Владимир Матвеев - Золотой поезд

• Название: Золотой поезд
• Автор: Владимир Матвеев
• Издательство: Пермское книжное издательство
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1959

Автор этой книги Владимир Павлович Матвеев — активный участник установления Советской власти и борьбы с белогвардейцами на Урале.

Он родился в 1898 году в Перми. В августе 1917 года, будучи студентом, вступил в большевистскую партию. В 1918—1921 годах был на советской, военной, партийной и газетной работе в Перми, Екатеринбурге и других городах Урала. Позже работал в Петрограде — Ленинграде, где и написал свою первую и единственную повесть «Золотой поезд» (другое название «Комиссар золотого поезда»).

В предисловии к одному из изданий повести писал о своей литературной работе так:

«Я занимался журналистикой, военной и партийной работой и никогда не думал писать повести и рассказы.

Но вот однажды в кругу своих друзей я рассказывал о том, как мы боролись на Урале за Советскую власть.

Когда я кончил рассказывать, все молчали. Один товарищ сказал: «Вот ты бы и написал об этом».

Позднее я задумался над его словами. Я вспомнил, с каким интересом читал когда-то рассказы о Великой французской революции.

«Не все помнят первые годы Октябрьской революции», — подумал я и решил написать повесть «Комиссар золотого поезда» — о революции на Урале…

Мне нет надобности говорить читателю, было ли все то, о чем идет речь в повести, на самом деле, или не было.

Читатель сам ответит на этот вопрос, и я уверен, что он не ошибется.

Я не «разбавлял» материал описаниями и рассуждениями, а заставлял героев повести находиться все время в действии, как того требовала эпоха первых лет революции».

---

— Ребята, утекли эсеры. А ну-ка, кто ранен?

Осмотрели друг друга. У одного оказалась расцарапанной щека. Другой держался за ухо. Никто серьезно не пострадал.

— А бомбы-то у эсеров никудышные. Сами состряпали наверно, — засмеялся Нечаев.

С высокого Уральского хребта поезд Реброва стремительно падает вниз. Красноперов держит предельный ход. На крутых поворотах по склонам хребта кажется, что поезд сломается пополам. Стекла пассажирских вагонов не выдерживают и в двух купе уже разбиты вдребезги. Мелькают хмурые тени станций и разъездов. Луна прыгает в клубах дыма, перелетая с одной стороны поезда на другую. На площадках классных вагонов пулеметы, как живые, с любопытством подняли свои узкие мордочки кверху. Часовые стоят без винтовок, с наганами на боку. С грохотом проносится мимо сероватой тенью камский мост. За Камой ровный железнодорожный путь, — и еще быстрей мчится золотой поезд. Красноперова после двенадцатичасового пути сменяет его помощник.

— Веди спокойно, — хрипло говорит Красноперов, стирая со лба черный пот. — Здесь путь хороший. Воду бери только на маленьких станциях, там меньше народа. Большие станции веди сквозным, чтобы никто не подсел.

Ближе к Вятке почти на каждой станции железнодорожники задерживают поезд.

— Одноколейная дорога, ничего не поделаешь, — говорят железнодорожники.

Но дело не в одноколейной дороге, а в том, что в железнодорожных комитетах сидят эсеры.

— Впереди встречный, — заявляет начальник станции, — придется подождать.

Даже у честного железнодорожника так устроена голова, что он больше всего думает, как бы замедлить движение. Скучно жить на полустанке за сотни верст от городов. Может быть, поэтому он и задерживает у себя на станции пассажирские поезда, которые мелькают перед ним, как интересная кинолента.

Ребров бежит со своим кольтом в дежурную комнату. За ним Воздвиженский и морзист из отряда.

— Встречный, говоришь? А о нас имел извещение, — почему не задержал его? Ну-ка, постучи — узнай, в чем дело? — Морзист играет дробь ручкой аппарата. По белой ленте ползут тире и точки. Никакого встречного нет. Воздвиженский вскакивает вперед:

— Безобразие! — кричит он и стучит кулаком в стол. — Я телеграфирую в железком.

Железнодорожник молчит.

— Ты, мерзавец, обманывать! — говорит Ребров. — Возиться некогда! Передай по линии, что за следующую задержку — к стенке.

Паровоз, устало отдуваясь, тянет хоботом воду. Дышат паром цилиндры. Одинокий полустанок прячется в тополях. Деревья тревожно шепчутся.

Из-за водокачки вышли два странника, заросшие волосами, в домотканных коричневых зипунах, с палками в руках, и, оглянувшись, побежали к поезду.

— Эй, товарищ! — крикнули они бородатому дружиннику, который выскочил из вагона с чайником. — Дозвольте на машину сесть?

— Не можно, — степенно ответил дружинник.

— Пошто, родной? Один перегон нам.

— Поезд государственный. Не можно, — повторил дружинник, подставляя чайник под кран.

— Белозипунников, назад! — закричал высунувшийся в окно Запрягаев.

Дружинник вздрогнул, опрометью бросился в вагон, разливая на бегу кипяток.

Сереет. В мимолетящих лесах мутная ночь. Часовых на площадках не разглядишь. Дружинники спят на полках в одежде, только немногие сняли обмотки и башмаки. Задний вагон бросает из стороны в сторону. Там разместились левые эсеры.

Воздвиженский сидит в купе у Реброва и Запрягаева. Горит на столе огарок свечи.

— Читали? — спрашивает Воздвиженский Запрягаева и тычет пальцем в газету.

— Что?

— Немцы грабят Украину. Брест-Литовский мир не спасет Россию. Драться надо!

— В самом деле? А мы не знали. Погибели Советов хочешь?

