Том Смит - Малыш 44

• Название: Малыш 44
• Автор: Том Смит
• Издательство: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»
• Жанр: Триллер
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9910-1866-1, 978-966-14-2916-0, 978-1-84739-159-9

1933 год, разгар голодомора. Братья Павел и Андрей ловят кота, чтобы хоть чем-то набить пустые желудки. Старший из них домой не вернется, а младший… лучше бы он умер! Ведь спустя годы 44 ребенка, нарушив простое правило никогда не разговаривать с незнакомцами, станут жертвами его жестокости!

---

В камеру вошел Василий и знаком показал охраннику, чтобы тот поставил стул напротив Льва. Охранник повиновался, разместив его вне пределов досягаемости узника. Их колени почти соприкасались. Василий уставился на Льва, глядя, как тот бьется в путах, силясь разорвать их.

— Расслабься, с твоей женой не случилось ничего плохого. Она в соседней камере.

Василий жестом указал охраннику на решетку. Тот открыл ее. Василий крикнул:

— Раиса, скажи что-нибудь мужу. Он беспокоится о тебе.

Голос Раисы долетел до него слабым эхом:

— Лев?

Лев откинулся на спинку кресла, оставив попытки освободиться. Но, прежде чем он успел ответить, охранник с лязгом захлопнул решетку. Лев взглянул на Василия.

— Нет смысла мучить нас обоих. Ты сам знаешь, сколько пыток я видел собственными глазами. Я прекрасно понимаю, что мне нет никакого резона молчать. Задавай мне любые вопросы, я отвечу.

— Но мне и так уже все известно. Я прочел собранные тобой документы. Я разговаривал с генералом Нестеровым. Он очень хотел, чтобы его дети не оказались в сиротском приюте. Раиса подтвердила все, что он мне рассказал. Так что у меня к тебе всего один вопрос. Ради чего?

Лев ничего не понимал. Но пыл его угас. Он готов был сказать все, что хотел услышать от него этот человек. И он заговорил, как провинившийся школьник, обращающийся к учителю:

— Прости меня. Я не хотел никого оскорбить. Я не понимаю. Ты спрашиваешь, ради чего…

— Ради чего ты рисковал тем немногим, что у тебя еще оставалось, той малостью, что мы позволили тебе сохранить? Ради какой-то нелепой идеи?

— Ты имеешь в виду убийства?

— Они были раскрыты, все до единого.

Лев не ответил.

— Ты не веришь этому, верно? Ты до сих пор считаешь, что какой-то человек или группа людей убивает советских мальчиков и девочек без разбору по всей стране?

— Я ошибался. У меня была гипотеза. Она была неверной. Я отказываюсь от нее. Я подпишу отречение, признание вины.

— Ты признаешь, что виновен в самом тяжком преступлении — антисоветской агитации. Это все похоже на западный пропагандистский трюк, Лев. Это я могу понять. Если ты работаешь на Запад, тогда ты предатель. Наверное, они пообещали тебе деньги, власть, все то, чего ты лишился. Это, по крайней мере, я еще могу понять. Так все дело только в этом?

— Нет.

— И вот это меня беспокоит. Это значит, что ты искренне верил в то, что эти убийства связаны между собой, а не совершены бродягами, извращенцами, пьяницами или асоциальными элементами. Это — безумие, если называть вещи своими именами. Я работал с тобой. Я знаю, каким педантом ты был. Говоря откровенно, я даже восхищался тобой. То есть восхищался до того, как ты потерял голову из-за своей жены. Поэтому, когда мне доложили о твоих новых приключениях, я поначалу просто не поверил.

— У меня был одна гипотеза. Она оказалась ошибочной. Не знаю, что еще можно сказать.

— Зачем кому-либо убивать этих детей?

Лев уставился на человека, сидящего напротив, на мужчину, который хотел убить двоих детей только за то, что их родители были дружны с ветеринаром. Он бы выстрелил им в затылок и не нашел в этом ничего страшного. Тем не менее Василий, кажется, искренне недоумевал.

Зачем кому-то убивать этих детей?

Он убивал направо и налево, ничуть не меньше человека, которого искал Лев, а может, даже больше. Но, очевидно, логика этих преступлений поставила его в тупик. Или он не мог уразуметь, почему, если кому-то хотелось убивать, этот кто-то не поступал на службу в МГБ или охранником в ГУЛАГ? Если так, тогда Лев вполне понимал его. Если существовала масса законных и легальных возможностей удовлетворить свою склонность к жестокости и насилию, то зачем прибегать к беззаконию? Но дело было совсем не в этом.

Дети.

Василия смущало то, что у всех этих преступлений на первый взгляд отсутствовал мотив. Не то чтобы он не мог представить себе убийство ребенка. Но в чем смысл? Ради чего убивать? Не было никакой государственной необходимости убивать этих детей, не существовало никаких указаний на то, что их смерть послужит общему великому делу. Их смерть не сулила материальных благ. И вот этого понять Василий был не в силах.

Лев повторил:

— У меня была одна теория. Я ошибался.

