Владимир Рудаков - Монголо–татары глазами древнерусских книжников середины XIII‑XV вв.

• Название: Монголо–татары глазами древнерусских книжников середины XIII‑XV вв.
• Автор: Владимир Рудаков
• Издательство: Квадрига
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978–5-904162–09–2

Ордынская тема — важнейшая в средневековой русской литературе. Монгольское нашествие представляло собой рубежный момент в истории Руси и именно так воспринималось современниками событий и ближайшими потомками.

Реконструкция представлений о монголо-татарах, предпринятая на материале памятников древнерусской литературы, позволила определить наиболее важные аспекты восприятия ордынцев, проследить эволюцию взглядов средневековых авторов на феномен завоевания и выявить наиболее характерные способы изображения «поганых». Интерпретация деталей описания, содержащих оценочные характеристики монголо-татар, позволила выявить установки сознания XIII‑XV веков, определявшие систему координат, с которой древнерусские книжники подходили к осмыслению и изображению происходящих событий.

В. Н. Рудаков сумел заметить и прояснить восприятие русскими людьми пришельцев, предопределившее и результаты нашествия, и длительность пребывания земель под властью ордынских ханов, и освобождение от ордынского владычества. Ключом к пониманию восприятия книжником татар стали тексты исторических источников, упущенные предшественниками: так называемые общие места, устойчивые формулировки, цитаты из Библии и святоотеческой литературы. В. Н. Рудаков основывается на системе доказательств, которые могут быть проверены каждым. В основе выводов максимально точное выявление смысла, заложенного автором источника в его текст, что дает ему возможность понять своего «собеседника из прошлого».

Такой подход позволил по-новому увидеть события, известные каждому со школьной скамьи, увидеть нашу историю глазами человека, который историю «делал», а, значит, лучше понять его и себя самого.

---

Обращаясь с Посланием к своему духовному сыну — великому князю, ростовский владыка призвал Ивана III быть твердым в решении идти на борьбу с татарами. Необходимо отметить, что архиепископ Вассиан, обращался к великому князю «ради спасениа» последнего[593]. Таким образом, проблема выбора князя между отступлением, к которому его призывали оппоненты Вассиана, и противоборством с «погаными», за что выступал архиепископ, сразу же связывалась ростовским владыкой (духовником великого князя) с проблемой личного эсхатологического спасения Ивана Васильевича.

По мнению Вассиана, пришедшие во главе с Ахматом татары — «безбожные варвары», «бесермены», «окаянные сыроядцы», «супостаты», «безбожный язык агарянский». Они приходят потому, что «Богу тако изволшу нашего ради согрешениа»[594]. Ростовский владыка следует установившейся в литературе традиции — образ татар у него сливается с образом возглавлявшего их хана Ахмата, через отношение к которому и проявляется восприятие книжником ордынцев вообще. Однако не только традиция повлияла на то, что существенную часть своего Послания Вассиан посвятил характеристике ордынского хана и феномену его власти. Складывавшаяся в момент написания памятника ситуация, а также стоявшие перед архиепископом цели настойчиво требовали от Вассиана особого внимания именно к фигуре «царя».

Действительно, основной задачей Послания было создание стройной системы доказательств в пользу легитимности открытой борьбы с ордынским ханом. Традиционное восприятие власти монголо-татарских «царей» опиралось на представления о ее божественном происхождении, а также на установившееся в обществе понимание той социальной иерархии, в которой статус «царя» оказывался выше статуса великого князя. Согласно политическим реалиям и ментальным установкам периода монголо-татарского ига, «ордынский хан рассматривался как правитель более высокого ранга, чем великий князь владимирский, как его законный сюзерен»[595]. К концу же XV века происходит кардинальный пересмотр характера власти великого князя. Начиная со времени Куликовской битвы меняется отношение к власти ордынских ханов. Указанные обстоятельства ставят перед ростовским владыкой задачу легитимизации нового статуса великого князя, пересмотра существовавшей в сознании русских людей (и самого Ивана III[596]) иерархии отношений между правителями Руси и чингисидами.

Высказываясь в пользу возможности борьбы Ивана III против Ахмата, Вассиан Рыло выстраивает свою аргументацию на противопоставлении фигур великого князя и ордынского «царя». Сравнение проводится как бы на трех уровнях: функциональном, иерархическом и смысловом.

Сопоставляя функции Ахмата и Ивана III по отношению к подданным великого князя, Вассиан Рыло отмечает принципиальное различие правителя Руси и ордынского хана.

