Донна Валентина - Покоренная поцелуем

• Название: Покоренная поцелуем
• Автор: Донна Валентина
• Жанр: Короткие любовные романы

Ротгар, некогда хозяин замка Лонгвальд, стоял на коленях перед леди Марией де Сюрси. Сейчас этой норманнке приходилось решать судьбу отважного саксонского воина, вернувшегося на родное пепелище, где правили бал захватчики. И все же только Ротгар и мог помочь Марии сохранить поместье и приумножить доставшееся ей имущество.

Мария освободит Ротгара, но сердце и душа ее окажутся пленены этим благородным рыцарем. Страсть цепью скует этих несчастных, родившихся врагами. И замок Лонгвальд непреодолимым препятствием станет на пути к счастью. Сможет ли любовь одолеть крепостные стены?

---

Тогда она пообещала идти рядом со Стифэлом, держать его за руку, чтобы он не чувствовал таких неудобств. Иногда раненые становятся романтически настроенными, чувствуя всю тяжесть выпавшего на их долю испытания. К счастью, Стифэн потерял сознание от сильных болей и большой потери крови. В противном случае, принимая во внимание перипетии этого дня, она не удивилась, если бы пообещала сгоряча выйти замуж за еще одного рыцаря с бычьей головой, заметив предместье Лэндуолда.

Гилберт придумал, как можно скорее добраться до Лэндуолда. Он ударил рукой себя по колену, издав недовольный, рассерженный крик.

— Как же я мог забыть, — сказал он, роясь в притороченной к поясу сумке. Я захватил это по ошибке, но, может, это весьма кстати. Скажите, а не может ли случайно Стифэну и Роберту стать лучше от вашей «дозы»?

В руках его поблескивала бутылка с настойкой для Хью. Он вертел ее в руках, словно она абсолютно ничего не весила, напоминая Марии, как мало этого целебного зелья у нее осталось. Ясно, что никакого облегчения она Стифэну не принесет. Роберту может помочь ее успокаивающий эффект, но он в таком случае наверняка попросит еще, и в результате в бутылке почти ничего не останется. Хотя у нее ныло сердце, она все же решила отказать и Роберту, и Стифэну. Но она не должна демонстрировать Гилберту, до какой степени это ее расстраивало.

— Думаю, что нет, — сказала она, с сожалением покачивая головой. Оно изгоняет демонов из головы, а не копья из задницы. Новая нога от этого у Стифэна тоже не вырастет. — Пока Гилберт раздумывал над ее словами, она выхватила у него бутылку и спрятала ее подальше в свой жилетный карман.

Она склонила в отчаянии голову перед Богом, отдавая себе отчет в том, как ей лицо заливает краска стыда. Во что она превратилась, в какую женщину, если придумывает здесь какие-то небылицы и отказывает в лекарстве страдающим рыцарям?

Плотно сжав зубы, держа одной рукой руку потерявшего сознание человека, намотав на другую спасительный ремешок Ротгара, она быстро зашагала по направлению к Лэндуолду.

* * *

Хью, охватив голову одной рукой, старался изгнать оттуда досаждающих ему демонов. Однажды, несколько лет тому назад, его оруженосец собрал булыжники, чтобы выложить ими яму для костра, заверяя своих товарищей, что если как следует поджарить на них ежей, то они станут такими вкусными и сочными, что любой человек просто забудет о вкусе свинины. Этот оруженосец не обратил никакого внимания на то, что в этих извлеченных из реки булыжниках скопилась вода. Хью и его приятели рыцари с любопытством наблюдали, когда раскаленные камни стали разлетаться на мелкие, острые, словно иглы, кусочки. Они срезали ему один из пальцев, как он того и заслуживал за задержку обеда, и украсили тело уже сжаренного ежа новыми дополнительными иголками.

— Каким грозным оружием могли бы стать эти камни! — перешептывались между собой рыцари, правда, отлично отдавая себе отчет, что невозможно подчинить себе такую энергию, сделать ее управляемой по воле человека.

В этот день голова Хью напоминала эти взрывающиеся булыжники. И когда она была рядом, когда прикасалась своими прохладными мягкими, успокаивающими руками к его голове, он все время опасался, как бы она не разорвалась и не оторвала ей осколками пальцы.

— Сейчас, — шептала она. — Вот здесь. Еще вот здесь. — Там, где она прикасалась к голове пальцами, самая страшная боль вдруг угасала, хотя и не исчезала совсем, но все же теряла остроту.

— Гилберт унес вашу «дозу». Мне казалось, что вам она какое-то время не нужна. Мария мне не доверяет. Я знаю искусство врачевания, меня ему учила аббатиса в монастыре. Скорее всего это опиум. Вы сейчас чувствуете боль только от того, что вас лишили привычной «дозы», а не из-за ранения.

В ее голосе чувствовались незнакомые модуляции, словно ей было трудно связывать норманнские слова.

— Вот, выпейте. — Она поднесла чашку к его губам, и вода пролилась, намочив ей платье.

