Валентин Ежов - Горькая любовь князя Серебряного

Скачивание начинается... Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Описание книги "Горькая любовь князя Серебряного"
Описание и краткое содержание "Горькая любовь князя Серебряного" читать бесплатно онлайн.
Киноповесть, ставшая основой исторического фильма «Царь Иван Грозный», о мотивам повести А. Толстого «Князь Серебряный». Царствование Ивана Грозного — это время славы, роскоши и жестокости, время, когда все понятия извращались, низость называлась добродетелью, а предательство входило в закон. Но даже тогда были люди, подобные князю Серебряному или Морозову. "Они шли прямой дорогой, не боясь ни опалы, ни смерти; и жизнь их не прошла даром, ибо ничего на свете не пропадет, и каждое дело, и каждое слово, и каждая мысль вырастает как дерево».
На широкой поляне, окруженной непроходимым лесом, лежало и сидело множество людей разных возрастов, в разных одеждах. Иные в сермягах, иные в зипунах, а кто в лохмотьях. Вооружены были кто бердышами, кто саблей, кто кистенем. На кострах варили кашу.
Стреноженные кони паслись поодаль, у кривого дуба. Туман жался к земле. Высокий голос пропел тихо, нащупывая напев:
— Не поеду я на святую Русь.
Я с тобой, дитя, не расстануся…
Ему отозвался другой голос, повторил громче, в лад. Дюжий молодой парень черпал из котла кашу. Лядащий мужичонка нетерпеливо приставал к нему:
— Ну, а дальше… дальше-то что было, Митьк?
— А ничаво. Снасильничали и все, — сдавленно произнес бывший жених Митька. — Она с того немного умом-то тронулась, а после… того… — Митька запнулся и замолк.
— Ну?! — почти выкрикнул мужичонка.
— Удавилась она… На сушилах, где холсты сушат, — нехотя отвечал парень. — Не уберег. Так и похоронили. Зарыли. Отпевать-то грех.
— Тебе, Митька, на другой жениться надо! — сказал, глядя в сторону, рыжий.
— Сам жанись!
Складный строй уже поднял песню строгими голосами.
— Не поеду я на святу-у-ю Русь,
Я с тобой, дитя, не расста-а-нуся-а!
У черной и закоптевшей избушки Ванюха Перстень показал Михеичу на опрокинутый пень.
— Садись! С чем пришел, говори!
— С плохим! — ответил Михеич, садясь.
— К нам с хорошим не ходят! — отозвался Перстень, сверкнув ослепительной белизны зубами.
Михеич поник, сгорбившись, уронив руки на колени.
В стороне дедушка Коршун лежал на попоне, помешивая уголья чеканом-топориком на длинной рукоятке. Коршун был тем вторым, кого в селе Медведевка освободил Серебряный вместе с Ванюхой Перстнем.
Тут шел свой разговор.
— … На ровном от татарина не ускачешь, — говорил Коршун. — Кони у них резвы, страсть! И из луков садят — на скаку в птицу попадают.
— А топором? — спросил подошедший сюда Мишук, мужичонка, что разговаривал с Митькой. — Врезать промеж глаз!
— Врежь, если подпустит, а тебя-то татарин одной ладонью прихлопнет! — сказал рыжий.
— Что-о?! — взвился Мишук, — Хер ему! Подумаешь, лук — жилка да палка! Топор все одно лучше!
— Но, но! — сердито одернул кудлатый мужик, — Татарский лук не всякий и натянуть может. Привычка нужна. А татарин четыре дни не жрать может, а все равно натянет!
— А счас и поглядим, — поднялся Рыжий:- У атамана в избе есть — от убитого татарина остался! — он побежал в избушку Перстня.
В сторонке Михеич что-то рассказывал Перстню, размахивая рукой — как бы показывая удары саблей.
Прибегал рыжий с огромным татарским луком. Кудлатый взял его, подтянул покрепче тетиву и протянул Мишку:
— На, натяни!
Мишук взял лук. Напыжился — и совсем немного оттянул тетиву. Напыжился еще раз — то же самое.
— Вот те жилка да палка! — усмехнулся кудлатый. Мишук лег на спину, уперся ногой и все равно растянул лук только наполовину. Все засмеялись.
— Дай-ка! — рыжий отнял у него лук, потянул — результат был чуть лучше. — Да-а… И впрямь привычка нужна. Жилу эту и порвать нельзя!
Стали пробовать, и другие, а рыжий крикнул Митьке, все еще уплетавшему у костра кашу:
— Митьк, а Митьк!
— Чаво? — повернул голову тот.
— Подь сюда!
Митька поднялся, подошел.
— Ты четыре дни не жрать можешь?
— Не-е.
Рыжий взял у молодого парня лук, дал Митьке.
— Потяни!
— А для чо?
— Тяни, говорю!
Митька слегка потянул тетиву — лук круто согнулся.
— Еще тяни!
Митька потянул сильнее, лук согнулся совсем, тетива лопнула, сломалась и дуга дерева. Все заржали. Кудлатый качал головой. Митька повертел в руках остатки лука, выбросил в кусты.
— Не-е, — сказал он, — мой посошок удобнея! — И он достал из-за дерева огромную дубину с набалдашником — величиной с собачью голову.
Перстень поднял голову, посмотрел на понуро молчавшего уже Михеича, закончившего свой рассказ.
— Помочь-то князю я готов. Только как и чем помочь? Ведь князь-то в тюрьме?
— В тюрьме, батюшка, — сокрушался Михеич. — А завтра ему карачун!