В Послании «страшливый» Ахмат многократно именуется «окааным мысленым волком»[597]. По мнению великокняжеского духовника, ордынский хан («волк») пришел на Русь «хотя разорити христьанство», «на потребление всему христьанству и святых церквей запустение и осквернение»[598], для того, чтобы «исхитить словесное стадо Христовых овець»[599]. В своих устремлениях Ахмат напоминает архиепископу Мамая. Дело в том, что в поисках примеров достойного поведения великого князя ростовский владыка обращается к событиям предшествующей истории Руси: к сюжетам, посвященным борьбе русских с половцами, а также к рассказам о победе Дмитрия Донского на Куликовом поле. Весьма показательно, что для Вассиана определение «волк» применимо к обоим предводителям ордынских нашествий. Описывая борьбу Дмитрия Ивановича с ордынским темником, Вассиан называет Мамая «разумным волком», который также стремится «исхитить словесное стадо Христовых овець»[600]. Определение врагов в «волчьем» качестве восходит к текстам Священного Писания[601]. Обозначение неприятеля при помощи определения «мысленый, разумный волк» было достаточно распространено в древнерусской литературе и, судя по всему, преследовало цель указать на явную антихристианскую направленность действий противника[602].

В противоположность Ахмату, Иван III выступает в качестве «пастыря» русских людей[603]. По мнению Вассиана, обязанности великого князя по отношению к «врученному» ему Богом «стаду словесных овец» сродни пастырским функциям[604]. В данном случае, стремясь отвратить Ивана III от соблазна бежать от надвигающейся опасности, ростовский архиепископ исходит из евангельских положений о том, что «пастырь добрый полагает жизнь свою за овец, а наемник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка и оставляет овец и бежит, и волк расхищает овец и разгоняет их»[605].

Вассиан, дословно цитируя приведенный текст Евангелия от Иоанна, призывает великого князя поступить «не яко наимник, но яко истинный пастырь». «Подщися избавити врученное тебе от Бога словесное ти стадо духовных овець от грядущего волка, — призывает владыка своего духовного сына, — а Господь Богъ укрепить тя и поможет ти, и всему твоему христолюбивому воинству»[606]. Именно таким видит Вассиан идеал должного поведения главы православного государства. С позиций Вассиана, отказ великого князя от борьбы с «волком» означает не только измену пастве, но предательство интересов всего христианства. Бегство Ивана III, по мнению владыки, «преложит» «честь» великого князя в «бесчестье», «славу» его в «бесславие» и даст возможность именовать его «предателем христьанским»[607].

Исходя из этого, архиепископ призывает Ивана Васильевича не поддаваться уговорам «льстивых развратницев», дабы не попасть в положение «бегуна» (термин Вассиана Рыло. — В. Р.), скитающегося «по иным странам». Вассиан еще раз подчеркивает пастырский статус своего духовного сына. Он указывает на неминуемую ответственность перед Богом в случае отказа от борьбы: «Убойся же и ты, о пастырю, не от твоих ли рук тех (паствы. — В. Р.) кровь взыщет Богъ, по пророческому слову? И где убо хощеши избежати или воцаритися, погубив врученное ти от Бога стадо?»[608]

Вассиан Рыло сравнивает статусы Ивана III и Ахмата внутри иерархии «великий князь» — «ордынский царь».

Выступая против устоявшихся в обществе представлений, Вассиан предвосхищает возможные контраргументы Ивана III и его советников: «аще ли же любопришися и глаголеши: под клятвою есмы от прародителей, — еже не поднимати рукы противу царя, то како аз могу клятву разорити и съпротив царя стати». Исповедник великого князя совершенно четко расставляет те духовные приоритеты, которыми должен руководствоваться Иван III. По мнению владыки, гораздо выше страха нарушить клятву для великого князя должен быть страх предстать пред Божьим судом в качестве изменника интересов христианства. Вассиан сообщает своему духовному чаду, что «аще клятва по нужде бывает, прощати о таковых и разрешати нам повелено», да и вообще, по мнению владыки, «луче бе солгавшу живот получити, нежели истинствовавшу погибнути, еже есть пущати тех (татар. — В. Р.) в землю на разрушение и потребление всему христьанству»[609]. Как точно подметил Я. С. Лурье, ««клятва хану» была важным элементом русского исторического сознания XIV‑XV веков; готовность Вассиана снять эту «клятву» отражала новое явление в русской общественной мысли»[610]. Но архиепископ не останавливается на констатации совершенно новой позиции церкви («святейшего митрополита и всего боголюбивого собора») и общества относительно возможности подобного клятвопреступления со стороны великого князя.

Вассиан Рыло подвергает сомнению правомочность давно установившейся «иерархии власти», согласно которой великий князь рассматривался в качестве вассала ордынского «царя». По мнению книжника, Иван Васильевич имеет право «поднять руку» против Ахмата, поскольку последний является «не царем», «а разбойником, хищником и богоборцем». Вассиан полагает, что не должно «великому Русских стран христьанскому царю» (!) повиноваться «богостудному и скверному самому называющуся царю» ордынскому[611].

Ростовский архиепископ выдвигает идею о незаконности власти ордынского хана, поскольку тот всего лишь самозванец [612]. Чтобы подобный упрек конкретному чингисиду («царское» происхождение хана сомнений не вызывало: Ахмат не являлся узурпатором, подобно Мамаю) не выглядел голословным, ростовский владыка подверг сомнению легитимность самой власти ордынских «царей» над Русью.