Когда же он в последний раз пробовал воду? Пытаясь покрепче схватить дрожащей рукой чашку, Хью начал жадно пить воду. Она взяла у него из рук чашку, — Ваша жажда только усилится. — Это добрый признак. В желудке начнутся спазмы, если только вы выпьете слишком много. Но все равно скоро вы начнете испытывать резкие боли, — нужно быть к ним готовым. Возможно, мне придется позвать на помощь рыцарей. Но я вас не оставлю одного.

Он уперся головой ей в живот. Она заерзала на месте, пытаясь нянчить его у себя на руках.

— Мне кажется, что-то здесь затевают. Гилберт, может, и не знать об этом. Мы должны говорить, что вы испытываете боли от ранения.

— Желтые… — Хью удалось вздохнуть. — Желтые волосы надо мной. Жена.

— Эдит, — прошептала она. И вот золотистый водопад ее волос покрыл его голову. Раздавались лишь мягкие приятные звуки, когда она, склонившись над его головой, пыталась руками и ласковым голосом унять его боли.

Глава 15

Он снова проснулся от знакомых ощущений — пряный запах скота, царапающие лицо соломинки, воспоминание о произнесенных им словах: «Если ты перестанешь навещать меня, я пойму, что ты переметнулась к Гилберту». И, как всегда в таких случаях, он окончательно проснулся, издав протестующий крик, — как его мучили воспоминания о той сладостной ночи, о том неведомом прежде ему, наивысшем, почти безумном экстазе. И для чего все эти переживания, если вот он лежит, открыв глаза, и думает о хладнокровном, неожиданном предательстве Марии.

Она должна была прийти к нему давно, — прошло уже десять ночей. Он оправдывал ее в первую ночь, подыскивал предлоги в ее защиту и во вторую. Короче говоря, прошли эти десять черных унизительных для него, холодных, пронизывающих до костей ночей, а он все ждал ее, покуда не стало ясно, что она вообще никогда к нему не придет.

Скорее всего, при сумрачном свете в хижине дровосека, она, вероятно, передумала. Для чего ей связывать свою судьбу с ним? У него не было никакого оружия, кроме острого ума, а Гилберт Криспин предлагал ей свою сильную, надежную руку норманна. Как бы ему хотелось превратиться в черного паука, чтобы подслушать беседу между Марией и Гилбертом, которую они вели вдвоем в хижине.

Когда Гилберт в расстроенных чувствах выбежал из хижины, один, охваченный голодом к этой женщине, Ротгар был уверен, что их план остается в неприкосновенности, не сомневаясь в том, что она стойко сопротивлялась, он был горд за нее и даже усмехнулся про себя, когда она позже назвала Гилберта милордом.

Теперь Ротгар не улыбался. Она назвала Гилберта милордом, и с тех пор даже не глядела в его, Ротгара, сторону, никогда больше не удостаивала своим приятным для него присутствием.

Проснувшись от собственного крика, он сел на кучу соломы, которая служила ему постелью. Ни одно из животных даже ухом не повело, услыхав его вопль, лишь только мелкие хищники почувствовали неудобство от того, что он зашевелился на соломе. Как и любой лэндуолдской скотине, ему полагалось место в хлеву, и если ему нравилось проводить бессонные часы, предаваясь грезам и анализируя собственный идиотизм, — то это, конечно, было его личное дело.

Наконец в эту ночь, он, кажется, как следует выспался. Даже лучи солнца не могли заставить его открыть глаза, но он слышал — то здесь, то там, весело чирикала птичка, объявляя ему о наступлении нового дня.

Черт с ней, с судьбой, пусть порадуется на его несчастье. Вот он, соблазненный ведьмой, и даже во сне одна мысль о ней заставляет все тело его дрожать, гореть желанием. Вот он, соблазненный воспоминаниями о ее лжи, слетающей с ее сладких, как мед, губ. Он был настолько околдован, что часть его существа упрямо цеплялась за надежду, он думал, что какие-то непредвиденные обстоятельства не позволили ей прийти хотя бы в одну из этих темных, бесконечных ночей, что она все же придет и все станет ясно. Нет. Десять долгих ночей — это слишком много. Их планы обмануть Гилберта были лишь иллюзией, как и тот несуществующий сын, которого она обещала ему родить. Десять долгих ночей он гнил в этом хлеве, ожидая от нее объяснений, а она тем временем лишь занималась своим братцем, которого терзали дьяволы. Женщина, которой хотелось бы провести с ним несколько мгновений наедине, могла бы это сделать неоднократно; любой человек, наделенный такой властью, как она, просто мог приказать привести его к ней для личной беседы. Или еще для одного купания, а не окунания в корыте для питья лошадей, чтобы смыть с себя кровавые пятна, оставленные на его коже кровью врагов. Или, что скорее всего, для наказания. Такому унижению не может подвергнуть человека даже церковь, если он и решил пообщаться с ведьмой.

Предупредительное фырканье лошади, за которым последовала ее мягкая, почти неслышная по земляному полу поступь, отвлекли его. Он не желал всем демонстрировать своего унизительного, беспомощного положения, своих наручников, поэтому он с трудом, медленно, стараясь, чтобы цепи его сильно не гремели, поднялся на ноги и прислонился к стене.