Жорес Трофимов - Волкогоновский Ленин (критический анализ книги Д. Волкогонова “Ленин”)

• Название: Волкогоновский Ленин (критический анализ книги Д. Волкогонова “Ленин”)
• Автор: Жорес Трофимов
• Жанр: Публицистика
• Год: 1997
• ISBN: ISB№ 5-8426-0178-8

---

Не украшают портретиста и байки о том, что Влади­мир Ильич “был страшно осторожен, лично никогда не рис­ковал. После приезда в Москву у него всегда была посто­янная охрана”. А ведь на самом-то деле он уже в юности был смелым и отважным человеком. Это наглядно прояви­лось во время студенческих волнений в Казанском уни­верситете 4 декабря 1887 года, когда 17-летний первокурс­ник В. Ульянов, зная, что полиция смотрит на него, как на брата “цареубийцы”, все же бросился в числе первых на сходку протеста в актовый зал. А разве “осторожный” че­ловек, находившийся уже семь лет под бдительным над­зором полиции, рискнул бы вести пропаганду среди рабо­чих Питера в 1894—1895 годах, зная, что за это его ждет жестокая внесудебная расправа — тюремное заключение и сибирская ссылка? Владимир Ильич рисковал, когда вез из-за границы в чемодане с двойным дном нелегальную литературу. Жизнью он рисковал в годы первой русской революции при эмиграции в Швецию: лед в заливе, по которому он пробирался до острова, стал уходить из-под ног... На каждом шагу подстерегала его опасность и в 1917 году, когда он один шел ночью в Смольный, чтобы возглавить начавшуюся Октябрьскую революцию. Нако­нец, глава Советского правительства многократно риско­вал и в 1918 году, в Москве, когда без всякой охраны посещал митинги рабочих. Этим и воспользовалась Ф. Кап­лан, совершая покушение на вождя 30 августа на заводе Михельсона. А уж какая нынче охрана у главы Российско­го государства в Кремле, Завидове и во всех других мес­тах, где он появляется... Но об этом молчит трехзвездный генерал.

Зато немало усилий он приложил для того, чтобы по­пытаться доказать... ненормальность психики Владимира Ильича. О том, какой нелепый “компромат” он подобрал, видно из следующих эпизодов. “По ряду косвенных (?!) признаков Ленин знал о неблагополучии со своими нерва­ми. Так, в его ранних бумагах обнаружены адреса врачей по нервным, психическим болезням, которые проживали в Лейпциге в 1900 году”. Автору этой “улики” не мешало бы представить себе, что пришлось “пережить Владимиру Иль­ичу в молодости. 1886 год — скоропостижная кончина от­ца, 1887-й — гибель на виселице старшего брата, Алек­сандра, в декабре того же года — ссылка его самого в Ко- кушкино, 1891-й — смерть сестры Ольги от брюшного тифа. Напряженная заочная учеба на юридическом факультете, участие в деятельности революционного подполья Самары и Петербурга, прерванная арестом и 14-месячным заточе­нием в одиночке Дома предварительного заключения, и, наконец, трехлетняя ссылка в сибирском Шушенском и эмиграция за рубеж. Плюс к этому — еще и переживания, связанные с арестами и ссылками сестер Анны и Марии, брата Дмитрия, беспокойство за мать... Так неужели после стольких потрясений Владимир Ильич не мог подумать о посещении врача?

“Известный историк” продолжает свои поиски и выка­пывает новый пример: “Как рассказывает К. Радек, когда Ленин возвращался в Россию и переехал шведскую гра­ницу в апреле 1917 года, в вагон вошли солдаты. “Ильич начал с ними говорить о войне и ужасно побледнел”. Что же тут необычного увидел Дмитрий Антонович? Ведь Ле­нин и другие эмигранты уже знали, что за то, что они возвращались на родину через вражескую Германию, их могли объявить агентами кайзеровского правительства и арестовать. И наверняка тогда в вагоне екнуло сердце не только у Ильича.

Волкогонов же нанизывал подобного рода “компромат” для далеко идущего вывода, кстати, сделанного до него еще в 20-х годах в эмигрантской литературе. Он уверяет, что главой Советского правительства в 1917 году стал деятель, у которого с психикой было не все в порядке... “Власть — огромная, бесконтрольная, необъятная — усу­губила болезненно-патологическое проявление в психике Ленина. Вспомним, в августе-сентябре 1922 года Ленин выступает инициатором высылки российской интеллиген­ции за рубеж, беспощадной и бесчеловечной. Выгнать цвет российской культуры за околицу отечества — такое могло прийти в голову только больному или абсолютно жестоко­му человеку”.