— В тюрьме, что на площади? У Малюты? — Михеич кивнул. — И ключи у него?
— У него. А к ночи он их царю относит. А царь, бают, их под подушку кладет.
Перстень развел руками:
— Под подушку?… Тогда какой тут бес твоему князю поможет? Ну говори сам: какой бес ему поможет?
Михеич глубоко вздохнул:
— Стало, и мне не жить на белом свете!..
Перстень помолчал, раздумывая.
— Пока поживи, старичина, — поднялся он. — Поезжай на мельницу. Залетела туда жар-птица. Отвезешь ее к царю Далмату! — подмигнул Перстень.
— Какая птица? — не мог толком понять Михеич. Но Перстень не ответил ему, пошел в избушку.
Одно окно в царской опочивальне было открыто. Царь молился, стоя на коленях перед малым иконостасом.
Пот стекал с его лица, и на лбу снова резко обозначились кровавые знаки от ударов о пол.
— Господи! — вглядывался он в пронзительный лик Христа. — Ты дал мне власть и волю похотеньям моим, ты возвысил меня над прочими… Господи, видишь ли ты смирение мое, и скудоту мою, и страсть перед тобою, Господи! Внемлишь ли ты покаянию моему? Отзовись! — Царь Иван прикоснулся лбом к полу, замер. — Господи Боже! Пусть я смраден! Ввергни дух мой в геену огненную! Но изреки слово жалости! Отзовись! — прошептал он, роняя слезы и перекатывая воспаленный лоб по холодному полу. — Господи! Не отринь, но спаси, молю тя, великий и грозный! Изреки, спасешь ли ты, не накажешь десницей своей?
— Накажет! — раздалось под сводами.
Судорога пробежала по лицу царя, и все поплыло перед ним. Он поднял глаза на Спасителя, а увидел свою мамку, Онуфревну. Она неслышно вошла в опочивальню и встала перед ним, опираясь костлявою рукой на клюку.
— Что? — сказала мамка дребезжащим голосом. — Молишься? Молись, молись, Ваня! Много тебе еще отмаливаться!
— Полно, Онуфревна, — тяжко застонал царь, вставая. — Сама не знаешь, что говоришь!
— Не знаю?… Я все знаю! Чего брови-то хмуришь? Захворал, что ли? — сказала Онуфревна, смягчая голос — Вишь, какой у тебя озноб. Ты бы лег, одеялом прикрылся. И чтой-то у тебя за постель, право! Доски голые. Ведь это хорошо монаху, а ты не монах какой!
Иван не отвечал. Он к чему-то прислушивался.
— Онуфревна!.. Мамка! — вскрикнул он вдруг с испугом. — Кто там ходит в сенях?
— Да твой рыжий пес, Гришка Скуратов, — отвечала старуха, отворяя дверь. — Вишь, как напугал, проклятый!
— Лукьяныч! — обрадовался царь любимцу. — Добро пожаловать, откуда?
— Из тюрьмы, государь, ключи принес!
— Что ж, Лукьяныч, винится Серебряный?
— Да уж повинится, у меня не откашляется! Возьми; ключи-то. — Малюта положил ключи под подушку и покосился$7
— Ключи! — проворчала старуха. — Уж припекут тебя на том свете раскаленными ключами, сатана ты, этакой! Будешь, Гришка, лизать сковороды горячие, проклятый, в смоле кипеть, помяни мое слово!
Малюта отшатнулся от грозящей старухи с поднятой клюкой.
Но Иоанн ободрил любимца.
— Не слушай ее, Лукьяныч, — сказал он. — Это все бабьи толки. А ты ступай себе, старая дура, оставь нас!
— Старая дура? — глаза Онуфревны засверкали. — Я старая дура? Вспомянете вы меня на том свете! Все твои поплечники, Ваня, все примут мзду свою, еще в этой жизни!.. И Грязной, и Басманов, и Вяземский — каждому воздастся по делам его! А этот, — она ткнула клюкою в Малюту, — этот не примет мзды своей. По его делам нет и муки на земле! Его мука на дне адовом, там ему и место готово! И тебе есть там место, Ваня… Великое, теплое место!
Иоанн был бледен. Малюта не говорил ни слова. Через раскрытое окно с подворья донеслось веселое пение.
— Что там за человеки убогие? — подойдя к окну, спросил царь.
— Слепые, — ответил Малюта. — Народ потешают.
— Сказочники, что ли?
Перед крыльцом царского терема двое слепых развлекали собравшийся вокруг народ. Их рыжий вожатый бренчал на балалайке.
— …Мы люди веселые, исходили деревни и села.
Пришли из Мурома в слободу, бить баклуши,
Добрых людей тешить, кого на лошадь подсадить,
Кого спешить.
Старик хотел было сплясать, но ноги у него запутались. Он схватил за руку молодого, и они оба свалились наземь.
— Дурень! — закричал один опричник. — Аль не видишь ничего перед собой!
— Сам ты дурень! — отвечал старик, выкатив на опричника белки свои, — Где мне видеть, коли глаз нетути. А у тебя без двух четыре, так видишь ты и дале и шире!
— Веселые люди! — хохотали вокруг. — Видно, не здешние.
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!
Похожие книги на "Горькая любовь князя Серебряного"
Книги похожие на "Горькая любовь князя Серебряного" читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Отзывы о "Валентин Ежов - Горькая любовь князя Серебряного"
Отзывы читателей о книге "Горькая любовь князя Серебряного", комментарии и мнения людей о произведении.