Анатолий Рождественский - На поиски динозавров в Гоби

• Название: На поиски динозавров в Гоби
• Автор: Анатолий Рождественский
• Издательство: Наука
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1969

В своей книге Анатолий Константинович Рождественский рассказывает о работе палеонтологических экспедиций в пустыне Гоби - в Монгольской народной республике и Китае. Экспедиции, организованные в середине прошлого века, увенчались полным успехом. Были обнаружены богатейщие местонахождения отдельных костей, целых скелетов и яиц динозавров, остатки палеогеновых и третичных млекопитающих, черепах, и других вымерших животных, а также растений. Находки пополнили наши знания о далеком прошлом Земли, многие из них стали украшением экспозиций палеонтологических музеев АН СССР и Монголии.

Первая половина книги, рассказывающая о Монгольской палеонтологической экспедиции (1946-49 гг.), перекликается с книгой Ивана Ефремова "Дорога ветров". Оба принимали активное участие в работе экспедиции и опубликовали свои впечатления и воспоминания.

---

Через полчаса машина пошла, но пальцы на правой ноге онемели. Однако Павел Яковлевич никому ничего не сказал. И лишь когда приехали в Улан-Батор, Петрунин решил осмотреть ногу — большой палец уже почернел. Это была третья степень обморожения. Петрунина немедленно направили в больницу — пришлось ампутировать сустав пальца.

В другой раз вышло из строя динамо на машине, и она прошла в метель 80 километров без света. Чтобы не сбиться с дороги, Малеев следил за курсом, лежа на крыле машины. Доха, в которую он завернулся, плохо защищала от пронизывающего холода, и через каждые десять минут приходилось останавливаться, чтобы побегать и поразмять застывшие ноги и руки, согреть озябшее тело.

Центральная площадь в Улан-Баторе. Впереди — здание Музыкально-Драматического театра; справа — памятник Сухэ-Батору

Наконец, 8 января 1948 года, погрузив оставшееся имущество на машины, мы выехали в Улан-Батор, куда несколькими днями раньше прилетели Ефремов и Новожилов.

От Наушек до Улан-Батора идет прекрасное шоссе, железную дорогу в то время только еще начинали строить.

Таможня пропустила нас довольно быстро, и мы вскоре достигли Сухэ-Батора — небольшого города-новостройки. Этот город, названный в честь вождя монгольской революции Сухэ-Батора, тогда был самым молодым в Монгольской Народной Республике. Он расположен у впадения Орхона в Селенгу, по которой имеется пароходное сообщение с Улан-Удэ. С проведением железной дороги значение города как крупной перевалочной базы особенно возросло. В одной из чайных Сухэ-Батора мы передохнули и подкрепились перед дальней дорогой. Мороз превышал 50 градусов, и всем пришлось выпить немного спирта. От такого мороза не спасали ни валенки, ни полушубки. В кузове машин, защищенном брезентом, а изнутри еще кошмой, было не так холодно, как в кабине, куда мороз проникал во все щели.

Поздно вечером экспедиция добралась до Хары, сделав приблизительно половину пути. Около часа мы отогревались. Наевшись китайских "поз" — круглых пирожков с мясом, сваренных на пару, — мы отправились дальше.

В Улан-Батор прибыли только в 4 часа утра. Улан-Батор по-русски значит "Красный богатырь"; его полное название — Улан-Батор-Хото, т. е. "Город красного богатыря". Впервые в летописи этот город упоминается в 1649 году как монастырь. Расположен Улан-Батор в красивой межгорной долине, по которой течет река Тола — приток Орхона.

Южная часть долины замыкается величественной Богдо-Улой ("Святой горой"), северный склон которой покрыт хвойными лесами — в основном лиственницей, а южный — степными травами. Богдо-Ула является национальным заповедником. В одной из живописнейших ее долин — "Райской пади" — разместился дом отдыха, где мы погостили несколько дней.

Улан-Батор не только политический, но и важный культурный и промышленный центр страны. Здесь находятся Академия наук (тогда Комитет наук), университет, крупный естественноисторический музей, театры и другие культурные учреждения, промышленные предприятия. Теперь Улан-Батор соединен железной дорогой и авиалинией с Москвой и кроме того авиалиниями со всеми областными центрами страны.

В Улан-Баторе за последние годы выстроено много прекрасных зданий. На центральной площади, бывшей когда-то пустырем, стоит памятник Сухэ-Батору. Улицы в старой части город и в то время были кривые и узкие, а дома огорожены заборами из врытых в землю и плотно пригнанных друг к другу тонких и длинных бревен. Двор, в котором обычно расположено полтора-два десятка юрт, называется хошаном. В юртах имеются все удобства, вплоть до электричества и телефона. Зимой они непрерывно топятся; воздух хорошо вентилируется, поступая в дверь и открытое отверстие в потолке, через которое выходит наружу труба железной печки. Летом юрта — прекрасное убежище от жары.

Монгольская юрта

Юрта удобна и для транспортировки: в разобранном виде ее перевозит один верблюд. Опытные руки собирают юрту на новом месте за полтора-два часа. Мебель обычно ставят прежде, чем сам "дом", так как большие предметы не проходят в узенькую дверь.

