Джулиан Брэнстон - Вечные поиски

• Название: Вечные поиски
• Автор: Джулиан Брэнстон
• Издательство: ACT, ACT МОСКВА, Хранитель
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-034879-7

История создания величайшего испанского романа «Дон Кихот» – под совершенно неожиданным углом!..

«Рыцарь Печального Образа» – не в гениальной прозе, но в суровой реальности!..

Интриги и свары «гениев пера» – или как минимум наглецов, считающих себя таковыми…

Фантасмагорически забавная картина быта и народов Испании XVII века!

---

– Да, и к которым мы прибегаем в поисках руководства. Как вам известно, устав этой Академии утверждает служение классическим идеалам. И вы правы, защищая их. – Она помолчала, глядя на него. – Но вы слишком горячитесь. Этот Сервантес что-то украл у вас? – Она посмотрела на него со снисходительной ласковостью. – Или он так или иначе отказал вам в похвалах?

– Ах, госпожа моя, – сказал Онгора и легонько и быстро прикоснулся к ее руке, – никогда не переставайте напоминать мне о моих недостатках. – Он устремил на нее молящий взор, стараясь выжать влагу из своих глаз. – Завистливость. Мое тщеславие. – Он покачал головой на колоссальность своих пороков. – Но, говоря правду, в своем тексте он не следует общепринятым и – могу ли добавить – классическим правилам, которым следуем все мы. – Он прижал ладонь к груди. – И то, что это тяготит мое сердце, само по себе малая малость. А теперь поймите, госпожа моя, если что-то посягает на истинную страсть, я не могу сдержать горячность.

Она кивнула, приглашая его продолжать.

– Вы меня не оттолкнете. У меня также есть повод для негодования.

Он с раздражением заметил, что она употребила слово «негодование», тем самым сводя его разгоряченные тирады к жалобам. Она не принимала его, а только терпела. Он перебрал, признаваясь в слабостях. Необходимо восстановить равновесие, но при том не дать повода для ее негодования.

– Я не жалуюсь, – сказал он звонко, – это ведь тоже было бы недостатком. Я не могу, – продолжал он со смехом, – в течение одного дня признать за собой столько их. Но одна из заповедей моего искусства, возможно, незнакомая вам, это безоговорочная верность классическим корням, питающим ныне свершения нашего века. – Он опять поглядел на нее в уверенности, что сумел восстановить свою позицию, как оно и было. – Писанина этого Сервантеса – крамола. Он высмеивает нашу историю, он обесценивает золото поэтов нашей нации. Если я позволю себе догадку, то приду к твердому выводу, что он – одинокий озлобленный ветеран былых войн, не получивший никакого образования, не обретший связей и никогда не имевший ни малейшего успеха. Зависти, – продолжал Онгора, не переводя духа, – тут нет места. Я просто пытаюсь оберечь культуру нашей нации. Если для этого потребуется побудить вас к использованию ваших дарований, то я не уклонюсь от такого долга.

– Не говорите больше ничего. Вы превратили красноречие в доказательство искренности, – сказала герцогиня с улыбкой, так как чувства, фальшивые на языке Онгоры, чрезвычайно ее взволновали. И в тот момент, когда она могла бы спросить себя о причине, она этого не сделала. Наступила пауза, озаренная ее улыбкой и ответным выражением его лица – опущенными глазами, данью скромности. – Так что вы предлагаете? – продолжала она. – О чем мы поспорим?

Онгора, который много раз бился об заклад ради денег, влияния, радостей плоти, еще никогда не испытывал столь сладкого мгновения, как от этой победы, пусть тайной и пока не подлежащей смакованию.

– Мое предложение – сущий пустяк, – сказал он, – и совсем не отнимет у вас времени. – Он помолчал, она была вся внимание. – Возьмите для примера так называемую героиню этого… – он умолк, скрупулезно подыскивая слово, которое и определило бы, и осудило, – этого фарса, эту так называемую даму сердца Дон Кихота, и сочините ее словами сатиру на его непрошеные ухаживания. – Он поглядел на герцогиню. Она должна принять его замысел, показать, что план ее воспламенил. И ощутил удовлетворение, когда она быстро кивнула. И еще большее, когда она сказала:

– И у нее нет намерения отвечать благосклонностью уходящему веку: она собирается замуж за пекаря из соседнего городка.

Он одобрительно засмеялся – она уже нащупала нужную жилу. Герцогиню осенила внезапная мысль.

– Никто не должен знать, – сказала она, – что автор я.

– Разумеется, – поспешно ответил Онгора. – Автором может быть только эта деревенская возлюбленная: решив взять перо с бумагою и понимая, что не умеет писать, она наняла писаря, чтобы тот запечатлел слова ее негодования и презрения. – Он встал с дивана и посмотрел на герцогиню сверху вниз. – Мой отъезд поможет вам поскорее приступить, – сказал он, целуя ее руку.

