Дмитрий Лесной - Русский преферанс

• Название: Русский преферанс
• Автор: Дмитрий Лесной
• Издательство: Издательский Дом «РЦБ»
• Жанр: Развлечения
• Год: 1998
• ISBN: 5-900552-02-0

Под одной обложкой собран богатейший материал по теории, истории и культурологии популярнейшей карточной игры российской интеллигенции. Впервые за почти двухвековую историю преферанса написан полный и подробный учебник ― с анализом технических приёмов розыгрыша, сборником великолепных и малоизвестных этюдов и задач, с привлечением теории вероятностей и большого опыта профессионального игрока. Исторический очерк дополнен галереей портретов: Некрасова, Белинского, Толстого, Тургенева и др. В книгу включены шесть произведений русской литературы, посвящённых исключительно преферансу. Привлекательной частью книги является описание шулерских приёмов, коллекция «пляжных историй» и шулерских баек. Редкие иллюстрации на тему игры собраны по музеям и частным коллекциям. Книга предназначена для широкого круга читателей.

---

Очеркист, критик, сын крупного московского чаеторговца, старший брат знаменитого врача С. П. Боткина; «знаток классической литературы по всем отраслям искусства» (характеристика П. А. Бурышкина в книге «Москва купеческая»), по убеждениям — явный романтик (переводчик Э. Т. А. Гофмана!), волей обстоятельств оказавшийся в лагере дремучих реалистов — «современниковцев». Женатый на сестре Боткина Афанасий Фет, впрочем, пишет об этом купце-публицисте:

«Я не встречал человека, в котором стремление к земным наслаждениям выказывалось с такой беззаветной откровенностью, как у Боткина… Нигде стремление это не появлялось в такой полноте, как в клубе перед превосходною закускою».[38]

К числу «земных наслаждений» Боткина определённо принадлежал преферанс: «… Приход Тургенева остановил игру в преферанс, за которым сидели Белинский, Боткин и другие». Притом Боткин входил в число постоянных партнёров Белинского.[39] Панаева приводит множество примеров скупости Боткина, однако нужно помнить, что купеческий род Боткиных происходил из посадских людей города Торопца и в семье был обычай считать деньги на гроши, мирясь, впрочем, с крупными тратами. О людях, подобных Боткину в России, пишет П. А. Вяземский в «Старой записной книжке»: «Он приятный игрок» — такая похвала достаточна, чтобы утвердить человека в обществе».

Современный нам исследователь пишет о Боткине: «Своему образу жизни, воплотившему сочетание позитивизма с артистизмом и изощрённым сибаритством, Боткин не изменил и на смертном одре: умирая почти слепым и парализованным, он устраивал у своей постели великолепные музыкальные концерты и лукулловы обеды и утверждал: «Райские птицы поют у меня на душе» (Б. Ф. Егоров).

Не оставив слишком заметного следа в литературе, В. П. Боткин останется в истории XIX в. как истинный «человек играющий» своего времени, как один из первых русских преферансистов.

Панаев Иван Иванович (1812–1862)

Тот самый писатель, именем которого как псевдонимом воспользовался Коровьев-Фагот в «Мастере и Маргарите» Булгакова, дабы проникнуть в ресторан «Грибоедовского дома». При жизни, впрочем, больше был известен как журналист и поэт-пародист, подписывавшийся «Новый поэт»; а также как редактор «Современника». Карточные игры — чаще коммерческие — присутствуют в его письмах, воспоминаниях и прозаических произведениях постоянно. В письме С. Т. Аксакову от 2 февраля 1841 г. Панаев пишет:

«Петербургские лица опротивели мне донельзя… В вист бы с ними, как делывали Вы, — это самое лучшее, да, чёрт возьми, в вист-то не умею играть. Пойду учиться к тётушке Прасковье Алексеевне!»

Однако уже в повести «Актеон», опубликованной в «Отечественных записках» (1842, № 1), мы находим следующий диалог (действие происходит в деревне):

«— А что, он играет в карты, маменька?

— Играет, конечно, не по большой, душа моя, не по-вашему, по-петербургскому; а до карт охотник: и в вист, и в бостон, и в преферанс — во что угодно.

— И в преферанс? Браво! Так здесь и в преферанс умеют играть?

— Уж ты нас, провинциалов, голубчик, так ни во что и не ставишь?»

В той же повести имеется и ещё одно упоминание, как «Пётр Александрович играл с ним по маленькой в преферанс»; впрочем, в той же повести упоминается также игра в вист. Вообще в произведениях, написанных до 1841 г. включительно, у Панаева фигурируют только «бостончик», «вистик», «вист по десяти рублей роббер», «банчик», даже скорей излюбленный Гоголем (в записных книжках) «банчишка». Напротив, после 1842 г., когда Панаев явно научился играть в преферанс, у него наблюдается смена картёжной терминологии; к примеру, «хлыщ высшей школы». В «Опыте о хлыщах»[40] мы находим рассуждение, неожиданным образом перекликающееся с написанной более чем 100 лет спустя «Четвёртой Вологдой» Варлама Шаламова:

«Посредством карт в Петербурге (я не знаю, как в других европейских столицах) завязываются наитеснейшие связи, приобретаются значительные знакомства, упрочивается теснейшая дружба и, что важней всего, получаются выгоднейшие места. Приобретя опыт жизни, я очень сожалею теперь, что не посвятил себя в начале моего поприща изучению ералаша, преферанса с табелькой, пикета и палок. Кто знает, по примеру многих других, я через карты легко мог бы сделать прекрасную карьеру».