В течение двух месяцев мы обстоятельно готовились к раннему выезду в поле — закупали продукты и дополнительное снаряжение, которые благодаря энергичной деятельности Шкилева и помощи других участников экспедиции были приобретены в количестве, достаточном для выполнения больших полевых работ. Научный персонал, кроме хозяйственной помощи Шкилеву, был занят также изучением различной литературы о природе Монголии.

Зима 1947/48 года оказалась в Монголии особенно суровой — весь январь и февраль стояли большие морозы с сильными ветрами. Температура падала почти до 60° ниже нуля. В первое время, пока не привыкли, ледяной воздух перехватывал дыхание, "обжигая" легкие, и пронизывал до костей сквозь полушубок, ватник и теплый свитер.

Только в марте началось потепление. Снеготаяние здесь необычное, правильнее его назвать снегоиспарением, так как никаких луж не бывает. Снеговой покров очень мал, а воздух настолько сух, что снег исчезает как-то незаметно и бесследно. Весна наступает в несколько дней.

К середине марта снег остался только в горах, и стало так тепло, что мы приступили к сборам в первый маршрут. Незадолго перед этим из Москвы приехал последний шофер Вылежанин, и теперь все машины были обеспечены водителями. Грузовикам для удобства дали названия: "Дракон", "Волк", "Дзерен", "Кулан" и "Тарбаган", которые были тщательно выписаны на бортах машин в русской и монгольской транскрипции.

Вечером 17 марта мы закончили последние приготовления к выезду, загрузив снаряжением, продовольствием и горючим наши тяжелые машины.

Восточная Гоби

От Улан-Батора до Сайн-Шанды. Поиски Баин-Ширэ. Скелет панцирного динозавра. Маршрут на Эргиль-Обо. Как ведутся палеонтологические поиски и как животные попадают в захоронение. Раскопки древних носорогов. «Холмы Новожилова». Техника взятия ископаемых костей. Песчаные бури. Окончание работ на Эргиль-Обо. Поездка на Хара-Хутул-Улу. Ископаемый лес. Возвращение в Улан-Батор

18 марта в 7 часов утра по местному времени, когда Москва еще только заснула[2], наша автоколонна в составе «Козла» и четырех трехтонок двинулась в Восточную Гоби. Пятая машина осталась в Улан-Баторе, так как ее водитель Петрунин еще не успел поправиться после операции.

«Козел» мчался первым; в машине ехали Эглон, Пресняков и переводчик Очир — славный, застенчивый парень. Далее следовал «Дзерен» с Прониным и Малеевым, за ними я с Вылежаниным на «Волке», потом Новожилов с Лихачевым на «Тарбагане». Замыкал шествие «Дракон» — «флагманская» машина, на которой ехал Ефремов с Безбородовым. В кузовах машин, или «наверху», разместилось десять человек рабочих.

Водитель «Дзерена» Пронин отличался темпераментным характером, и это сказывалось на его машине, вполне оправдывавшей по быстроходности свое название: догнать «Дзерена» не было никакой возможности.

В равнинной части Гоби

Полную противоположность «Дзерену» — пример крайней неторопливости — представлял лихачевский «Тарбаган», на хвосте у которого неотступно висел «Дракон». Лихачев был терпелив к «шпилькам» своих коллег, намекавших на сходство его машины с нерасторопным сурком, именем которого она была названа. Иван Иванович даже находил оправдание своей медленной езде — наименьшее количество рессор «летело» (пользуясь терминологией шоферов) именно у «Тарбагана».

«Дракон» был старым потрепанным «студером», и грозное имя мало подходило к машине, а еще меньше к ее водителю — самому безобидному человеку в экспедиции. Водитель четвертой трехтонки — «Волка» — Вылежанин ехал быстро, но ровно.

Мост через Толу ремонтировался, и мы пересекли реку прямо по льду, который, несмотря на весну, был еще достаточно прочен. Дорога медленно пошла вверх.

В горах — на склонах и в лощинах — всюду еще лежал снег, и продвигаться было довольно трудно, так как колеса машин буксовали, особенно там, где снег был мокрым. Обнажившиеся из-под снега участки дороги были грязные и сырые, и колеса в таких местах скользили, как лыжи. Поэтому нам то и дело приходилось сворачивать с дороги и снова возвращаться на нее, чтобы не потерять направления. Вскоре мы достигли перевала, за которым началась слабо всхолмленная равнина.

В поселке Угумур оказался станок или, по-нашему, чайная. Здесь мы остановились, чтобы немного отдохнуть и выпить чая. Отсюда начинается уже настоящая Гоби — огромная, молчаливая равнина; только чуть слышный монотонный свист ветра нарушает абсолютную тишину, царящую в великой пустыне. В своей северной части Гоби еще имеет вид степи, покрытой редкой низкорослой травой — преимущественно полынью и диким чесноком, или черемшой. Почва — песчанистая, местами же тянутся громадные поля, как бы вымощенные черной щебенкой, образовавшейся в результате разрушения базальтовых массивов, некогда здесь существовавших. И такая голая, унылая равнина тянется на десятки и сотни километров во все стороны, прерываясь кое-где остатками еще не разрушенных отдельных гор и горных цепей. Однообразие и безмолвие Гоби действуют несколько подавляюще, но ее необозримый простор вселяет в душу чувство какой-то легкости и свободы.