Борис Фролов - Военные противники России

• Название: Военные противники России
• Автор: Борис Фролов
• Издательство: АСТ, Полигон
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-047165-2, 978-5-89173-310-7

В этом издании даны исторические портреты наиболее известных военачальников Запада, сражавшихся против России в Отечественной войне 1812 г. и Великой Отечественной войне 1941—1945 гг. В общеисторических трудах упоминания обо всех этих деятелях имеются, но не более того. Поэтому и специалистам-историкам, и широкому кругу читателей, несомненно, будет интересно узнать подробнее о жизни и деятельности маршалов Наполеона, военачальников Третьего рейха. В завершающей части представлены полководцы Великой французской революции, сражавшиеся за новые идеалы и несущие народам освобождение от феодального гнета.

Прежде всего каждый персонаж показан как военачальник со всеми его достоинствами и недостатками, определены его роль и место в истории, а также раскрыты качества полководца как личности.

---

Звезда Даву взошла в ярком сиянии наполеоновской славы. Как полководец он рос буквально на глазах Наполеона, которому сопутствовал почти во всех его походах, начиная с Египта. Именно там Наполеон обратил внимание на этого молодого генерала, друга знаменитого генерала Л. Дезе, и оценил его военные способности. С тех пор Наполеон уже не упускал Даву из виду, вскоре приблизил его к себе и начал быстро продвигать по службе. В последние годы Республики Даву был одним из наиболее доверенных генералов Первого консула, одним из 4 человек, которым он доверил командование своей гвардией.

Командующий гвардейскими гренадерами уже тогда приобрел репутацию одного из наиболее убежденных бонапартистов. Была ли это его твердая позиция в сделанном выборе или искусно маскируемое приспособление к обстоятельствам, сказать трудно. Во всяком случае на протяжении всей последующей наполеоновской эпопеи усомниться в своей преданности императору Даву не давал ни малейшего повода. В 1814 году он дольше всех других маршалов сохранял ему верность, чем и навлек на себя немилость Бурбонов. И в 1815 году во время «Ста дней» Даву одним из первых среди маршалов примкнул к Наполеону, а затем оказал ему неоценимые услуги в деле создания новой императорской армии.

Но вот поведение маршала после второго отречения императора вызывает, мягко говоря, недоумение. Такой резкий и трудно объяснимый поворот! Что это было? Или же полное разочарование Даву в своем бывшем повелителе, или же он просто сбросил маску, под которой долгие годы, когда это было ему выгодно, очень искусно скрывал свои подлинные чувства и убеждения, или же таким поступком он надеялся заслужить расположение новых властей? Опять следует многозначительный вопрос, ответа на который нет. Но во всяком случае, и это вполне очевидно, между истинными боевыми соратниками так поступать не принято. Тем более, следует иметь в виду, что всем, чего Даву удалось достичь за время своей военной карьеры, он обязан только Наполеону, который в отношении этого маршала с полным основанием мог бы повторить свои слова, сказанные им когда-то в адрес одного из своих сподвижников: «Я нашел его пигмеем, а потерял гигантом».

В молодости Даву придерживался твердых революционных убеждений, которые скорее были созвучны жирондистским, но затем, в годы якобинского террора, отбросил их, разочаровавшись в идеалах революции, и со временем стал убежденным бонапартистом, готовым без колебаний выполнить любой приказ Наполеона.

Долгие годы он служил императору не за страх, а за совесть. Единственным девизом, которому безоговорочно следовал Даву, был — «Исполнение долга». И он его исполнял с неиссякаемым усердием, что называется, «застегнувшись на все пуговицы».

Его работоспособность и служебное рвение были поразительны. Он мог «исполнять свой долг» по 24 часа в сутки, не давая ни себе, ни другим никаких поблажек. Будучи человеком предельно пунктуальным, маршал требовал того же и от своих подчиненных, не допуская ни малейших отклонений от установленного им раз и навсегда порядка. Так, к примеру, во время гибельного для французской армии отступления из России в 1812 году, когда положение было, скажем прямо, катастрофическим и абсолютное большинство командиров разного ранга уже махнуло на все рукой, Даву продолжал требовать от своего штаба неукоснительного соблюдения всех правил ведения штабной документации (ежедневное составление сводок, ведомостей, регистрации всех поступающих в штаб докладов, рапортов, донесений и т. п.).

Как военачальник Даву отличался большой строгостью, нередко переходящей в жестокость. Для поддержания воинского порядка и дисциплины в подчиненных войсках он не останавливался ни перед чем. В отношении порядка и дисциплины его корпус всегда отличался от других в лучшую сторону. Даже во время отступления из России в 1812 году, когда все вокруг рушилось, когда бесследно исчезали целые части, возглавляемый Даву 1-й пехотный корпус дольше всех других сохранял свою боеспособность. Даву беспощадно карал мародеров (впрочем, так поступали и некоторые другие наполеоновские маршалы, например, Макдональд, Сюше, Сен-Сир). Однажды во время похода в Россию (дело было летом 1812 года) он остановил на марше один из пехотных полков и приказал произвести обыск. Те солдаты, у которых обнаружили награбленные вещи, по его приказу были расстреляны тут же, на месте, без суда и следствия. Солдатская молва немедленно разнесла этот случай по всем частям корпуса. Преподанный Даву урок мародерам оказался весьма действенным средством и запомнился надолго.

