, и машины математически отобразили необыкновенный психический ток от Ткача. «Смоделировать форму входящего z», — и той же процедуре подверглись мощные волны мозга Совета конструкций. Аналитические вычислители вынесли за скобки масштаб исходящего сигнала и сосредоточились на парадигмах, на формах.

Две линии программирования снова собрались в тройной порядок: удвоенная волноформа входящего икс с введенными игрек и зет.

Это были исключительно сложные команды. Они были рассчитаны на мощнейшие вычислительные машины, предоставленные Советом конструкций, на сложность его программных карт. Математико-аналитические психокарты — пусть упрощенные, пусть несовершенные — стали шаблонами. Машина сравнила их друг с другом.

Разум Андрея, подобно разуму любого здорового человека, любого здорового водяного, хепри или какта, представлял собой постоянно конвульсирующее диалектическое единство сознания и подсознания, где подавлялись или перенаправлялись сны и желания, где подсознательное бесконечно воссоздавалось противоречивым, отвергающим рационализм эго. И так далее, и тому подобное. Будучи многоуровневой, нестабильной, постоянно самообновляющейся совокупностью, сознание Андрея совсем не походило на холодное логическое мышление Совета, на поэтизированное мировосприятие Ткача. Поступающий в моторы икс не был похож на игрек и не был похож на зет.

Но, учтя структуру разума, учтя поток подсознания, определив долю рационального и воображаемого, долю самомаксимизирующегося анализа и эмоционального заряда, вычислительные машины пришли к выводу, что икс равен игрек плюс зет.

Психочародейские машины выполняли введенные в них команды. Они сложили игрек и зет. Создали удвоенную волновую форму икса и прокачали ее через выход на шлеме Андрея.

Потоки заряженных частиц, что поступали на шлем от Совета и от Ткача, сложились в одну огромную величину. Сны Ткача и вычисления Совета смешались, подражая Андрееву сознанию и подсознанию, подражая действующему человеческому разуму.

Новые ингредиенты были на огромное число порядков сильней жалких эманаций Андрея. И вот мощнейшая струя ударила из воронки на шлеме в небо.

Прошло чуть более трети секунды после включения контура; сложившиеся игрек и зет устремились на выход, образовался новый набор условий, и заработала кризисная машина. Она использовала нестабильные категории кризисной математики, а также убедительное видение объективной категоризации. Ее дедуктивный метод был холистическим, всеобъемлющим и непостоянным.