Джулиан Брэнстон - Вечные поиски

• Название: Вечные поиски
• Автор: Джулиан Брэнстон
• Издательство: ACT, ACT МОСКВА, Хранитель
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-034879-7

История создания величайшего испанского романа «Дон Кихот» – под совершенно неожиданным углом!..

«Рыцарь Печального Образа» – не в гениальной прозе, но в суровой реальности!..

Интриги и свары «гениев пера» – или как минимум наглецов, считающих себя таковыми…

Фантасмагорически забавная картина быта и народов Испании XVII века!

---

– Педро, – сказал Сервантес, – это не способ. – Он снова повернулся к Роблсу: – Разреши, я тебя кое о чем расспрошу, и, может быть, мы найдем общую основу.

– Я не против, – сказал Роблс.

– Не подумал ли ты, – сказал Сервантес, – что напечатание этой сатиры в какой-то мере причинит вред тем, кого она высмеивает?

– Я печатаю книги, – сказал Роблс, – а не читаю их.

– Но этот памфлет, – сказал Педро, – который ты столь тщательно не прочел, содержит самые скверные суждения о твоих друзьях и ближних.

– К счастью, – сказал Роблс, – на мои суждения о моих друзьях и ближних этот памфлет нисколько не повлиял. Суждения эти у меня сложились давно и без всякого чтения.

– Но ты должен был прочесть ее, чтобы напечатать, – сказал Сервантес.

– Если бы я, а не другой, служащий у меня, прочел ее, – сказал Роблс, – то лишь как корректор, а не читатель. Только чтобы проверить, например, ровны ли строки или просветы между литерами.

– Но содержание злобно, – сказал Сервантес, – и убеждает читателей верить лжи.

Роблс взглянул на него с ироничным изумлением и сказал:

– Или ты лелеешь иллюзию, будто все книги содержат одну только правду? Возможно, ты говоришь так, потому что печатание книг началось с Библии. Предпосылка, будто все оттиснутое на странице тем самым уже правда, изначально неверна. Я бы сказал, что вероятнее как раз обратное, и чем дальше что-то отстоит от истины, тем раньше ты увидишь это напечатанным на странице. И, не сомневаюсь, ты прекрасно сознаешь эту иронию, Сервантес.

– Ирония в том, что среди такого множества врагов, – сказал Сервантес, – я обнаруживаю друга фальшивой чеканки. Разве ты не знаешь, что мое уважение к тебе составляет приложение к твоей профессии? Не скажешь же ты мне, что раз уж злобно-клеветнические памфлеты в моде, ты обязан печатать их елико возможно больше.

– Вижу, – сказал Роблс, оборачиваясь к Педро, – что наш взаимный знакомый тут сердит на меня за то, что я не обладаю щепетильностью в его духе. Другими словами, он бы хотел, чтобы мы отпускали одинаковые бороды, говорили одними и теми же словами и испустили дух в один и тот же день. Послушай, Сервантес, ты волен иметь меня другом и восхищаться моей профессией. Но это не значит, что ты определяешь мое обхождение с тобой или можешь оценивать его, исходя из своего неудовольствия. Наша дружба – это деловые отношения, и, на мой взгляд, поэтому одна из благороднейших, какие только бывают. Иначе каждому, пожалуй, следовало бы обзавестись одним-единственным другом, которого можно будить в глухие часы ночи в полную луну. А остальные пусть будут деловыми знакомыми. Так лучше всего.

– Ну, умей я писать и запечатлей все сказанное, – вмешался Педро, – этого вполне хватило бы для памфлетика под заглавием «Как отталкивать друзей и наживать врагов. Диатриба, записанная со слов нашего достославного и на редкость богатого печатника Роблса».

– Взгляни на Педро, – сказал Роблс, и глазом не моргнув от инвективы меняльщика. – Он подружился со всеми в этом городе ради своих целей. Всем известно, что за каждой сделкой здесь кроются обмены, подготовленные Педро. Вот человек, которого тебе стоит изучить.

– Но ты с ним в обмен не вступаешь, – сказал Сервантес.

– Потому что я ему не нравлюсь, – сказал Педро.

– «Нравлюсь, не нравлюсь» тут ни при чем, – сказал Роблс. – Дело и ничего больше.

– Ну да, – сказал Педро, – ведь сколько раз я видел, как желток разыскивает белок, а король разыскивает корону. Природа многого и многого – быть нераздельными.

И Сервантес, и Роблс посмотрели на него с недоумением.

– Иными словами, они неразделимы, – сказал Педро. – То есть чистого дела без друзей не бывает, а потому вести дело без «нравится, не нравится» попросту нельзя.

– Педро, ты меня сразил, – сказал Роблс. – Угодил прямо в цель. – Он достал из шкафчика бутылку и стаканы. – Моим чувствам к тебе, – сказал он, держа бутылку, – полагалось оставаться незамечаемыми. Я горжусь своей способностью хранить беспристрастность ко всякому, с кем веду дело, не важно, каковы они, начиная от глупенькой невесты на выданье и кончая книжным червем, который уже испустил дух и не знает этого. Если я проявил хоть тень неприязни к тебе, Педро, то это лишь отражение к тебе пристрастных, – он кивнул на Сервантеса, – оно, подобно моли в гардеробе, подточило мое уважение к тебе.