Надо сказать, что характер у Даву был далеко не ангельский. От него доставалось всем — и рядовым солдатам, и офицерам, и генералам. Даже его ближайшие боевые сподвижники, его любимцы, знаменитые командиры дивизий генералы Моран, Гюден и Фриан, с которыми он прошел почти всю эпопею наполеоновских войн, натерпелись от него немало. Но, несмотря на периодические разносы, порою довольно грубые, он никуда не отпускал их от себя. И они продолжали «тянуть свою лямку» при «железном маршале» (это прозвище прочно утвердилось за Даву в наполеоновской армии), хотя каждый из них вполне способен был командовать корпусом. А без этой должности получить звание маршала в наполеоновской армии было невозможно. Даже когда кто-либо из этих генералов выходил из строя (например, по ранению), командир корпуса обычно встречал в штыки каждого нового назначенца на их место, и те были вынуждены немедленно отказываться от своего назначения, обращаясь к императору с просьбой «назначить куда угодно, но только не к Даву». Все знали, что служить у Даву тяжело. Знал и Наполеон, но смотрел на это сквозь пальцы, считая, что такое поведение маршала не помеха делу.

Особый ужас на подчиненных наводила манера Даву даже при самых крутых разносах сохранять ледяное спокойствие и почти никогда не повышать голос на провинившегося. Самые суровые выводы он всегда делал с совершенно бесстрастным видом, граничившим с равнодушием. Хорошо были известны также грубость и бесцеремонность Даву. При этом для него чины и ранги не имели никакого значения. Вот два примера подобного рода. Первый из них имел место во время похода в Россию в 1812 году. Однажды во время обеда внимание маршала привлек громкий голос неизвестного ему офицера, доносившийся с другого конца стола. «Кто вас сюда пригласил?» — вдруг раздраженно спрашивает маршал и в упор смотрит на этого офицера. «Генерал Ромеф», — следует ответ сразу же смутившегося эскадронного командира. Повернувшись к сидевшему рядом Ромефу, Даву, четко выговаривая слова, словно отдавал боевой приказ, произнес: «Моему начальнику штаба следовало бы знать, что я не позволяю приглашать к своему столу всякое дерьмо!» Не нужно обладать богатым воображением, чтобы представить, в каком положении оказались начальник штаба 1-го корпуса генерал Ромеф (он вскоре сложит свою голову при Бородино) и приглашенный им к столу маршала офицер. Второй пример. После второй капитуляции Парижа летом 1815 года военный министр Даву принимал в своем рабочем кабинете командира 1-го кавалерийского корпуса знаменитого генерала К. Пажоля. В ходе разговора, задумчиво взглянув на генерала, Даву вдруг совершенно спокойно заявил ему: «Мне кажется, генерал, что вы изменяете нам, так же как ваш тесть герцог Реджио» (хотя Даву прекрасно знал, что в период «Ста дней» маршал Удино не примкнул ни к одной из сторон). Оскорбленный до глубины души таким беспардонным обвинением, побелевший от ярости храбрый кавалерист, ветеран Революционных войн и наполеоновских походов с трудом смог подавить свой гнев. Быстро овладев собой, он с достоинством ответил: «Мсье, если бы вы не были маршалом Франции, то я заставил бы вашу шпагу познакомиться с моей». Никакой реакции Даву на столь дерзкий ответ сумевшего постоять за свою честь генерала не последовало.

Что касается жестокости Даву, то, помимо имевших место расстрелов мародеров и других нарушителей дисциплины, за ним числилось кое-что и другое. Так, в 1807 году по его приказу был сожжен немецкий город Лауэнбург; в 1812 году в Москве он приказал расстреливать на месте всех «поджигателей»; затем такой же приказ им был отдан в отношении партизан; в 1813 году в Гамбурге Даву приказал расстреливать на месте всех вражеских шпионов и т. д. Но все же Даву не был тем «Аракчеевым» при Наполеоне, как его нередко изображают в некоторых художественных произведениях. Искажение писателями, в том числе и Л. Н. Толстым в его романе «Война и мир», образа этого маршала произошло под влиянием ряда крайне тенденциозных и весьма субъективных мемуаров, в которых их авторы во всех цветах и красках расписывают «свирепость», «кровожадность», беспощадность», «бездушие» Даву, часто приписывая ему и то, чего никогда на самом деле не было, или же грубо искажая имевшие место факты. Тем самым они преследовали цель задним числом свести счеты с некогда, как говорится, «наступившим им на хвост» военачальником. Все эти мемуары появились на свет уже после смерти маршала, и он, естественно, ничего не мог сказать в свое оправдание. Введенные же в заблуждение этими мемуаристами писатели (за неимением других материалов, которые появятся позднее) принимали на веру все приводимые ими «факты» и использовали их в своих произведениях. На самом же деле Даву был одним из образованнейших маршалов Наполеона (если только не самым образованным), волевым и настойчивым в достижении поставленных целей человеком. Нельзя, конечно, оправдывать излишнюю суровость Даву, но и считать его своего рода «варваром» тоже, по меньшей мере, опрометчиво. Что же касается фактов проявления им жестокости, то они чаще всего диктовались суровой военной необходимостью, когда всякие разглагольствования о «гуманизме» и «либерализме» не только неуместны, но и вредны. Извечный закон войны суров и прост — уничтожь врага или сам будешь уничтожен. Правда, с незапамятных времен известен и другой, так сказать, альтернативный выход — покорись врагу, сохрани свою презренную жизнь и будь его рабом. Но настоящие воины испокон веков предпочитали смерть рабству… Впрочем, все факты о жестокости Даву сильно преувеличены. Объективные исследования о деятельности этого маршала показывают, что он чаще всего только угрожал, чем в действительности карал. Как и Наполеон, «железный маршал» большей частью лишь унижал и оскорблял провинившихся, но отнюдь не наказывал по всей строгости законов военного времени.