Сара Данн - Настоящая любовь

• Название: Настоящая любовь
• Автор: Сара Данн
• Издательство: Клуб Семейного Досуга
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 966-343-314-0

Забавные приключения молодой американки в поисках мужчины своей мечты. Что бы ни происходило в жизни Алисон, остроумие и рассудительность, бесшабашность и склонность к самоанализу помогают ей найти настоящую любовь.

---

Итак, я направлялась в туалетную комнату, когда обратила внимание на привлекательного парня в голубой рубашке. Он шел по коридору мне навстречу, и у него была поистине замечательная походка. Мне стало интересно, что такой красавчик может делать в редакции. Может, заблудился, подумала я. Он улыбнулся мне. Может быть, он свободен, подумала я, и улыбнулась в ответ. Мы разминулись, а потом, сделав всего три шага, я обернулась и бросила через плечо взгляд на его задницу. (До сих пор не знаю, зачем я это сделала. Я не из тех женщин, которых интересуют мужские задницы. Меня вообще не интересуют задницы, я имею в виду, в физиологическом смысле, — на первое место я ставлю широкие плечи и мускулистую грудь; ну, может быть, еще руки должны быть привлекательными.) Во всяком случае, в то самое мгновение, когда я поворачивала голову, чтобы взглянуть на его задницу, парень в голубой рубашке повернул голову, чтобы посмотреть намою задницу, и все закончилось тем, что глаза наши встретились. Я звонко рассмеялась, он улыбнулся, кивнул головой, и мы оба двинулись каждый в свою сторону, ни на мгновение не сбившись с шага. Я прошла мимо кухни, вошла в туалетную комнату и заперла дверь. Потом сделала все, что могла, чтобы избавиться от пятен кофе, а вот дальше… взобралась на сиденье унитаза и повернулась так, чтобы увидеть свои ягодицы в зеркале над раковиной. Я поняла, что покрой новых трусиков делает задницу обманчиво маленькой (ура!), потом слезла с сиденья, открыла дверь и пошла прочь в надежде узнать, кто он такой.

Я делила кабинет с Маттом, музыкальным редактором, и Оливией, которая вела колонку о сексе. Когда я вошла, Оливия сидела за столом, сортируя огромную кипу писем от своих читателей. Она вытащила письмо, написанное на голубой бумаге, развернула его и принялась с выражением читать вслух.

Дорогая Оливия. После долгих месяцев занятий аштанга-йогой я добился того, что мой позвоночник и шея стали настолько гибкими, что я смог удовлетворить себя орально. Будучи приятно удивлен подобным достижением, не могу не беспокоиться о заболеваниях, передающихся половым путем, и хочу знать, может ли человек сам себя заразить СПИДом?

Оливия взглянула на меня и в ожидании склонила голову.

— В этой стране что-то определенно не так с медицинским просвещением, — сказала я.

— Ты думаешь? — спросила она.

* * *

Обычно Оливия работает так. Филадельфийцы с различными извращениями, и фетишами, и необычными сексуальными привычками присылают в редакцию письма, а в них с мельчайшими подробностями описывают, что именно их возбуждает. Потом они задают вопрос, нормальны они или нет. После чего она уверяет их, что да, они вполне нормальны. Однажды пришло письмо от женщины, в котором она писала, что ей нравится заниматься сексом со своей немецкой овчаркой, и она желала знать, нормально ли это. В общем, Оливия (которая, кстати говоря, была бисексуальна) наконец решила встать на сторону приличия, морали и сдержанности и ответила, что занятия сексом со своей собакой — это совершенно ненормально, потому что — при этом вы могли буквально слышать, как восставала ее необузданная, согласная на все что угодно, готовая трахаться с кем попало на двух ногах натура, потому что даже Оливия поняла, что ее безусловный «двуногий» стандарт выглядит недостаточно привлекательно, чтобы эта дама отказалась от своего нового хобби — потому что собака не могла дать своего согласия. Вот такая газета наша «Таймс». Газета, которая выступает против жестокости и развращенности на том основании, что бедное животное не может сказать «нет».

(В общем, можете сами попробовать быть христианином-евангелистом, пусть даже номинальным, пусть даже все это осталось далеко в прошлом, и поработать в газете совершенно противоположного толка. Тогда вы поймете, каково это — быть евреем, работающим на нацистское Верховное главнокомандование. Я хочу сказать, вам придется скрывать свои взгляды. Причем скрывать их очень хорошо и очень глубоко. К счастью, такие вопросы обычно не возникают в нормальном разговоре. Но что случится, если, предположим, Сид Хирш спросит у меня, чем зарабатывает на жизнь мой папаша? Ну, один из моих отцов является предпринимателем крайне правого толка, всегда совершает крайне правые вещи, например ходит на молитвенные завтраки с Джоном Эшкрофтом[9] и пытается приватизировать государственные тюрьмы в штате Техас. Мой второй отец отправляет обязанности христианина-евангелиста при паралитичке, которая рисует, держа кисточку в зубах, и печатает вдохновенные книги, стуча по клавишам своей палочкой для ходьбы, и поет псалмы во время крестовых походов Билли Грэхема[10]. Поэтому я просто отвечу: «Он у меня зубной врач».)