Мне же представляется больным и архилицемерным человеком сам автор. Ведь Волкогонов в учебном пособии “Воинская этика” (М., 1976) с умилением писал о критике Лениным работ Н. Бердяева, Э. Радлова и других реакцио­неров за “защиту интересов эксплуататорских классов” и за “злобную критику социализма”. Другими словами, Дмит­рий Антонович безоговорочно одобрял высылку философов-противников советской власти “за околицу отечест­ва”. К 1991 году генерал “прозрел” и в книге “Триумф и трагедия” писал уже иначе: “В то время, пока Ленин бо­лел, по инициативе ГПУ и при поддержке Сталина была предпринята необычная акция: 160 человек, представляв­ших ядро, цвет русской культуры... были высланы за гра­ницу”. И вот теперь, в книге “Ленин”, в инициативе вы­сылки обвиняется Владимир Ильич. Три точки зрения на один и тот же факт — не много ли для дважды доктора наук? Ведь тут он переплюнул самого полицейского над­зирателя Очумелова — чеховский “хамелеон”, как извест­но, имел лишь две точки зрения на укус борзым щенком пальца мастера Хрюкина.

А вот еще пример способности Волкогонова быстро пе­рекрашивать свои взгляды на одну и ту же проблему в контрастные цвета. В “Триумфе и трагедии” он в связи с заключением Советским правительством Брестского мира с Германией в марте 1918 года прямо таки курил фимиам по адресу Владимира Ильича: “В истории есть мало по­добных прецедентов прозорливости и мудрости в решении столь сложных вопросов, какими являются война и мир. Ленин не побоялся обвинений в “капитулянтстве”, “отсту­плении”, “сдаче на милость империализма”, которыми осы­пали его левые эсеры, “левые коммунисты”, люди фразы, прямолинейно, примитивно понимавшие суть революци­онной чести” (кн. 1, ч. 1, с. 87).

Прошло два-три года после публикации этих вдохно­венных строк, и в сборнике “Ленин” автор, как ни в чем ни бывало, обвиняет Владимира Ильича за заключение Бре­стского мира, утверждая, что его усилиями “Россия оказа­лась побежденной и пала ниц перед почти поверженным противником в лице Германии...” и что он “во имя власти... был готов отдать пол-России” (т. 1, с. 331, т. 2, с. 157). Упо­мянув вскользь, что с низложением 9 ноября 1918 года кайзера Вильгельма тяжкие условия Брестского мира бы­ли денонсированы, Волкогонов делает “открытие”: “Ан­танта спасла Россию от унизительных условий ленинско- кайзеровского мира”.

Чем пристальнее всматриваюсь я в “портрет” Ленина, сочиненный Волкогоновым, тем чаще мелькает парадок­сальная мысль: а ведь почти все отрицательные черты и недостатки, которые им приписываются герою, свойствен­ны, прежде всего, самому автору. Это он никогда никем не руководил, кроме своей жены (ведь Дмитрий Антонович не был ни командиром взвода, ни замполитом подразделе­ния). И тем не менее он набрался наглости заявить в ин­тервью корреспонденту “Аргументов и фактов” (1994, № 35, август):

“Ленин пришел в революцию сорокасемилетним, до это­го времени он работал в обычном понимании этого сло­ва — всего полтора года помощником присяжного пове­ренного. Вел шесть дед мелких воришек, ни одного дела не выиграл. По-настоящему никем, кроме Надежды Констан­тиновны, не руководил, а тут приходится заниматься го­сударственными делами гигантского масштаба. Он и теле- фоном-то плохо пользовался, без конца писал записки...”. Если помыслить по-волкогоновски, то Пушкин совершен­но не “работал в обычном понимании этого слова”. Но с каких это пор труд профессионального журналиста и ли­тератора не засчитывается в трудовой стаж? И из каких это “секретных архивов” портретисту ведомо, что предсе­датель Совнаркома кому-то писал записку, хотя можно было переговорить по телефону? А ведь Владимир Ильич соз­давал “Искру" и руководил работой редколлегии, причем не только этой газеты, но и других органов, в том числе и “Правды”. И почти не было такого дня, когда бы он не работал над статьей или книгой. А постоянное руководство ЦК партии, подготовка и проведение за границей совеща­ний, конференций, пленумов ЦК и съездов партии, руко­водство всеми провинциальными комитетами в России — это тоже не труд, не руководство людьми?

Другой характерный пример “честности” портретиста. В свое время, как непревзойденный аллилуйщик, он писал о трудах Владимира Ильича только в превосходной степе­ни, а теперь, настроившись только на хулу и глядя на него свысока “холодным взглядом историка”, он без тени сму­щения изрекает: “Ленин не был великим мыслителем”, а его философские работы — “довольно примитивны (?!), ос­нованы на комментариях Гегеля, Канта, Маркса” (Аргу­менты и факты, 1991, № 45). Только автор этой малогра­мотной фразы может точно разъяснить ее смысл. И разве Владимир Ильич не проявлял глубочайшего интереса к трудам Энгельса, Фейербаха?