Айрис Мердок - Дикая роза

• Название: Дикая роза
• Автор: Айрис Мердок
• Жанр: Научная Фантастика

---

16

- Еще чашечку кофе? И печенья? - сказала Энн.

- Благодарю, милая, - сказала Эмма.

Близилось время второго завтрака, а она все жевала. Она ела не переставая чуть ли не с самого приезда, точно перед тем ее морили голодом. Или, подумалось Энн, точно хотела съесть все, что вокруг себя видела.

Энн удивилась, была даже шокирована, когда Хью объявил, что собирается привезти в Грэйхеллок Эмму Сэндс. Очень уж мало времени прошло после смерти Фанни. Однако мысль, что этот визит неприличен, скоро сменилась другой - что это страшная морока. Нэнси Боушот болела или притворялась больной, Миранда всю неделю проводила дома, потому что в школе был карантин по краснухе. Энн и так еле справлялась с хозяйством, где уж тут принимать гостей! В комнатах было пыльно, неубрано. Она несколько дней вставала на полчаса раньше, чтобы навести хотя бы видимость порядка. От предложения Клер Свон помочь ей с цветами она отказалась, а потом пожалела, что отказалась. К приезду гостей она успела дойти до крайней степени усталости и раздражения.

И Эмма сразу повела себя странно и нельзя сказать чтобы успокаивающе. Вместо того чтобы погулять по саду с Хью, предоставив Энн готовить завтрак, она привязалась к Энн. Устроилась у окна в гостиной, курила бесконечные сигареты, одновременно поедая печенье, и брала интервью у всех имеющихся в наличии обитателей Грэйхеллока, вплоть до Боушота. Особенно много времени и внимания она уделила детям. Пока длились сами интервью, Энн убегала в кухню, чтобы успеть хоть что-то сделать, но каждый проинтервьюированный снова вызывал ее оттуда. Словно в дом нагрянул правительственный инспектор.

Единственным, кого она не допускала пред свои очи, был Хью. Этот несчастный, будучи изгнан из дому, прохаживался по краю залитой солнцем лужайки, грыз ногти и бросал тоскливые взгляды на окна, в то время как остальные домочадцы, как персонажи в пьесе, входили и выходили, спеша выполнить желания Эммы. Вот и сейчас Миранда, вооружившись садовыми ножницами, вприпрыжку неслась через лужайку - ее отправили нарезать букет французских роз для высокой гостьи. Пенн бежал за ней следом, как скворец за трясогузкой.

Энн, в дыму от дешевых сигарет, ходила взад-вперед по гостиной. Эмма странно действовала на нее: вселяла какое-то нетягостное беспокойство. Она и раньше не испытывала неприязни к бывшей любовнице своего свекра, только некоторое любопытство, и думала, что для нее этот день обернется нудной и ничем не примечательной суетой где-то на заднем плане. С удивлением она обнаружила, что ей, напротив, уготовано место на авансцене. С еще большим удивлением она почувствовала, что атмосфера отзвучавшей драмы, окружавшая Эмму, бодрит ее, более того - радует. Словно Эмма прибавила ей сил, уделила ей от своей более яркой личности света и красок.

Первое впечатление от известной писательницы разочаровало Энн. Она смутно ждала чего-то более эффектного, а эта ссутулившаяся пожилая женщина с медленными движениями и повадкой инвалида, выглядевшая старше, чем она, судя по всему, могла быть, сначала показалась ей чуть ли не жалкой. Но лицо у нее было умное. И почему-то лицо это внушало тревогу. От тревоги Энн так и не отделалась, но, проведя в обществе Эммы совсем немного времени, она оживилась в ответ на дружелюбное, понимающее любопытство своей гостьи и заговорила так, как не говорила уже много лет. Появилось ощущение расслабленности, как в теплой соленой ванне. Появилось приятное чувство, будто ее, смешно сказать, обольщают.

А между тем разговор шел несвязный, пустяковый, о том о сем. Эмма расспрашивала ее о детях, о питомнике, о ее знакомых в деревне, о телевизоре Боушотов и о рецепте айвового джема, который Энн обещала достать для нее у Клер Свон. Единственной темой, которой они не касались, был Рэндл.

После памятного визита Милдред Финч Энн пребывала в довольно-таки несчастном состоянии. Милдред заставила ее пережить две встряски - одну в связи с Рэндлом, другую в связи с Феликсом, и две эти неотступные заботы нелепо перепутались в ее сознании. Энн вполне искренне сказала тогда, что не хочет знать, чем занят Рэндл в Лондоне. Она вовсе не жаждала, чтобы воображение рисовало ей картины его неверности. Милдред это, конечно, показалось бы невероятным, но она и раньше никогда не любопытствовала насчет того, как Рэндл проводит время, когда отлучается из дому. И правильно делала - это она поняла после того, как Милдред неожиданно прояснила обстановку, назвав определенное имя. Теперь, когда она знала соперницу по имени, вся ситуация казалась иной, временами невыносимой, и вокруг предмета, обретшего имя, мерцало, отбрасывая на него неясные, но зловещие отблески, пламя гнева и ревности, которых раньше не было. Энн страдала. Она не спрашивала себя, любит ли она еще Рэндла. Может быть, после стольких лет вообще не было смысла говорить о любви, кроме как о слепом, но прочном убеждении, что они нерушимо принадлежат друг другу. То, что так крепко срослось, она в мыслях еще не начала разрывать на части.