— Наверное, изгнание из Москвы, отлучение от могущественной организации, беззаветному служению которой ты отдал столько лет, стало для тебя бóльшим шоком, чем мы ожидали. В конце концов, ты гордый и самолюбивый человек. Очевидно, ты повредился в уме. Вот почему я помогу тебе, Лев.

Василий встал и задумался. После смерти Сталина госбезопасности было запрещено прибегать к насилию в отношении арестованных. Стремясь выжить во что бы то ни стало, Василий моментально приспособился. Но в его руках оказался Лев. Неужели он, Василий, просто отойдет в сторону и позволит тому выслушать свой приговор? Неужели этого будет достаточно? Неужели это удовлетворит его? Он повернулся к двери, сообразив, что его влечение к сидящему перед ним человеку стало для него не менее опасным, чем для самого Льва. Он почувствовал, как его обычная осторожность уступает место чему-то личному, очень похожему на вожделение. Он знаком поманил к себе охранника.

— Приведи доктора Хвостова.

Хотя было уже поздно, Хвостов ничуть не расстроился оттого, что его внезапно вызвали на работу. Ему стало любопытно, что такого срочного могло там стрястись. Он пожал руку Василию и выслушал его доводы, отметив про себя, что Василий называет Льва «пациентом», а не «заключенным», сообразив, что это — мера предосторожности на случай обвинения в причинении физического вреда здоровью. Вкратце познакомившись с заблуждениями пациента насчет существования некого детоубийцы, доктор приказал охраннику препроводить Льва в камеру для лечения. Перспектива узнать, что скрывается за столь неадекватным убеждением, привела его в восторг.

Комната оказалась именно такой, какой запомнил ее Лев: маленькой и опрятной, с красным кожаным креслом, привинченным к белому плиточному полу, со стеклянными шкафчиками, заполненными склянками, порошками и пилюлями, с наклеенными на них белыми полосками бумаги и аккуратными надписями черными чернилами, с подносом с хирургическими инструментами и сильным запахом дезинфицирующего средства. Его привязали к тому же самому креслу, что и Анатолия Бродского; его запястья, лодыжки и шею обхватили те же самые кожаные ремни. Доктор Хвостов наполнил шприц камфарным маслом. Со Льва срезали рукав рубашки и обнажили вену. Объяснения были не нужны. Он уже видел это раньше. Лев открыл рот, подставляя его резиновому кляпу.

Василий стоял, дрожа от возбуждения и наблюдая за приготовлениями. Хвостов ввел Льву масло. Прошло несколько секунд, и вдруг глаза Льва закатились. Тело его стала бить крупная дрожь. Наступил момент, о котором Василий так долго мечтал, момент, который он тысячу раз прокручивал в голове. Лев выглядел нелепым и жалким слабаком.

Они подождали еще немного, пока наиболее сильные физические реакции не ослабли. Хвостов кивнул, показывая, что можно приступать к допросу.

— Слушайте, что он скажет.

Василий шагнул вперед и вытащил у Льва изо рта резиновый кляп. Того стошнило, и брызги рвоты попали Василию на брюки. Голова Льва бессильно свесилась на грудь.

— Как всегда, для начала задавайте ему простые вопросы.

— Как тебя зовут?

Голова Льва мотнулась из стороны в сторону, из уголков рта потекла слюна.

— Как тебя зовут?

Никакого ответа.

— Как тебя зовут?

Губы Льва шевельнулись. Он прошептал что-то, но Василий не расслышал, что именно. Он подвинулся ближе:

— Как тебя зовут?

Кажется, к пациенту вернулось зрение — он устремил взгляд прямо перед собой и сказал:

— Павел.

Тот же день

Как тебя зовут?

Павел.

Открыв глаза, он увидел, что стоит по щиколотку в снегу, в глубине леса, и над ним висит яркая полная луна. Его куртка из грубой мешковины была сшита очень аккуратно и с любовью, как если бы материалом служила тончайшая выделанная кожа. Он вытащил ногу из снега. Башмаков у него не было; каждая ступня была обмотана тряпками с полоской резины, подвязанной веревкой. Его руки были руками ребенка.

Почувствовав, как кто-то дернул его за куртку, он обернулся. Позади него стоял маленький мальчик, тоже одетый в грубую мешковину. И на ногах у него красовались такие же полоски резины, подвязанные веревкой. Малыш щурился. Из носа у него ручьем текли сопли. Как же его зовут? Неуклюжий, глупый и привязчивый — его звали Андрей.

За его спиной вдруг завозился на снегу и пронзительно замяукал костлявый и тощий, черный с белым кот, как будто его терзала какая-то неведомая сила. Его потащило в лес. Вокруг кошачьей лапы была захлестнута веревочная петля. Кто-то тянул за бечевку, волоча кота по снегу. Павел побежал за ним. Но кто-то тащил отчаянно сопротивляющегося кота все быстрее и быстрее. Павел прибавил скорости. Оглянувшись, он увидел, что Андрей безнадежно отстал.