Сборник Сборник - Болшевцы

• Название: Болшевцы
• Автор: Сборник Сборник
• Издательство: ОГИЗ «История заводов»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1936

В ряде тесно связанных между собой художественных очерков, написанных молодыми советскими писателями на основе подлинных материалов, рассказано об организации и росте Болшевской трудкоммуны НКВД, о перековке ее воспитанников — бывших правонарушителей.

Под редакцией М. Горького, К. Горбунова, М. Лузгина.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

— Встану к верстаку на лыжной фабрике.

Северов предложил:

— В последнее время ты ведь был в Тульской коммуне секретарем ячейки, может, и у нас по комсомольской части захочешь?

— Нет, — отказался Фиолетов, — руководить мне у вас рано, надо на производстве себя показать.

Говорил он так рассудительно и веско, будто за много дней вперед твердо определил свое поведение в Болшеве.

Его послали на лыжную. Болванка будущей лыжи попадала ему в руки толстой и грубой, с поднятым, как у лодки, носом. Обтачивая верхнюю галтель, Фиолетов всегда что-нибудь напевал. Соседи прислушивались, но каждая песня была для них новой, с незнакомыми словами.

— Что ты поешь, Павел? — спрашивали его.

— А это — свое, мои стихи, — тихо пояснял он, не бросая работу. — Вот, например, — и он речитативом произносил:

Мне, смешному парню, некрасивому,
Неуклюжему, с большущими глазами,
Полюбилась ты, коммуны жизнь бурливая,
В такт идущая с восстания годами.
Прочь ушли года порока,
Утонув в восходе новых дней.
Полюбил тебя я искренно, глубоко,
Трудкоммуна — фабрика людей!

Стихи хвалили. Фиолетов не смущался, принимал похвалы как должное. Он рассказывал, что очень много стихов написал в Туле, а сочинять их начал еще в тюрьме.

— Стихи работать помогают, — добавлял он.

Местных стихотворцев ребята считали людьми не очень надежными. По наслышке их звали «богемой». Газета «На новом пути» однажды высказала коммунским поэтам такое пожелание:

Эх, братцы,
Лучше б мы имели
Взамен богемы одного рабкора!

С приходом Фиолетова, завоевавшего звание лучшего слесаря, стали говорить:

— Оказывается, поэты и работать умеют.

Однажды Фиолетов созвал активистов Гуляева, Накатникова, Каминского и в обычной своей манере — спокойно и веско — заявил:

— Второй год пятилетки идет…

— Вот новость, — ответили ему.

— А у нас и не пахнет соревнованием, — не смущаясь, закончил Фиолетов.

Активисты переглянулись. А Фиолетов достал из кармана бумажку:

— Вот я предлагаю договор заключить между лыжной и коньковым.

Договор прочитали, обсудили и решили заключить. Это был первый договор на соревнование в коммуне.

Вышло так, что Фиолетову пришлось выпускать бюллетень соревнования, руководить кружком политграмоты, помогать новичкам в лыжной. В конце концов никого не удивило, что после перевыборов Фиолетов стал секретарем комсомольской ячейки. После собрания к нему подошел Северов:

— Как же это ты, из столяров опять в секретари?

Фиолетов сдержанно улыбнулся:

— Большинство велело.

Вслед за соревнованием между лыжной и коньковым Эмиль Каминский и Гуляев, работавшие на обувной фабрике, объявили себя первыми ударниками.

Потом объявила себя ударной вся бригада Гуляева и Каминского — пятнадцать закройщиков. Бригада перевыполняла план. Гуляев и Каминский ходили гордые.

Слово «ударник» слышалось теперь всюду. Его повторяли на трикотажной, коньковом, лыжной, в школе, на кухне. Когда полировщик Емельянов с лыжной фабрики заявил, что не хочет быть ударником, его единогласно исключили из комсомола. Все партийные одобрили:

— Правильно сделали, что исключили.

Фиолетова приняли в партию. Вскоре его послали на строительную площадку. Работа здесь попрежнему шла ни шатко, ни валко. Бородатые сезонники подсчитывали, сколько они расходуют на харчи, квартиру и много ли принесут выручки домой, в свое хозяйство. Если цифры оказывались значительными, то сезонники выпивали. С похмелья работа шла еще хуже.

