Николай Гейнце - Генералиссимус Суворов

• Название: Генералиссимус Суворов
• Автор: Николай Гейнце
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-486-02321-7

В книге рассказывается об исторических сражениях, принесших славу русскому оружию, и о суворовских чудо-богатырях, преодолевающих трудности переходов и побеждающих не числом, а умением.

---

Это был Суворов. Приставя к левому глазу обе руки, он обозревал в эту импровизированную трубу окрестности замка и, не замечая, по-видимому, присутствия нейшлотских чинов, говорил вслух:

— Знатная крепость! Помилуй бог, хороша, рвы глубоки, валы высоки, через стены и лягушке не перепрыгнуть!.. Сильна, очень сильна! С одним взводом не возьмешь… Был бы хлеб да вода, сиди да отсиживайся! Пули не долетят, ядра отскочат… Неприятель посидит, зубов не поточить… Фашинник не поможет, лестницы не нужны… Помилуй бог, хорошая

крепость!..

Вдруг он опустил руки, быстро повернулся на одной ноге и с важным видом остановился перед нейшлотскими властями, которые не успели еще отдохнуть от восхождения своего на вершину высокой башни.

Командир выступил вперед и подал рапорт. Не развертывая его, Александр Васильевич быстро спросил:

— Сколько гарнизона?

— Семьсот двадцать человек, ваше сиятельство… — отвечал командир, знакомый с лаконизмом своего бывшего начальника.

— Больные есть?

— Шестеро.

— А здоровые здоровы?

— Все до одного.

— Муки много? Крысы не голодны?

— Разжирели все.

— Хорошо! Помилуй бог, хорошо! А я успел у вас помолиться, и крепость посмотрел, и солдатиков поучил. Есть чухонская похлебка?

Бургомистр объяснил графу, что обед приготовлен в городском доме. Суворов быстро повернулся и скорыми шагами пошел с башни. Все отправились за ним почти бегом. Он еще раз обошел ряды солдат и, оборотясь к коменданту, приказал им выдать по чарке водки. Заметно было, что Александр Васильевич в хорошем расположении духа и всем доволен.

Наконец он напомнил еще раз, что пора обедать, и сел на катер. Между тем бургомистр уехал вперед и сделал все нужные распоряжения, так что обед в городском доме был уже совершенно готов и водка стояла на особом столике.

Знаменитый гость не хотел сесть в приготовленную для него коляску. От пристани до самого городского дома он шел пешком, в своем сером балахоне, и на приветствия народа приподнимал обеими руками свою широкополую шляпу. Костюм его возбудил в городе всеобщий восторг.

При входе в городской дом он спросил полицейского солдата, который не хотел пустить его к бургомистру. Солдата отыскали. Он был полумертв от страха.

Суворов весело мигнул ему и сказал по-чухонски:

— Можно видеть господина бургомистра? Я по делу.

Солдат молчал, с трепетом ожидая решения своей участи.

— У, какой строгий! — сказал Александр Васильевич, обращаясь к свите. — Помилуй бог, строгий! Не пустил чухонца, да и только!.. А?.. Можно видеть господина бургомистра?

Бедняга молчал по-прежнему Суворов опять подмигнул ему, вынул из кармана серебряный рубль и отдал солдату.

Обед прошел очень оживленно. Александр Васильевич шутил и смеялся. Он, между прочим, рассказал, что недавно ехал в простой телеге по узким финляндским дорогам и не успел своротить, как встретившийся с ним курьер ударил его плетью. Ехавший с ним адъютант хотел было закричать, что это едет граф, но он, Александр Васильевич, зажал ему рот.

— Тише, тише, курьер, помилуй бог, дело великое!

По прибытии в Выборг адъютант его узнал, что курьер был повар генерал-поручика Германа, отправившийся с курьерскою подорожной за провизией в Петербург, о чем и доложил ему — Суворову.

— Что же вы, ваше сиятельство?

— Что же я… Я сказал адъютанту, что мы оба, курьер и я, потеряли право на сатисфакцию, потому что оба ехали инкогнито.

Разговор перешел на только что осмотренную Александром Васильевичем Нейшлотскую крепость.

— Можно ли взять ее? — спросил Суворов коменданта.

— Какой крепости нельзя взять, — отвечал тот, — когда взят Измаил.

Александр Васильевич замолчал и, подумав несколько минут, сказал с необычайной серьезностью:

— На такой штурм, как Измаильский, можно пускаться только один раз в жизни.

Обед затянулся на довольно продолжительное время. После обеда Суворов пожелал возвратиться в крепость, хотя помещение для него было отведено в городском доме.

— Мне много не надо, охапку сена да угол, — сказал он.

Комендант распорядился отвести помещение, и Александр

Васильевич в течение трех дней пробыл в крепости, изучив ее, и набросал план „необходимых исправлений, к которым приказал приступить тотчас же. Сам же возвратился в Фридрихсгам.