— Мы заранее отдали себя в жертву. Лучше погибнуть…

— Чего ж ты не гиб? — захохотал Запрягаев.

— И погибнем! — крикнул Воздвиженский и быстро вышел из купе.

— Загадки загадывает? — спросил Запрягаев Реброва.

— Эсеров не знаешь?

— И то. Они хоть и левые, а от правых не отличишь. — Запрягаев хмурится.

— Слушай, Борис, на последнем полустанке около поезда что-то очень близко вертелись два мужика. Подозрительные. Не прохлопали бы ушами эти пустозвоны.

— Поставь дежурить всех своих. Да пойдем осмотрим поезд, — сказал, вставая, Ребров.

В узком коридорчике вагона их качнуло и стало бросать от стенки к стенке.

— Ну и прет, — сказал Запрягаев, на секунду теряя равновесие и налетая грудью на боковую стенку. Они прошли первый вагон. Все было на месте. Часовые не дремали. Запрягаев выглянул в окно. Поезд круто поворачивал, не сбавляя хода. Сквозь серую мглу северной ночи между третьим и задним вагонами что-то черное мелькнуло и исчезло за вагоном. На мгновенье Запрягаеву показалось, что кто-то с буферов пытается перебраться на подножку последнего вагона. Ничего не говоря, он бросился к заднему вагону. Тихонько подошел к часовому, взглянул сквозь стекло буфера. На квадратной скобе около муфты левого буфера можно было ясно разглядеть ременную петлю, уходившую под вагон…

— Держи меня за ноги, — прокричал на ухо часовому Запрягаев. Затем встал на колени и тихонько открыл дверь. Лег, подался немного вперед, заглянул с левой стороны под ступеньку и невольно откинулся: под вагоном висел на ремне человек в зипуне. В руке человека что-то блеснуло. Запрягаев выстрелил. Человек, выпустив ремень, полетел под колеса.

— Ты чего смотрел?! — налетел Запрягаев на часового. — У тебя из-под носа хоть пулемет унеси. Забыл, что везешь? Ступай в купе, — здесь место другому.

Ребров, встревоженный долгим отсутствием Запрягаева, вместе с Воздвиженским показался в дверях.

— Что тут у вас?

— Да вот, зевает, а тут попутчик под вагоном прицепился.

— Где, где? — схватился Воздвиженский за рукоятку маузера.

— Да теперь-то его нет, — сказал Запрягаев. — Спрыгнул.

— Твои прохлопали, — повернулся к Воздвиженскому Ребров, — подтяни. — На станциях разговаривают, привлекают внимание…

— Э, плюньте, Ребров, что из пустяков шуметь. Ну, поговорили ребята, что из того? Дело не в вашей дисциплине, а в революционном самосознании…

— Ну, если так, то напрасно я с тобой болтаю, — сказал Ребров. — С сегодняшнего дня в резерве будешь. На постах держать вас не могу.

— Как хочешь, — пробормотал Воздвиженский и скрылся в своем купе.

— Вот шельма! Взять бы его? — посмотрел на Реброва Запрягаев.

— Погоди, до них еще дойдет очередь, — ответил тот.

Все дальше и дальше мчался поезд. Позади — чехи, на юге — эсеры, на севере — союзники. Надо спешить в Москву.

Глухие пермские и вятские леса сменились вологодскими жиденькими березками. Еще шесть часов езды — и Ярославль, а за ним и Москва.

Последняя остановка перед Ярославлем — Буй.

Белый вокзал виден издалека. Через минуту Ребров ищет начальника станции. В дежурной комнате никого не видно. Напротив — комната с наклейкой:

КОМЕНДАНТ

Комендант, низко нагнувшись над столом, о чем-то совещается с начальником станции. — Что угодно?

— Путевку.

— Куда?

— В Москву.

— Сейчас запросим. Подождите минуту.

Минута длится долго. Подозрительная тишина на станции. Против обыкновения не слышно обычных звонких криков буйских продавцов: «Сыра, сыра! Кому сыра?» Ребров снова у коменданта:

— Скоро ли путевка?

— А вот Вологда передает. Читайте.

Морзист читает:

…В Ярославле бой с эсерами…

Ребров вскакивает.

— Давай путевку обратно.

— Подождите минутку, — все тот же спокойный ответ.

В сосновом лесу у вокзала и на запасных путях копошатся люди, как будто готовятся к чему-то. Комендант несколько раз обходит с обеих сторон состав.

— Когда же, наконец, ваша минута кончится? — кричит Ребров в комендантской. — Если мне не дадут сейчас путевку, я еду без нее.

— Подождите минутку, — успокаивает комендант.

Ребров бежит к паровозу.

— Красноперов, назад!

Два дружинника едут с ним на паровозе к железному кругу. Дружинники соскакивают и поворачивают круг. Через минуту паровоз мчится опять к вагонам. Толчок, лязг цепей, и золотой поезд без путевки срывается с места.

Красная шапка коменданта мелькает на лесенке вокзала.

— Подождите минутку! Впереди встречный! — кричит он и машет красным флагом.

Но его уже не слышно.

Узкой лесной просекой убегают вдаль блестящие рельсы. Может быть, действительно там — впереди, за первым поворотом, прямо на золотой поезд несется встречный. Красноперов почти вылезает из окна, всматривается в даль.

Паровоз свистит весь перегон, не переставая. Во всех вагонах, держась за рукоятки тормозов, стоят наготове дружинники. При первой тревоге тормоза железными лапами схватят колеса, и поезд замрет на месте. Двадцать минут напряженного ожидания, и сигнальные столбы разъезда благополучно приближаются к поезду.