В «Литературных воспоминаниях» Панаев оставил ценные штрихи, описывающие игру Грановского, Белинского, Н. Ф. Павлова, Великопольского, а также первого русского «певца преферанса» — юмориста А. Я. Кульчицкого. В воспоминаниях А. Я. Панаевой упоминаются партнёры Панаева по игре в преферанс — Белинский, Некрасов и многие другие, в частности уличённый Некрасовым шулер-литератор А. С. Афанасьев-Чужбинский.

Что же касается достоверности мемуарных свидетельств Панаева, то точнее всего их охарактеризовал П. В. Анненков: «Панаев был большой враль, но ничего не выдумывал: он только врал по канве, уже данной ему».[41]

Афанасьев-Чужбинский Александр Степанович (1816–1875) (настоящая фамилия Афанасьев)

Украинский и русский прозаик, поэт, переводчик, заядлый картёжник и живописатель карточной игры, игрок в преферанс и в банк, уличённый в шулерстве лично Н. А. Некрасовым. А. Я. Панаева в «Воспоминаниях о домашней жизни Н. А. Некрасова» (в не входящем в основной корпус мемуаров Панаевой фрагменте) так рассказывает о визите приехавшего в Петербург «из дальней провинции» Афанасьева в дом Некрасова:

«Он обедал у нас и после обеда предложил Некрасову и Панаеву сыграть в преферанс. Играли недолго. Панаеву надо было ехать куда-то на вечер, и он уехал. А… (Панаева не называет Афанасьева полной фамилией, но она установлена с полной достоверностью) предложил Некрасову сыграть в банк.

— Я давно не играл в банк, — сказал Некрасов.

— Ну, ставьте рубль. — сказал А…, тасуя карты.

Некрасов написал мелом рубль, прикрыл карту и, пока ставил небольшие куши, всё выигрывал.

— Вот какое вам счастье, — говорил А… с досадою.

— Ну, не злитесь, — сказал Некрасов и поставил все 25 рублей, которые выиграл.

Карта его была убита.

Некрасов опять поставил 25 рублей и проиграл их.

Терминов я не припомню, но в какой-нибудь час Некрасов проиграл 1000 рублей.

Я удивилась тогда спокойствию, с которым играл Некрасов, всегда запальчивый в игре. Несмотря на уговаривание А… продолжать игру, убеждавшего, что проигравший может отыграть свои деньги, Некрасов, вставая из-за стола, сказал:

— Нет! Больше не хочу играть. Сейчас вам принесу деньги.

Получив деньги, А… уехал.

Некрасов сидел в раздумье у стола и сказал:

— Что за странность? Маленький куш ставил — выигрывал, а большой куш стал ставить — карта бита!

В это время пришли трое постоянных наших молодых гостей. Увидев, что раскрыт ломберный стол, они заметили Некрасову, что давно не играли с ним в преферанс, и стали играть, как обыкновенно, по четверти копейки.

Сдавались те самые карты, которыми метал банк А… Некрасов, взяв карты, вдруг сказал:

— Господа, позвольте эту сдачу не считать, мне нужно осмотреть карты, — и он стал рассматривать их.

Играющие и я с удивлением следили за Некрасовым, который пристально расследовал их. Когда он окончил осмотр карт, то спокойно сказал:

— Сдавайте.

Его стали спрашивать, зачем он рассматривал карты.

— Мне нужно было.

Играя, Некрасов всё время шутил.

Когда гости, поужинав, ушли, Некрасов, взяв колоду карт в руки, сказал:

— Посмотрите, каждая карта отмечена ногтем. Ай да молодец, вот для чего отпускает себе длинные ногти!»

Рассказ Панаевой выглядит в высшей степени достоверно, особенно если прочесть роман Афанасьева-Чужбинского «Петербургские игроки»[42] — книгу, написанную если без большого художественного озарения, зато с огромным знанием игры и шулерских приёмов. В книге «Очерки прошлого» (три издания при жизни автора) Афанасьев-Чужбинский подробно описал карточную игру своего времени, в том числе и преферанс.

Грановский Тимофей Николаевич (1813–1855)

Русский историк, профессор Московского университета, «западник», чья известность в качестве прототипа одного из главных «бесов» Достоевского, увы, далеко превзошла его известность как учёного. В записных тетрадях к роману Достоевский именовал героя напрямую Грановским, хотя в беловом тексте романа «на всякий случай» отвёл от себя подозрение в сочинении пасквиля и указал, что Степан Трофимович Верховенский — «только подражатель» по сравнению с таким, как Грановский. А. Я. Панаева, описывая своё пребывание в гостях у Грановских осенью 1852 г.,[43] свидетельствует: