Роже Нимье - Влюбленный дАртаньян или пятнадцать лет спустя

• Название: Влюбленный дАртаньян или пятнадцать лет спустя
• Автор: Роже Нимье
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993

В этой книге читателя ждет встреча с хорошо знакомым и в то же время незнакомым д'Артаньяном, поскольку к приключениям легендарного мушкетера, помимо Дюма, обращались и другие литераторы.

---

XV. МУШКЕТЕР И ПАПА

Д'Артаньяна ошеломила грандиозность начертанной перед ним картины.

— Название этого договора звучит лучше всего по-латыни. Вы знаете латынь? 

— Нет, ваше святейшество. Знаю лишь наизусть Peccavi[8].

И д'Артаньян вновь опустился на колени перед Урбаном VIII, лепеча дрожащими губами смутные звуки. Миледи — бледная, в мерцающем ореоле, кровавая, ледяная, полная ненависти, без головы — промчалась перед его взором.

— Дитя мое, ваши грехи могут быть лишь грехами солдата. Солдаты и люди, посвятившие себя искусству, имеют право на отпущение грехов.

Д'Артаньян потупил голову. Лишь мужчины умеют плакать.

— Вы ни разу не поверяли свой грех исповеднику?

— Его преосвященство отпустил мне грех четырнадцать лет назад.

Папа не мог сдержать гримасы:

— Этот влезет повсюду!

Но профессиональный навык возобладал, и Урбан VIII, совершив мысленный прыжок, перешел прямо к сути и громко произнес:

— Преступление?

— Да,

—  Месть?

—  Да.

— В одиночку?

— Нас было пятеро.

— Женщина?

Не смея ни слова сказать вслух, д'Артаньян кивнул.

— Шпага? Пистолет? Что еще?.. Урбан VIII провел рукой по своей шее.

—  Топор? Вот оно как. Бедное существо… Отвратительное существо, не так ли? Топор подходит более всего. Одинединственный удар? Выходит, знаток дела, палач. Я полагаю, это понравилось Ришелье. А туловище? Погребли?

—  Спустили по реке…

Д'Артаньян говорил с большим трудом. Пот крупными каплями катился со лба.

— Полагаю, эта женщина заслужила свою участь. Выходит, это не преступление, а мера защиты, однако событие омрачает ваши ночи. Я освобожу вас от терзаний.

Папа сотворил крестное знамение над головой мушкетера и произнес несколько слов по-латыни.

— Недурная молитва. Я горжусь тем, что сам ее составил. Поднимитесь.

— Да благословит вас небо, ваше святейшество, за то, что сочли меня достойным вашего поручения.

— Вы известны в Европе, господин д'Артаньян, особенно после вашего путешествия в Англию в 1625 году. Я велел, чтоб мне сообщили подробности. Это произошло на второй год моего понтификата, однако в памяти все сохранилось.

Д'Артаньян покраснел.

— От меня ускользнули лишь две-три детали. Поясните, пожалуйста. В этой гостинице, в Амьене, слуга, которого звали Гримальди…

— Гримо, ваше святейшество.

— Раскроили ему череп рукоятью вил или же граблями?

— К сожалению, вилами.

— А граф де Вард, был он пронзен трижды или четырежды вашей шпагой?

— Четырежды, ваше святейшество. 

— Живой человек, пригвожденный к земле подобно кукле! Сколько ему было? Сорок два? Теперь этого уже не узнаешь. Объясните мне, почему эти четыре удара шпагой не тревожат вашу совесть. Я напишу на эту теме соответствующее двустишие.

— Служение королеве.

— А та женщина, которую вы бросили в воду, отрубив ей сперва голову… Прошу вас, перепишите ее на мой счет.

Д'Артаньян поднялся с колен.

— Договор будет доставлен без промедления.

— Кто говорит о сроках? Сроки хороши, когда речь идет об обычном договоре, потому что в любой момент может разразиться война. Но договор, рассчитанный на три века, может подождать. Тут необходимо другое: весть о нем должна быть подобна удару грома. Если сведения просочатся, все погибло. Вот почему мы с вами пускаемся в детали. Прощайте, господин д'Артаньян.

Смущенный, ошеломленный, прижимая к себе под плащом папку с текстом договора об универсальном мире, наш мушкетер ступил на улицу с таким чувством, будто Спустился с небес. 

Карета и провожатый показались ему театральными аксессуарами.

— Ну что? — осведомился Пелиссар с некой плотоядностью в голосе.

— Вы совершенно правы. Лучше всего мне подыскать место каноника. Пусть я превращусь в епископа, даже в пастуха, чтоб сделаться потом святым.

— Вы еще успеете с этим. Сейчас надо спешить на дуэль.

Д'Артаньян побледнел. Вдохновленный мыслью о предстоящей миссии, он совершенно забыл о поединке. И еще более — о клятве по поводу Бюсси-Рабютена.

Обстоятельство, куда более важное: он забыл, что влюблен.

Забыл про юное и свежее существо, Мари де Рабютен Шанталь, истинный цветок с его лепестками, шипами-насмешками и росой на щеках.

Но был еще и великий прелат, устремленный к земле своими речами, к небу — своей душой, к людям — своей добротой, был Урбан УШ.

XVI. ДУЭЛЬ

В то время как д'Артаньян был занят своими делами, Роже де Бюсси-Рабютен произвел смотр двум стульям, двум свечам, двум парам бутылок, уже приготовленных предусмотрительным Пелиссоном.

С его точки зрения стулья, свечи и вино были безупречны,, Нахмурился он лишь оттого, что его не вполне устроила дистанция.

В восемь вечера в комнате трудно было не попасть в цель.

Читатель возразит, что можно еще раздвинуть стулья. Но для этого нужно раздвинуть стены, вещь вполне выполнимая, однако требующая времени.

В близости дистанции таилась дополнительная сложность: невозможно было отделаться от впечатления, что вы убиваете друга, пирующего с вами за общим столом. И Бюсси решил: пусть он умрет, но, по крайней мере, понасмешничает над смертью. Однако если кто-то заглянул бы ему в душу… Хотел ли он в самом деле смерти?

Он бы хотел пройти сквозь годы, как пузырек воздуха сквозь шампанское в бокале. Когда бокал будет на три четверти выпит, он станет маршалом Франции, что неизбежно, членом Французской академии, что будет ему к лицу и, наконец, фаворитом нового монарха, пока еще малолетнего Людовика XIV — все это опьяняло его разум.

Из трех желаний осуществилось, как мы знаем, лишь второе. Обсудив, однако, сам с собой настоящее и предвкушая будущее, Роже де Бюсси-Рабютен встретил д'Артаньяна и Пелиссара с приятной улыбкой на устах.

— Друзья мои, мы совершили ошибку. Впрочем, это еще полбеды. Хуже, что чуть не согрешили против хорошего тона. Досадно,.. Взгляните на ковер.

Д'Артаньян глянул равнодушно себе под ноги. Пелиссон обратил внимание на то, что его сапоги забрызганы грязью.

— Что если появятся кровавые пятна? А бутылки? Можете себе представить, они опрокинутся, вино глупейшим образом разольется по ковру… Удручающее зрелище…

— В самом деле, — отозвался Пелиссон. Как христианин он уважал человеческую кровь, как католик чтил вино, поскольку оно являлось неотъемлемой частью причастия. — В самом деле, зрелище будет удручающее.

— Хуже: я говорю, в дурном вкусе. И потому предлагаю вам перенести нашу церемонию на свежий воздух на одно лье отсюда. Расставим стулья по усмотрению. Луна заменит свечи. А если хлебнем глоток-другой вина, получится примерно то же самое, что и здесь. Господин Пелиссон де Пелиссар, вы разрешите?

И Бюсси учтиво протянул Пелиссару стакан, который был тут же выпит.

— Мой дорогой, мой несравненный д'Артаньян, вы тоже не откажетесь выпить?

Но д'Артаньян лишь помотал головой.

— Если вы не станете пить, я не стану тем более. Я не хочу, чтоб потом говорили, будто мой успех зависел от выпитого вина.

Раздался глухой звук падения. Это Пелиссон рухнул на пол.

— Бедный человек! Вот до чего доводит избыток набожности! Мне лично кажется, что Господу приятней всего, когда его оставляют в покое. Пора его избавить от наших угрызений совести, нам следует жить нашим счастьем и никогда не жаловаться. Мой д'Артаньян, помогите мне усадить его на стул. Любопытно, что умерщвление плоти увеличивает вес тела. Двойное или тройное расширение духа

— и персона весит столько же, как если б состояла из сплошных костей. Так, все в порядке… Теперь — в мой экипаж, забираем стулья, пистолеты и препоручаем этого сраженного добродетелями дворянина трезвому разуму господина Ла Фона.

Так и сделали. Д'Артаньян и Бюсси-Рабютен сели в карету. Планше принял на себя команду над стульями. Что же до Ла Фона, то он мгновенно решил сообразно данной ему характеристике заняться изучением качеств испанского вина. Поскольку, однако, он был свидетелем операции, произведенной его хозяином над одной из бутылей, и поскольку видел ее результат, он благоразумно занялся вином, предназначенным для д'Артаньяна. Иначе говоря, откупорил другую бутыль и препроводил ее содержимое в свой желудок — кладовую и погреб всех благ, которые жизнь дарит человеку. И тотчас ощутил истинность той сентенции, которую любил повторять его прежний хозяин, господин де В:

— Стоит мне выпить, и я стал другим человеком, а другой — это совсем другой: он трезв, как стеклышко.

Именно это и побудило Л а Фона спустить еще одну бутыль в широкое отверстие его бархатных штанов, завершавшееся снаружи огромным входом в это хранилище.

Пока господин Пелиссон упивался нектаром ангельских песнопений, а Ла Фон отдавал дань нектару, произведенному человеческими руками, Планше устанавливал на почтительном расстоянии друг от друга два стула.