Двери гостиной уже медленно раскрывались. У него оставалась еще мысль, последняя свая его интриги.

– Почтительнейше прошу вас по завершении прислать рукопись мне. Я прочту ее, несомненно, с удовольствием, но внесу необходимые поправки, буде они понадобятся, хотя уверен, что они не потребуются. Затем я поручу набрать ее, напечатать и распространить. – Пожатием плеч он отмел расходы, как того требовало благородство. – Все будет просто.

Ее молчание подразумевало согласие.

Он изящно поклонился и повернулся к двери.

– Ну а спор? – спросила она ему вслед.

– Что через неделю после напечатания вы станете знаменитостью. И в этом будет моя награда, – сказал он, пряча мстительность под личиной душевной щедрости. – А если так не случится, вы можете назвать любой заклад, какой ни пожелаете. – Он поправил плащ. – Но спор выиграю я. – Он снова поклонился и вышел.

Пока Онгора направлялся к своей карете, уже пылая предвкушением успеха, он испытал редчайшее для него чувство. А что, если он вдруг переусердствовал с интригой и, использовав нравственную стойкость герцогини для осуществления своих коварных планов, принесет им больше вреда, чем пользы? Но пружина бессердечности подсказала ему следующую мысль: что, собственно, может угрожать ему, от чего подкуп, связи и его находчивость его не обезопасят? А если все-таки дойдет до этого, так и в скандале тоже слава. А тогда, думал он, влезая в карету и усаживаясь поудобнее, если герцогиня отгадает его стратагему, или узнает, что причиной всей интриги была детская мстительность, на нем это никак не скажется. Его чувства к ней давно уже свелись к терпимости. Стань она его любовницей, у него не было бы надобности прибегать к коварству. Насколько было бы проще для нее, подумал он и прищелкнул языком, если бы она допустила его до себя.

Маркиз встречается с безумием

Ночные друзья и посвящение старика в рыцари

Смакуя собственные победы в гостиной герцогини, Дениа поспешал дальше.

Его кучер, форейторы и слуги знали, что он чрезвычайно доволен, потому что из подпрыгивающей кареты доносился его хриплый баритон и удары трости по полу в такт пению.

Карете же пришлось повернуть обратно к дороге, ведущей на север в столицу. Дениа теперь распевал свои залихватские песни, высунув голову в окошко, будто припадок веселья мог укротить жалящие камешки дороги. И такие шутки подстраивает судьба, что теперь он ясно разглядел впереди старика, вновь стоящего прямо на пути гибели, созерцая убогую конюшню, которая, как я открою в интересах этой повести, принадлежала старому возчику. Повинуясь внезапной прихоти, Дениа постучал в крышу кареты, чтобы кучер придержал лошадей. Карета остановилась рядом со стариком, и Дениа высунулся еще больше, намереваясь расспросить его. Но не успел он толком обдумать первый вопрос, как старик обернулся, быстро его оглядел, с немалой ловкостью открыл дверцу кареты и забрался внутрь. Дениа позабавила такая дерзость, однако он насторожился – старик ведь мог быть и убийцей, подосланным тем или иным его политическим врагом. Однако эта мысль исчезла, едва он увидел в лице старика умиротворяющую благость.

– Ты заблудился, – сказал старик. – Не далее двух часов назад я видел, как ты ехал в другую сторону.

– Краткий визит по государственному делу, – сказал Дениа. – Теперь я возвращаюсь и остановился, чтобы познакомиться с вами.

– А каковы были странные обстоятельства, что обрекли тебя на жизнь в передвижной тюрьме? – осведомился старик.

Дениа заморгал, а затем засмеялся.

– Вы не привыкли к новейшим средствам передвижения? Но ведь карет теперь очень много, особенно в больших городах. Мне очень по вкусу узор с моим гербом. – Дениа указал на панели, украшавшие внутренность кареты над подушками.

Старик кротко кивнул.

– А за какое воровство тебя заключили в узилище?

Политическое чутье Дениа подхлестнуло его. Он слишком уж упивался растаптыванием Онгоры и совершил ошибку, смеха ради приголубив старика.

– Ты слишком долго пробыл на солнце, старик.

– Я слишком долго был его лишен, – сказал старик. – У тебя есть возможность оказать мне услугу, – продолжал он, уже усевшись напротив Дениа, – если ты разрешишь мне испробовать на тебе некую силу.

Дениа засмеялся, показав все свои зубы.

– Если ты ко мне прикоснешься, мои люди повесят тебя на ближайшем дереве, – сказал он с внезапной яростью.

Старик ничего не ответил. Дениа понял, что его улыбчатое добродушие не было идиотическим и он расслышал угрозу. Его невинность обладает большой силой, размышлял Дениа, и в этом его привлекательность для меня, ибо давным-давно я взялся выдавить из сердца всю чистоту и безоговорочно казнил доброту в дни моей политической юности. Может быть, старик – это тень моей человечности, вернувшаяся, чтобы посмотреть в лицо своему гонителю.