II. На свадьбе

В Фридрихсгаме Александр Васильевич жил в доме госпожи Грин, вдовы местного штаб-лекаря, лучшем во всем городе. Граф занимал верхний этаж, а хозяйка помещалась внизу. Она была женщина умная, ловкая, пользовалась общим уважением в городе, хорошо говорила по-русски и вполне умела угодить своему знаменитому жильцу.

Суворов благоволил к ней, приходил к ней в свободные минуты от своих занятий на чашку чая, любил говорить с нею по-шведски и обыкновенно называл ее «маменькой».

У госпожи Грин была дочь и племянница, обе молодые девушки, и обе невесты. Одна сговорена была за доктора, родом итальянца, другая — за голштинского уроженца, бывшего во Фридрихсгаме учителем. Госпожа Грин желала, чтобы обе свадьбы совершились в одно время, и сама назначила день — 16 июля.

В доме, когда Александр Васильевич вернулся из Нейшлота, уже шли приготовления. За день до свадьбы штаб-лекарша пришла к своему жильцу. Суворов был очень весел, бегал по комнате и, увидев свою «маменьку», сам подал ей стул.

Хозяйка сказала ему о наступающем дне свадьбы дочери и племянницы и просила графа осчастливить ее, быть посаженым отцом у ее дочери. Александр Васильевич согласился и, сверх того, вызвался быть посаженым отцом и у племянницы, заявив, что любит обеих невест и желает познакомиться с их будущими мужьями. Госпожа Грин поблагодарила графа за честь.

— Не за что, не за что! — закричал он. — Я вас люблю, маменька; прямо, по-солдатски, говорю: люблю. Я солдат прямик, не двуличка, где мысли, тут и язык! Смотрите же, маменька, — прибавил он, прищуриваясь и грозя пальцем, — чтобы не был у вас за ужином голодным; я русский солдат, люблю щи да кашу.

— Позвольте мне, граф, посоветоваться с вашим поваром?

— Да, посоветуйтесь; мой Митька славный повар, помилуй бог, какой мастер, на свете другого нет…

Обрадованная ласковым приемом графа, госпожа Грин откровенно призналась, что беспокоится о тесноте квартиры. Суворов предложил ей свою половину.

— Но я буду в отчаянии, если обеспокою вас, — сказала штаб-лекарша.

— Помилуй бог! — вскричал Александр Васильевич. — Обеспокоить солдата, русского солдата! Разве он неженка, какой? Дайте мне чердачок либо чуланчик да охапочку сенца, я засну, захраплю, разве вот он разбудит!

Тут он хлопнул руками и запел петухом. В тот же день граф перебрался в одну небольшую комнатку и предоставил свою квартиру в распоряжение хозяйки.

Свадебный обряд, по желанию госпожи Грин, должен был свершиться у нее на дому. Комнаты уставили мебелью, но во всей квартире не было ни одного зеркала, из уважения к Суворову, который не мог терпеть зеркал. Если ему случалось увидеть незакрытое, то он тотчас отвертывался и во всю прыть проскакивал мимо, чтобы не увидеть себя.

Наступил вечер. Дом осветили. Начали съезжаться гости, приехали и женихи. Доктор, человек лет тридцати, скромно одетый, имел характер хитрый, вкрадчивый, настоящий итальянский.

Учитель был моложе его несколькими годами, веселого характера и большой щеголь. Он был одет со всею изысканностью последней моды: во французском фраке, нарочно выписанном в Петербурге, белый, туго накрахмаленный галстук высоко подпирал его голову, причесанную по последней, только что явившейся тогда моде a` la Brutus, со множеством кудрей, завитых и взбитых кверху; духи и помада разливали благоухание на несколько шагов. Все было готово. Ждали посаженого отца.

Наконец явился Суворов, в мундире, в орденах. Хозяйка представила ему обоих женихов. Граф подал им руки, но при первом взгляде на учителя сделал гримасу, и на лице его появилась насмешливая улыбка.

Пастор начал обряд. Сначала венчали дочь госпожи Грин, потом племянницу. Во время венчанья Александр Васильевич то и дело посматривал на учителя, нахмурив брови, прищуриваясь, глядел на его прическу, выставляя нос, нюхал воздух и поплевывал в сторону. Видно было, что модный фрак, духи и, в особенности, огромная прическа молодого щеголя произвели на него неприятное впечатление.

Сперва он молчал, потом начал шептать:

— Щеголь! Помилуй бог, щеголь! Голова с походный котел! Прыгунчик, пахучка!

Он вынул платок и зажал нос.

По окончании венчанья Суворов поздравил молодых. Доктор успел ему понравиться. Граф обходился с ним очень благосклонно, почти дружески, с участием расспрашивал о его делах и называл попросту Карлом Карловичем. Но лишь только подходил бедный учитель, Александр Васильевич затыкал платком нос, посматривая с насмешкой на его прическу.