Виктор Меньшов - Храм Василия Блаженного

• Название: Храм Василия Блаженного
• Автор: Виктор Меньшов
• Жанр: Научная Фантастика

---

А тут - что? Стройка. Цемент, кирпич, раствор. Грязь, пыль, тяжелая работа, пот. Ну и что, что цыгане? Ну и что, что кибитки? Такие же люди.

Ничего вроде бы не случилось, но где-то в подсознании у поселковых затаилась обида на цыган за обманутые ожидания. Словно пообещали они что-то, какой-то большой, яркий праздник без конца, а сами взяли и обманули.

При этом никто не признался бы, что в чем-то обижен на цыган. Упаси господь! За что?!

А все же - было. Была эта припрятанная обида. И закончилось это, как и любые тайные обиды, не очень здорово.

Полина Сергеевна развесила белье и ушла на работу. Днем прибегали к Анатолию Евсеевичу мальчишки с просьбой починить самокат. Он, разумеется, починил, а мальчишек попросил снять с веревки белье, просохшее на солнце, принести на второй этаж, чтобы помочь немного супруге. Мальчишки мигом все сделали.

Вечером Полина Сергеевна пришла с работы, смотрит: белья на веревке нет, как нет. Заметалась она по двору, не знает что делать, где искать. Шла мимо соседка, спросила, что за беда приключилась, и сразу же заявила, что это цыгане белье украли. Больше, говорит, некому у нас красть. У нас, мол, никто ничего не крадет, разве что огурец с грядки, да и то мужики на закуску.

Полина Сергеевна, вконец расстроенная, прислушалась к словам соседки, белье постельное по тем временам недешево стоило, да и не вдруг купишь. А соседка подбила ее идти к цыганам, требовать обратно украденное. Полина Сергеевна засомневалась, мол, если и взяли, то разве же признаются, разве отдадут? Соседка попалась боевая: не бойсь и не сомневайся, говорит, куда они денутся? У них у всех паспорта в поссовете лежат на все время работ и временного проживания. А без паспорта куда? Только в тюрьму. Словом, привела соседка еще трех подружек и пошли они в табор.

А там, по случаю рабочего дня, одни бабы да ребятишки. Даже стариков не было, куда-то уехали. Увидев решительно приближающихся поселковых женщин, все таборное население высыпало им навстречу. Поскольку до этого случая поселковые женщины, в отличие от мужчин и ребятни, в табор заходить опасались, не решались.

Увидев пеструю, галдящую толпу цыганок, среди которой было полным-полно голопузых детишек, Полина Сергеевна заскучала сердцем и стала просить соседок уйти отсюда, бес с ним, с бельем этим, может, зря на людей напраслину возводим? Соседки ей, мол, как же так?! Если не цыгане, то кто же у тебя тогда белье украл? Мы, что ли?! И прямиком к цыганкам: так и так, отдавайте что взяли! Те так и обомлели, за рукава женщин хватают, галдят, кричат:

- Сестра! Сестра! Как можно?! Мы что, если цыгане, значит воры, да?!

Женщины распалились, стоят, кричат, сами себя заводят, руками друг перед дружкой размахались. Полина Сергеевна зачем-то наклонилась, ее случайно по лицу цыганка рукой задела, соседкам же ее показалось, что ударили Полину Сергеевну. Бросились они ее защищать, цыганки стали их отталкивать, пытаясь что-то пояснить развоевавшимся женщинам, да куда там! Только масла в огонь подлили.

Стали цыганки выталкивать женщин из табора, а одна из поселковых споткнулась, и как назло попала рукой в костер. Тут уж разъяренные мытаринские бабы кинулись в рукопашную. Цыганки, наученные горьким опытом кочевой жизни, старались в драку не ввязываться, только лица прикрывали, пытаясь успокоить разбушевавшихся мытаринских женщин.

Тут появился старый вожак, еще несколько цыган откуда-то прибежали, кое-как оттеснили мытаринских искательниц простынь. Те в бой с мужиками не полезли, но помчались в поселок, послав мальчишек на лесопилку, за мужиками, а мужики уже и сами бегут, кто-то уже успел им сообщить, что цыгане мытаринских баб бьют.

Не разобравшись толком, что к чему, мытаринские мужики бросились на цыган, которые на стройке работали. Те даже кирпичом ни один не замахнулся, хотя на них мужики с дрекольем шли. Попытались цыгане голыми руками защищаться, только где уж там!

Побежали цыгане.

Мужики следом. Те по улочкам кривым заплутали, выбрались кое-как, да скорее в табор. А поселковые у поссовета собираются. Разошлись не на шутку, уже и ружьишко появилось, следом и еще одно, топоры в руках замелькали. Беда! Милицию в баню заперли, двери снаружи ломом приперев, а больше как назло никого из начальства в поселке не было. И кто знает, чем бы все это закончилось, если бы не выскочил из переулочка Васька Пантелеев. Подбежал к мужикам, бросился чуть не под ноги, бьется в припадке, кричит страшное:

- Кровь! Кровь! - кричит. - Не бейте! Нельзя!

Поначалу все подумали, что Ваську цыгане побили, а он вскочил на ноги - да обратно в переулок, мужики за ним. А в переулочке том - тупик и в том тупике трое здоровых мужиков завалили цыганенка молоденького, почти мальчишку, и бьют его смертным боем. Ногами пинают уже. Тот калачиком свернулся, прикрывается, как может...

Васька растолкал всех, и бросился сверху на цыганенка, лег на него и кричит:

- Кровь! Кровь! Нельзя!

Тут мужики пришли в ум, оттащили бивших, цыганенка тут же в больницу отправили, стали разбираться, что к чему. А как разобрались, самих себя всем стыдно стало. Женщинам, разумеется, по первое число попало за то, что попусту такой тарарам устроили, едва кровью дело не кончилось. Хотя и не совсем едва...

На следующее утро никто из цыган на стройку не пришел, а все мытаринское население, как по команде, собралось возле поссовета. Стояли кучками, пряча глаза друг от друга, мужики молча курили, уставившись в землю.

Прошел мимо участковый, которого вчера мужики сгоряча заперли в бане, остановился возле мужиков этих, хотел что-то сказать, но передумал, только сплюнул молча им под ноги и тяжело ступая поднялся по ступеням в помещение. Вскоре оттуда вышло на крыльцо все поселковое начальство. Председатель начал было говорить, но тут же и замолчал, уставившись толпе за спину удивленным взглядом.

Сбежал с крыльца участковый, дав знак народу расступиться. В образовавшийся круг вошли цыганский вожак и пожилая цыганка, которые, не обращая внимания на всеобщий интерес, стали выискивать в толпе глазами кого-то нужного им. Вожак нашел взглядом Ваську, подошел к нему, взял за руку и отвел к пожилой цыганке, что-то сказав ей.

Цыганка посмотрела растерявшемуся Ваське в глаза, провела ладонью по небритой, одутловатой щеке, и слегка наклонив, поцеловала его в лоб. Сняла с себя большой темный крест, поцеловала и повесила на могучую Васькину шею.

Подошел к нему, тяжело ступая на коротких, косолапых ногах, вожак. Он опустил на плечи Ваське большие ладони и долго молча смотрел ему в глаза. Потом приобнял его левой рукой за плечи, притянул к себе, а правой привлек его за затылок и замер, уперев большой и широкий лоб к Васькиному лбу, словно что-то невидное переливая в него из глубин своих, как из сосуда в сосуд...

Долго так стояли они. Потом вожак отпустил Ваську, толкнув его легонько лбом в лоб, словно шутя, оттолкнув его от себя. Потом порылся в кармане жилета, толстыми короткими пальцами, достал большие часы луковицу с двумя крышками и музыкой, на толстой цепочке, самое ценное цыганское свое сокровище, и опустил их в ладонь Ваське, сжав его пальцы в кулак.

Васька испуганно стал пихать неожиданный подарок обратно, но цыган гортанно прикрикнул на него и Васька покорно замолчал, словно понял, что сказал ему старый вожак и принял этот невиданный для него подарок. Самый дорогой подарок в его, Васькиной, жизни.

А пока он приходил в себя, старый цыган подошел к участковому и что-то спросил у него. Тот отрицательно помотал головой, но вожак требовательно протянул руку. Участковый нехотя достал из планшета бумагу и отдал ему. Тот даже читать бумагу не стал. Он просто порвал ее на мелкие кусочки.

Участковый сделал было шаг к нему, чтобы помешать, но старый цыган уже уходил сквозь толпу, глядя в нее и насквозь. Следом, гордо вскинув голову, шла пожилая цыганка, стараясь никого не коснуться.

Ушли цыгане. Ушло с крыльца, так ничего не сказав, поселковое начальство. Только люди долго еще стояли возле опустевшего крыльца. Стояли молча, словно ждали, что придет к ним кто-то и объяснит им, что же с ними со всеми такое произошло, и скажет, что же им теперь делать.

Тяжело было у всех на душе. Долго стояли так вот, молча. И только когда солнце стало садиться, кто-то повернулся и пошел в сторону табора. И следом за ним, словно только этого и ждали, потянулись остальные.

А когда поднялись на холмик, за которым стоял табор, замерли, увидев, что табора нет.

Вот так вот: был - и не стало. Даже угольков от костров не осталось, только голая земля, аккуратно выметенная в том месте, где пламя плясало. И все. Были цыгане - не стало цыган. Даже денег за работу, которую сделали, не взяли. Как потом выяснилось, паспорта им участковый вернул, а деньги они взять наотрез отказались.

С тех самых пор к воровству и пропажам в Мытарино относились с большой осторожностью, тем более, что жители Мытарино за обиду свою, причиненную ими цыганам, остались не прощенными.