Гусейнкули Гулам-заде - Гнев. История одной жизни. Книга первая

• Название: Гнев. История одной жизни. Книга первая
• Автор: Гусейнкули Гулам-заде
• Издательство: Туркменистан
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1966

…Горы молчат. Все затаилось: скалы, низкорослые кусты, деревья, птицы… Кажется, сама природа напряглась в ожида-нии смертельного поединка. Укрывшиеся в ущелье шахские сарбазы подкарауливали восставших курдских смельчаков. И вот они встретились, — орлы войска Ходоу-сердара и наемные убийцы. Бой упорный. Сарбазы оседлали скалы, обстреливают сверху. Курды стремятся на прорыв, сметают головной заслон врага. У них одна дорога — только вперед…

Это один из центральных и наиболее драматических эпизодов книги Гусейнкули Гулам-заде «Гнев» — книги о восстании иранских курдов в Хорасане в 1917—20 гг. Волнующее и занимательное произведение написано на достоверных фактах.

---

— Всемогущий аллах, спасибо, что досыта накормил моих детей сегодня! — встав на колени, молится мать. Отец подозрительно, сквозь прищуренные веки, глядит на нее и отворачивается. Мать замечает это, закончив молитву, говорит ему:

— Ло! Если б ты тоже старательно делал намаз, мы бы так не страдали!

— Ах, душа моя! Давно я заметил: ты благодаришь аллаха за то, что он накормил твоих детей, а обо мне забываешь. В следующий раз скажи ему и обо мне, кочек.

Отец смеется, передразнивает маму, мне это не нравится. Пока я еще верю, что аллах существует, где-то обитает, еще не вылетела дурь из головы, какую вбил туда киштанский ахунд — учитель. Мне неприятно слышать, как ворчат друг на друга родители.

— Мама! Хотите по секрету сообщу вам важную новость?

— Новость?

— У тёти Хотитджи я познакомился с Парвин-ханым. Она пообещала найти мне доходную работу.

— Дай бог ей здоровья и счастья! Она такая добрая и простая! — горячо отзывается мать. — И красотой наделена… Точь-в-точь — райская птица. Если пообещала найти работу, может, сделает…

Через два дня, в пятницу, вновь иду к тете. На душе тревожно. Не знаю, теряюсь, как мне говорить с Парвин. Сумею ли я справиться с собой? Неужели опять растеряюсь, буду стоять, как истукан? С этими беспокойными мыслями я захожу в дом тёти.

— Здравствуйте, тетя Хотитджа! А где Мансур?

— Мансур теперь учится у кузнеца. Утром он ушел на работу, Гусо!

— Ох, это здорово! Я тоже люблю кузнечное дело. Когда куют железо, оно брызжет красными искрами!.. А может, и меня примут учеником к кузнецу?

— Нет, родной Гусейнкули! Парвин попросила бабушку… Умоляла ее, настаивала… Ты теперь будешь почтальоном, тебе за работу будут платить шесть туманов в месяц. Вот возьми! Здесь пять туманов. Купишь себе чарыки. Деньги Парвин передала!

Схватив деньги, не помня себя от радости, я бросился к двери.

— Эй, погоди, не убегай! Сейчас я ее позову! Она хочет с тобой поговорить.

— Моя родненькая тётя, может не надо ее звать? Мне стыдно перед ней. Я не могу промолвить слова. Скажите, я готов стать ее рабом, тетечка, только не зовите сейчас, тетечка-джан, прошу вас!?

Я, как угорелый, выскочил из комнаты и помчался к почтовому отделению, оформляться на работу. Ха-хо!.. Почтальон! В кулаке сжимаю пять туманов. Столько денег в руках у меня никогда еще не бывало. Скорей, скорей на почту! А потом покупать красивые чарыки. Такие, чтобы перед людьми не было стыдно… Лучшие чарыки куплю. Пусть люди завидуют.

На следующий день почтовый чиновник выдает мне кожаную сумку, пачку газет и писем. Доверие какое! Другой чиновник, зовут его Ахмед-хан Ансари, торжественно прикрепляет к моей форменной кепке значок-герб. На нем солнце и лев. Ахмед-хан Ансари подает мне бумагу, ручку и заставляет написать расписку на десять туманов. Я пишу и получаю на руки эти большие деньги. Они предназначены на деловые расходы, и за них я должен потом отчитаться.

А дома потом какие хлопоты! Мать готовит к выходу мою почтальонскую форму, прилаживает к сумке лями. Носить сумку за плечами удобнее, особенно если ты находишься в долгом пути. Мать не ложится допоздна, не могу уснуть и я.

За пятнадцать лет моей жизни, я никогда не видел такой длинной ночи, как эта! С каким нетерпением ждал рассвета, не сомкнул глаз. Все время смотрел в окно на звезды и возмущался, почему же они неподвижны! И еще злился, что так долго не поют петухи, а муэдзин до сих пор не призывает горожан на молитву. Мне казалось, что прошли целые месяцы и годы, пока где-то далеко-далеко послышался петушиный крик. Я бросился будить мать.

— Мама, мне пора идти… Как ты думаешь?

— Рано еще, Гусо. Подожди вторых петухов.

— А если петухи больше петь не будут? Тогда, выходит, мне не придется работать? Плохо получится.

Мать засмеялась. Ее рассмешила моя наивность. Проснулись сестренки. А тут на радость мне и вторые петухи запели. Молодцы, петухи, не подвели!

