Пиа Юль - Убийство Халланда

• Название: Убийство Халланда
• Автор: Пиа Юль
• Издательство: Астрель, Corpus
• Жанр: Детектив
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-40128-2

Писательница Бесс просыпается утром от странного звука — оказывается, прогремел выстрел и ее гражданский муж убит. Последними его словами якобы были «Меня убила моя жена». Полицейские ведут расследование, Бесс потрясена, она не готова быть вдовой, она злится, горюет и, отчасти в силу своей писательской профессии, пытается доискаться до смысла происшедшего, происходящего и своей жизни вообще. Выясняется, что не только она не всем делилась с мужем — у него тоже были свои тайны. Роман привлек к себе внимание точностью психологического рисунка и необычностью — недаром столь разные писатели, как Ю Несбё и Томас Эспедал, числят его среди своих фаворитов, а в Дании он стал самым крупным литературным событием года — большая литература, написанная в жанре детектива, так говорят о нем.

---

Получено одно сообщение. Я нажала «Просмотр». Оно было от Халланда.

28

Без отправителя.

Я не могу ответить. Ответ ему не нужен. Что он хочет?

Энн Карсон «Красота мужа»[37]

«Фундер! Фундер, Фундер, Фундер», — бормотала я оторопело, нажимая не на те кнопки. Что в этом эсэмэс, почему оно вдруг пропало? Показался поезд, я нерешительно засеменила ему навстречу, смутно соображая, что надо вызвать полицию, — но где же я их найду? Сев в поезд, я отыскала место у окна, кинула туда куртку и вышла с мобильным в тамбур. Позвонить Фундеру я никак не могла, его номер остался у меня дома, набрать «112» — тоже, ведь не произошло ничего экстренного. Что в этом сообщении? Я попробовала успокоиться и действовать продуманно, открыла список входящих, там было только одно, все верно, оно от Халланда. Я нажала на него. Там стояло: Где ты?

— Нет, нет, нет, нет, — замотала я головой. — Не смешно, не смешно!

Мимо проходили несколько солдат, один спросил:

— Что-нибудь случилось?

У него был такой дружеский голос, что я не выдержала.

— Да, — сказала я. — То есть нет.

Он остановился, посмотрел на меня. Я потрясла головой.

— Все о’кей, — сказала я. И когда они пошли дальше, повторила: — О’кей, о’кей.

Подошла контролерша, попросила меня предъявить билет, я стала копаться в сумке и в кошельке, не выпуская из рук мобильного.

— Может быть такое, что нет сигнала? Я не могу позвонить!

— Это временно, — сказала она, — на этом отрезке всегда проблемы.

— Да что же это! — воскликнула я.

— Что-нибудь случилось?

Я прикусила себе язык, нечаянно, этого мне только и не хватало. Покачав головой, я уставилась в сумку, пряча лицо. Я почувствовала во рту вкус крови.

На моем сиденье лежала брошенная куртка, место у прохода занимал какой-то мужчина, читавший толстый детектив, он степенно поднялся, я протиснулась мимо с таким видом, как будто у меня неотложное дело. Напротив, по другую сторону столика, сидели две женщины, с которыми мы кое-как переплели ноги. Я достала газету. На пути сюда я решала кроссворд, а сейчас стала читать, с мобильным в руках. У нас по-прежнему все то же бездарное всевластное правительство. В Африке по-прежнему ведется несколько забытых войн. Но война против терроризма не забыта. Все должно быть под наблюдением, все должно стать явным, скоро уже не останется никаких тайн. До этого я не следила за тем, как газеты преподносят мою историю; я долго всматривалась в фотографию Халланда, прежде чем действительно его узнала. То и дело я поглядывала на мобильный: вдруг поступит сигнал. Он молчал как мертвый. Я прочла о Петере Ольсене, полиция с ним уже говорила, получается, Халланда все-таки застрелил не он, у него алиби, в то утро он находился у своей сестры в Кальвехэве, он у нее ночевал. Домой вернулся после утреннего кофе, в девять, к тому времени Халланд был уже мертв. Теперь полиция отправила его штуцер на экспертизу. Я посмотрела в окно. Солнце еще сияло, но свет был какой-то странный, может, стекло тонированное. Среди желтизны такое множество маков, прямо целое поле. В моем детстве маки были повсюду, в поле, на стройках, потом их нигде не стало, годами не было, а вот сейчас они появились вновь. Мы остановились. Пассажиры забеспокоились, начали переглядываться, раздраженно вздергивать брови, вздыхать.

— Мы опаздываем? — спросила я своего соседа.

— Только что сообщили, что мы скоро поедем, — ответил он.

Я в очередной раз бросила взгляд на мобильный. Набрала справочную — связи не было. Меня внезапно обдало жаром, с головы до пят, — с чего бы это? Я заерзала.

— Ты хочешь выйти? — спросил он.

Качнув головой, я глотнула воздуха, закрыла глаза и постаралась ни о чем не думать.

— Такое же было зимой, когда я последний раз ездил поездом, — сказал он. — Мы стояли битых два часа. Черт-те что! Ведь они не могут ни окна открыть, ни даже двери, и духота становится нестерпимой.

Не могут открыть двери? Меня опять окатило жаром. Я словно бы разучилась дышать — неужели это можно забыть? Я все-таки надумала выйти. По-моему, я произнесла это вслух, только он не расслышал. У кого мобильный Халланда? Я бы ответила на это эсэмэс, как если бы Халланд существовал, я подыграла бы. Тут затрещало радио: мы задерживаемся на неопределенное время, они не могут выявить неисправность. Мой сосед посмотрел на часы:

— Ну вот, теперь автобус уйдет без меня.

Судорожно глотнув, я крепко сжала мобильный.

— А я должна позвонить, — проговорила я шепотом, с пересохшим ртом.

— Зимой мы просто стояли и никто ничего нам не объявлял, а потом отключили свет, и под конец наступила кромешная тьма, а потом нам пришлось идти по шпалам до самого Вайле.

— Значит, они все-таки смогли открыть двери, — сказала я, облегченно переводя дух, главное сейчас — не прекращать разговор.

— Да, но к этому прибегают лишь в крайнем случае, ведь выпускать людей на рельсы смертельно опасно.

Я прислонилась щекой к окну и накоротке насладилась прохладой, прижалась к стеклу лицом, расплющила о него губы — попробовать на вкус губами? Вкус был — металла. Мягкий-премягкий, темный.

Мягкий, темный.

Мягкий, темный? Нельзя, чтобы это звучало маняще, мне же страшно, по-настоящему страшно. Я училась уживаться со своим телом с момента рождения и всегда полагала, что это приходится делать всем остальным, с большим или меньшим успехом; все же ты с ним знакомишься, бывает даже, не без некоего мимолетного удовольствия. Я переживала разное. Но вот это было для меня внове. Наверное, мне никогда раньше не доводилось испытывать страх. Хотя нет. Когда Халланд лежал на площади. Конечно же, я испугалась, только я этого не сознавала, и казаться мне тоже ничего не казалось, я же не знала, что произошло. Ну а здесь, в поезде, мое тело заговорило помимо меня. Параноидальный зуд меж лопаток на купальном мостике в сравнении с этим — ничто. Однако же и это было — ничто. Я упала в обморок. Нет. По-моему, это называется blackout. Я отключилась на одну или десять секунд, а может, на дольше. Я сидела, привалясь к соседу, он легонько меня потряхивал, его щетинистые усы кололись.

— Я хочу наружу, — сказала я.

— Туда нельзя, — ответил он.

— Но если я хочу, — повторила я. — И мне сейчас необходимо позвонить, это срочно.

— У тебя клаустрофобия, — сказал он, — я знаю, что это такое, мне и самому что-то не хватает воздуха.

— Я хочу наружу!

Сев прямо, я осторожно повернула голову и попыталась встать — он не поднялся, я стала было перелезать через его ноги, но он перехватил меня.

— Отпусти! — сказала я.

На нас, ясное дело, глазели, мне захотелось сесть обратно на свое место, и помалкивать, и беспокоиться насчет поездки, как все нормальные люди, но уже было поздно.

Тут поезд дернулся и пошел. Я ударилась подбородком о голову соседа, изо рта у него пахло яйцами, я выпрямилась — и рухнула в проход. В тот же миг у меня засигналил мобильный. Я открыла сообщение прямо на полу. Оно было от Халланда. Там стояло то же самое: Где ты? Я принялась звонить ему. Я сидела на полу и ловила ртом воздух, как после длинной пробежки. Слушала гудки и видела его перед собой: в машине, а может, у Перниллы, на узкой постели — лежит смотрит на плакат с Мартеном Герром, висящий перед ним как алтарный образ, дома в гостиной, с биноклем возле окна. Он не отвечал.

29

Тогда Шахрияр сказал брату своему Шахземану: «Хочу увидеть это своими глазами!»

«Тысяча и одна ночь»

Фундер сказал: успокойся и хорошенько подумай, Фундер не перепугался, как я, — я перевела дух и спрятала телефон. Домой со станции я ехала в сосредоточенном молчании, без песен, у меня было ощущение, будто я неживая, будто мое тело обложено ватой, в то время как рассудок говорил мне, что я не мертвая и не умираю, что Халланд умер и тот, кто отправил мне сообщение, не Халланд. Меня то всю обкладывало ватой, то бросало в жар. Когда бросало в жар, я делалась невесомой, словно меня и впрямь уже не было в живых. Потом начиналось удушье. Но я ехала. В сосредоточенном молчании, с таким чувством, что нахожусь на ничейной полосе и что меня не существует.

Как работал мой мозг? Не знаю. Я писала и издавала, с промежутком в несколько лет, сборники новелл, это то, чем я занималась. Как это у меня выходило? Уже трудно сказать. Я много читала, помногу гуляла, я часто оставалась одна, поскольку Халланд был в поездках. Иногда мы с ним ездили вместе, но не когда он работал. Я жила по большей части на его деньги, но не слишком об этом задумывалась. Даже теперь и то не задумывалась. Я сидела в машине на площади, не в силах подняться и идти в дом. В окнах у Брандта было темно. В моих — тоже. У меня вырвалось: «Ох!»

Я вынула из сумки мобильный. Проверила, затаив дыхание. От Халланда — ничего. Шесть пропущенных звонков от Фундера и одно эсэмэс. Ясно мыслящий Фундер писал: «Не выключай свой мобильный. Тут же звони нам, если абонент снова выйдет с тобой на связь». Абонент. Фундер такой правильный. И загорелый. Я позвонила Брандту. Никто не отвечал. У него темно, где же он? И где Гость? Эбби была в Англии. Халланд лежал на кладбище. Я выключила и убрала мобильный, достала из сумки конверт и ксерокопию и распахнула дверцу, чтобы зажегся свет. Мне достаточно было прочесть заглавие и пробежать глазами первую страницу давнишней новеллы. Чудесное схождение с колеи. Написано мной. Я вспомнила и без труда узнала. Говёха. Схождение с колеи. Все понятно. Это же обо мне.