– Я? – сказал Сервантес. – Какое отношение я имею к тому, что ты недолюбливаешь Педро?

Роблс наполнил три стакана и расставил их на столе.

– Насколько я понимаю, – сказал Роблс, – Педро подбил тебя писать этот фарс…

– Роман, – сказал Сервантес.

– …чтобы подзаработать денег. Ты воспользовался идеей и пока имеешь поразительный успех. Собственно, ты получал прибыль и от меня. Но тебя это не удовлетворяет. Ты носишься с мыслью о философском сочинении. Твое честолюбие требует всеобщего признания. Ты хочешь стать знаменитым. И теперь ты разозлен, потому что на тебя напали за попытку стать выше своего положения. Сдается мне, что тебе надо следовать тем путем, который ты избрал добровольно, и не останавливаться посетовать на удары, которые ты заработал.

– Знаешь, Роблс, – сказал Сервантес, – правда в том, что не нравится тебе не один, но очень многие. А стоит тебе найти одну причину для неприязни, как остальные плодятся будто мухи. И все-таки ты объявляешь себя абсолютно беспристрастным человеком. Сдается, ты по локти не в чернилах, а в скверных мнениях о других.

– Ну, ты изловил меня в наихудший момент, – сказал Роблс. – Выпей-ка еще.

– Я тебе не нравлюсь? – сказал Педро.

– Я наказываю мальчишек за шалости и иногда топлю котят, – сказал Роблс.

– Запомни, не нравлюсь ему я, а не ты, Педро, – сказал Сервантес, – и сверх большого числа упомянутых есть еще многие «не нравящиеся», про которых он не упомянул. А теперь, друг Роблс, объясни мне, какое «не нравится» тебе особенно по вкусу, чтобы я мог его заимствовать и применить на досуге когда-нибудь после.

Роблс и Педро засмеялись.

– Ты человек разборчивый, – сказал Роблс, – и с юмором. Моли Бога, чтобы эти качества помогли тебе на том пути, который ты избрал.

– Если трудишься с Богом, другого пути нет, – сказал Сервантес.

– Но ты все еще помалкиваешь, кто написал сатиру, – сказал Педро.

– Это оглашению не подлежит, – сурово сказал Роблс. – Как тебе хорошо известно. Я ведь никому в городе не проболтался, что ты меняешь фазанов на шляпы и подзорные трубы. Так что позволь и мне хранить конфиденциальность.

– Но тут ведь речь идет о страданиях, – простонал Педро. – Разве ты не можешь чуточку отступить от своих принципов?

– Какой толк от принципов, – сказал Роблс, – если ими вертеть?

– Я залезу ночью и загляну в твои расписки, – сказал Педро.

– А я буду в засаде с раскаленной кочергой, – сказал Роблс.

– Сочинение указывает на образованность, – сказал Сервантес. – Автор располагает досугом. – Он немного подумал. – Кто-то, кто встал на сторону женщины. – Он бросил на Роблса проницательный взгляд. – Кто-то, кого ты заботливо оберегаешь даже от своих друзей.

Роблс промолчал, а Педро шутовски впился в него глазами.

– Я заметил дрожь, – сообщил он Сервантесу. – Его ужалила правда.

– И этот кто-то, – продолжал Сервантес уже насмешливо, – располагает деньгами на то, чтобы опубликовать и распространить сатиру, храня свое имя и намерения под покровом тайны.

– Разве недостаточно, что у тебя есть враг, – сказал Роблс, – без того, чтобы стараться узнать его имя?

– Ты крайне осторожен, – сказал Сервантес. – И очень ловко избежал обозначения, – тут он улыбнулся, – «ее».

Педро вихрем повернулся к нему.

– Что-что?

– Ты из меня ничего не выжмешь, – сказал Роблс.

– Герцогиня Альканарес, хозяйка литературного салона, – сказал Сервантес. – Автор сатиры – она.

– Неужели она стала бы так развлекаться? – сказал Педро.

– Сатира эта сочинена отлично, – сказал Сервантес. – И очевидно, что сатира вместе с предисловием – это средство представить мое сочинение крамолой. Она славится своими высокими требованиями к литературе.

Понадобилось время для осознания сказанного им.

– Это правда так? – спросил Педро.

– А зачем тебе, собственно, знать? – сказал Роблс.

Вот так Сервантес сделал вывод, что и сатиру, и предисловие написала герцогиня.

Письмо герцогине

Предположение и быстрый отклик

Многозначительные препирательства с Роблсом, его практическая, если временами и неподатливая честность, а также забористый напиток, которым они втроем подкрепились, – все это пробудило в Сервантесе вдохновенный жар и сложилось в решение написать герцогине и попросить, чтобы она объяснила свое поведение. Жар этот сохранялся все время, пока он шел домой – путь не длинный, – и поостыл, едва он сел к столу и приготовился писать.