Мама проводила меня до калитки. Вылила вслед чашку свежей воды. Пошептала что-то. Это — на счастье. Такая примета.

— Пусть счастье будет твоим спутником, Гусо-джан! — услышал я ее голос. — Будь осторожен в горах, сыночек. Никогда не сбивайся с тропинки.

Что там — слова, наказы: меня распирала радость и гордость. Быть почтальоном, получать шесть туманов… Честь какая, где еще найдешь такой высокий заработок?!

Два раза в неделю я обязан доставлять почту в Миянабад, забирать оттуда и нести обратно. Расстояние от Миянабада до Боджиурда, примерно, сем-восемь фарсахов. На мне легонькая, свободная одежда, чарыки, в руках длинная, крепкая палка.

Круто в горы поднимается дорога, избитая копытами и изрезанная колесами. За спиной холмы, перевалы, долины. Десятки километров я одолел почти бегом, не чувствуя тяжести за плечами. Меня несет на своих крыльях радость. И я кричу, размахиваю палкой и поднимаюсь все выше и выше в горы. Встревоженно и злобно с высокой скалы посмотрел на меня орел, взмахнул бесшумно крыльями и поплыл в голубизне над горами. Он забирается под облака, делает широкие круги и вдруг падает на крыло, и черной молнией скрывается за хребтом: там, наверное, гнездо, или притаился его враг…

Останавливаюсь передохнуть на самой вершине высотки. Посидел, поковырялся в сумке, вскинул ее на плечи и— снова в путь. Иду высоко над деревьями, лугами, ручьями и чувствую себя полным хозяином земли и своей судьбы. И все вокруг понимает мое состояние: кружевная туя, карагач и заросли ежевики, бабочки и цветы. Каждый листик н лепесток приветствует меня: «Добро пожаловать, Гусо, уроженец Киштана. Узнаешь родные места? Посмотри, как тут чудесно! Чувствуешь, какой аромат издают травы и цветы? Слышишь, как призывно кричат куропатки? А как бурлит водопад, слышишь?..

Я властелин гор. Они созданы для меня, и я пользуюсь их богатством и щедростью. Рву цветы, валяюсь на траве, пью горную родниковую воду. Ах, как хорошо в родных горах!

Спускаюсь вниз по заросшему склону. Внизу долина и родной Киштан. Давно я тут не был! Думаю: «Сейчас зайду к Абдулло, взгляну на его красавицу Якши», но сразу же отказываюсь от этой мысли. Зайдешь к нему и потом два дня не выйдешь… лучше в другой раз…

Смотрю-любуюсь своим селом — своей родиной. Пышными зелеными грядами от Киштана на север тянутся холмы. Чем дальше, тем они выше, заманчивее. Постепенно холмы превращаются в скалистые горы с множеством вершин. Над всеми холмами и горами поднимается гигантская гора Джадж. Кажется, она совсем рядом, но отправишься в путь и будешь добираться до нее час, два, а то и больше. Много подъемов, спусков, ущелий одолеешь, многое на пути увидишь: отары овец в пестрых лугах, пастушьи шалаши, дикие заросли арчи и барбариса… Гляди, а вон— почти под облаками стоит чудо-храм, выстроенный самой природой. Название ему «Чел дохторан», что значит сорок девушек. Легенда говорит, что много лет назад в этом храме жили сорок сестер паризад, красотой своей затмевавшие луну и солнце. Знающие люди уверяют, что они и по сей день живут там. Пастухи собственными глазами видели, как ночью паризады прогуливаются возле своего замка, затевают разные игры, джигитов ждут…

На другой вершине, километрах в трех от «Чел дохторан» еще одно сказочное диво — трехярусный дворец. Название ему Гульмайм. И о нем из поколения в поколение передается крылатая легенда.

Говорят, во дворце жил богатырь Шабудаг. Был он красив, храбр и мудр. Величие его было столь притягательным, что даже божественные паризады из храма восхищались. Приласкал он их нежно… Родились у паризад три дочери: Парвин, Зохра и Сетара. От них, оказывается, и пошел киштанский род. Потому-то киштанцев называют потомками волшебных паризад. Поэтому все мы такие привлекательные и ловкие, киштанцы.

Если подняться на второй ярус дворца и посмотреть вниз, то увидишь широкий каменный двор. Мертвый холодный камень и, как чудо, в самом центре двора — прозрачный родник. Это Шабудаг оставил на память людям животворную струйку воды. Он знал, что когда-нибудь войдут в его каменные покои люди. Уставшие в горах, изнывая от жажды, прежде чем осмотреть таинственный чертог, они напьются из родника, омоют его прохладой лицо и руки.

Стою на краю скалы и оглядываю широкие дали на три-четыре фарсаха вокруг. Киштан виден, как на ладони, можно пересчитать все кибитки, копны сена на крышах. Дворы рядами протянулись с востока на запад вдоль небольшой речки, которая называется тоже Киштаикой. Калитки выходят прямо к воде. Между заборами и берегом речки тянется узенькая тропинка. Другая речка Наиджуй течет с севера на юг. Смотришь сверху и кажется — пересекает она Киштанку. На самом же деле Навджуй пробегает над Киштаикой по жолобу. Перекрещиваются речки в самом центре села, туг же четыре небольших моста — гордость кишганцев. Рядом площадь, на которой с утра до вечера мальчишки играют в альчики. Недалеко от площади находится школа-мектеб. На южной окраине у берега Навджуя высится мечеть. И еще одна — на северной окраине, у подножия холмов.