Матт распахнул дверь. Он остановился на пороге с широкой ухмылкой на лице и свернутым в трубочку журналом подмышкой.

— Я только что потерял двенадцать фунтов. Спросите меня как.

— Боже, Матт. Это мой журнал? — спросила Оливия.

Матт опустил взгляд на экземпляр «Интертейнмент уикли» у себя под мышкой, словно впервые заметил его.

— Может быть.

— Оставь его себе, — сказала Оливия.

— Псих из Туалетной Комнаты застрял внутри, — возвестил Матт. Он с размаху опустился на диван. — Я спас его от еще одного дня, проведенного там.

Псих из Туалетной Комнаты работал в отделе рекламы дальше по коридору. У него была фобия: он брезговал прикоснуться к двери туалетной комнаты, хотя нам троим понадобилось достаточно много времени, чтобы понять, что именно с ним не так. Пока мы не разобрались, он оставался просто Копушей из Туалетной Комнаты.

— Какими бы ужасными ни были мои собственные проблемы, — заявил Матт, — по крайней мере, я способен прикоснуться к двери мужского туалета.

— Да, — уныло заметила Оливия, — этим можно гордиться.

— Спроси о моем свидании, — обратился Матт ко мне.

— Как прошло твое свидание? — спросила я.

— Я пропущу неинтересные моменты, — начал Матт. Он сделал паузу. — Ну вот, мы вернулись в ее квартиру. А у нее оказалось две кошки. Мы раскладываем диван, и тут я слышу грохот в кухне. Она очень не хочет, чтобы я пошел туда посмотреть. Я, разумеется, настоял на своем. Угадайте, что я вижу в кухне?

— Что? — спросила я.

— Еще двух кошек! — ответил он.

— Не понимаю, — призналась я.

— У нее четыре кошки. Но она не хочет быть Девушкой с Четырьмя Кошками, поэтому она запирает двух в кухне, как только к ней приходит какой-нибудь парень. Отчего она становится обыкновенной Девушкой с Двумя Кошками, что само по себе настолько тривиально, что даже не нуждается в упоминании.

— Почему бы ей не запереть в кухне всех четверых и стать Девушкой без Кошек? — поинтересовалась Оливия.

— В этом самое замечательное, — отозвался Матт. — Она не может, запах-то остается.

Оливия кивнула, оценив такой важный момент.

— Ты намерен снова с ней встретиться? — спросила я.

— Разумеется, я намерен снова с нею встретиться. Эта женщина продемонстрировала просто дьявольскую хитрость, и я ее зауважал, — ответил Матт. — Если мне не удастся добиться от нее ничего другого, то хотя бы поучусь у нее.

И тут, как только я собралась поинтересоваться, знает ли кто-нибудь из них хоть что-то о парне в голубой рубашке, в дверях появился Сид Хирш.

— Через пять минут в конференц-зале, — распорядился он.

— В чем дело? — спросила я.

— Большое дело, ребята, — сказал Сид. Он три раза ударил кулаком в дверной косяк. — Большое дело.

Мне немного неловко потому, что втянула Джеффри Грина в эту историю. Если бы могла, то промолчала бы о том, что случилось с ним, но не могу. Я всегда любила Джеффри. Как и все мы. Он был выпускающим редактором газеты, и в течение восемнадцати лет без усилий удерживал за собой этот пост. Джеффри — добрый, интеллигентный, безобидный и добродушно гомосексуальный. И к тому же опрятный до такой степени, что если бы вы мне сказали, что он три раза облизнул выключатель, прежде чем повернуть его, я бы вам сразу поверила. Собственно говоря, именно Джеффри Грин нанял меня, а не Сид. Когда я вернулась из Праги, то послала Джеффри несколько старых заметок, которые когда-то написала для газеты в колледже, и он пригласил меня на собеседование. Где-то посередине нашего разговора мимо кабинета Джеффри прошел Сид и остановился в коридоре напротив открытой двери. Он посмотрел на меня и изрек: «Парень, ты умеешь писать». После чего исчез. Долгое время после этого я любила Сида, этот единственный комплимент (с моей точки зрения) придавал ему изрядное количество доброжелательности и расположения. Даже когда он продолжал вести себя как фигляр, хвастун и полный идиот, еще многие годы я считала, что в глубине души он оставался чутким, забавным и умным. А потом все кончилось. И я начала ненавидеть его, как и все остальные. Какое же облегчение я испытала, от всей души возненавидев его! Это оказалось ничем не замутненное чувство, черно-белое в мире оттенков серого. Как бы то ни было, но все в газете давно уже ждали, когда Сид выкинет что-нибудь откровенно идиотское, что-то намного хуже, чем постоянно недоплачивать нам, унижать нас, отказываться включить кондиционеры до двадцать первого июня или заставлять нас класть по двадцать пять центов в коробку из-под обуви, когда нам хотелось выпить его кофе. И вот он выкинул трюк: взял и уволил Джеффри Грина.