А между тем был еще Феликс. Насколько несомненно Феликс теперь "был" в этом она тоже имела случай убедиться после визита Милдред. Энн, хоть и корила себя за это, упорно отказывалась признать, что в последнее время красивый брат Милдред все больше занимает ее мысли. Уже несколько лет для нее не было тайной, что Феликс к ней неравнодушен. Его до крайности сдержанное ухаживание - настолько сдержанное, что никто, кроме нее, конечно же, не мог его заметить, - она принимала с теплой, чуть насмешливой благодарностью как невинную сентиментальную блажь закоренелого холостяка. Ведь и она, и Феликс были до ужаса старые. Но ей это было приятно; и в последний год, когда Феликс, оставаясь с ней вдвоем, бывал чуточку откровеннее, словно уже не сомневаясь, что _что-то_, пусть туманное и никогда не упоминаемое, между ними есть, это тоже было приятно. А потом однажды в Сетон-Блейзе они, отделившись от остальных, брели по берегу озера, и в наступившем молчании он взял ее за руку. Она позволила ему тогда смотреть на нее красноречивыми глазами и потом вспоминала этот случай с некоторой тревогой, но и с некоторой радостью. Она позаботилась о том, чтобы эта сцена не повторялась и не имела продолжения, но Феликс, довольный и кающийся, после этого стал ей немного ближе. Она знала, конечно, что влюбиться в Феликса было бы чистым безумием, но как только она мысленно произносила эти слова, сердце у нее начинало трепыхаться. Ведь и она, и Феликс были до ужаса молодые.

И все же, когда Рэндл был в доме, эти фантазии представлялись ей достаточно эфемерными. Просто глупость, чтобы отвлечься, ничего опасного. Рэндл был безусловной реальностью, и Энн, воспринимая мужа с той бездумной уверенностью в его существовании, которая в конечном счете, может быть, и есть любовь, была благодарна за то, что, как с ним ни трудно, он без остатка заполняет всю сцену. Рэндл, который время от времени и еще слегка виновато улетучивался в Лондон, по-прежнему властвовал и над Грэйхеллоком, и над нею. Но Рэндл, который уехал в Лондон разгневанным, Рэндл, который заведомо живет с другой женщиной, - это, как видно, другое дело. Энн, пока еще смутно, чувствовала себя брошенной, а с этим пришло и чувство образовавшейся пустоты, в которую могло устремиться что-то новое. И этого она, теперь уже более трезво, просто боялась. Она решила до поры до времени не видаться с Феликсом и предполагала - с облегчением и грустью, что и он принял аналогичное решение. Ибо она не верила, что Милдред приглашала ее погостить с ведома и согласия Феликса.

Узнав о готовящемся приезде Эммы, Энн в первую минуту подумала о Фанни, а во вторую - о себе. Эмма была связана с Линдзи Риммер, что делало ее присутствие в Грэйхеллоке тем более нежелательным, и какое-то время Энн почти считала себя оскорбленной. Но сама Эмма, с первой минуты приезда взявшись за дело усердно, как терьер, сумела растопить чопорную подозрительность, с которой Энн ее встретила.

Энн все ходила по комнате, что было ей несвойственно, и разговор продолжался, несвязный, но, в общем, приятный.

- Чудесное печенье, - сказала Эмма. - Можно еще одно? У вас кошка есть?

- Была, - сказала Энн. - Был замечательный кот, большой, серый, по имени Хэтфилд. Он был любимец Фанни. Но когда Фанни умерла, он убежал. Я раза два видела его издали, а к дому он не подходит, совсем одичал.

- Вот как, - сказала Эмма и, помолчав, добавила: - Удивительно, как это животные знают...

Тема эта вызвала некоторую неловкость. Чтобы рассеять ее, Энн сказала:

- В ваших книгах так часто фигурируют кошки. Вы их любите?

- Обожаю. Но у себя дома держать не могла бы. Пришлось бы все время оставлять открытыми двери и окна, а я ведь такая malade imaginaire [мнимая больная (франц.)].

- Я с истинным удовольствием читаю ваши книги, - сказала Энн. Надеюсь, следующая скоро выйдет?

- Рада, что они вас занимают, но это, разумеется, чепуха, пошлятина. Жаль мне, что я не написала ни одной настоящей книги.