Фиолетов, побывав на площадке, поднял вопрос о том, чтобы строительство укрепили лучшими коммунарами, по возможности партийцами. Партийцы нашлись и среди немногих кадровых вольнонаемных рабочих.

— Надо сколотить на площадке ячейку, — настаивал Фиолетов. — Она будет политическим штабом строительства.

Партийное руководство коммуны согласилось на это предложение.

Секретарем новой ячейки был утвержден Фиолетов.

Прежде Фиолетов не раз участвовал в субботниках на площадках: таскал кирпич и копал землю. Был у него там друг, каменщик Пузанков Василий Павлович, здоровенный старик с густой седеющей бородой. Он любил рассказывать Фиолетову о своей жизни, богатой странствованиями.

Теперь Фиолетову нельзя было ограничиться переноской кирпичей и слушанием рассказов Василия Павловича — коммуна ждала от нового секретаря руководства всей работой, ускорения строительства. А Фиолетову в первые дни на площадке со многим пришлось столкнуться впервые.

Как кладется кирпич? Чем его скрепляют? Сколько нужно кирпича, чтобы построить дом? Что еще для этого нужно? Какие существуют нормы выработки?

В первое утро Фиолетов увидел, как вокруг недостроенного здания возводили леса. Основанием им служили высокие столбы: бревна ставили друг на друга и скрепляли железными крючьями. Фиолетов заметил, что когда мимо столбов проезжает телега с грузом, они тихо покачиваются. Он остановился. «Как же люди будут работать на этих лесах, коли они и сейчас готовы упасть?» Фиолетову хотелось броситься к начальнику площадки и спросить, кто возводит леса. Может быть, и весь дом строится так же преступно? Если это вредительство, надо проследить виновных.

Весь день ходил он мимо столбов и лишь вечером заговорил с десятником Ряховским:

— Погляди, столбы-то эти качаются?

— А как же, — с готовностью ответил десятник, — я давно слежу — качаются.

— Ну и что? — спросил Фиолетов, шагнув вперед.

Десятник внимательно посмотрел на него и, откашлявшись, объяснил, что правильно поставленный столб должен колебаться.

Фиолетов тоже закашлял, отвернулся и пошел прочь.

На дороге он увидел старого знакомого — каменщика Василия Павловича.

— Эх, — сказал Фиолетов, — осрамился я сейчас. — С горькой усмешкой он передал историю о столбах.

— Не помучишься — не научишься, — проговорил каменщик, — а столбы обязаны качаться.

Он рассказал, как в молодости клал фабричные трубы:

— Высокая она, высокая, а я сижу на верхушке, как воробей на шесте. И вот слышу, качается подо мной труба еле-еле, будто в сердце отдает. Ну, думаю, значит, правильно положил. А если она как мертвая, значит, вкось кирпич пошел и ломать надо.

Утром Фиолетов созвал бюро ячейки и предложил поставить отчеты коммунистов о работе на площадке.

Когда собрались слушать отчеты, он велел позвать начальника строительства.

— Да начальник-то беспартийный, — сказали ему.

— Зато специалист, он нам поможет, — ответил Фиолетов.

Каменщик Пузанков показывал ему разные способы кладки кирпича, и он, не стесняясь, спрашивал:

— Что такое замес?

— А это очень просто: две-один- три.

— Как это — один-три?

— Две части извести, одна цементу и три песку.

Шаг за шагом, настойчиво учась, он овладевал техникой строительства.

Дом стоял почти совсем готовый, с крышей, окнами и каменными ступенями. Оставалось только его оштукатурить.

— Не скоро еще? — спросил Фиолетов, забравшись в дом.

Высокий дядя с рыжей мочалой в усах осмотрел его с ног до головы:

— Не скоро. Штукатуров мало.

— Нанять?

Дядя расправил плечи и показался еще больше:

— Найми! Штукатуры на вес золота.

Фиолетов долго смотрел, как люди обивают стены дранкой и рогожей. Он ушел молча.

Вечером устроили субботник. Вместе со всеми Фиолетов обивал стены дранкой и рогожей. Это оказалось не столь хитрым делом. Через несколько суток дом был отделан.

После этого случая сезонники начали относиться к Фиолетову с уважением, да и все коммунисты почувствовали, что авторитет их в глазах рабочих возрастает. У коммунистов спрашивали теперь, почему не выполняются планы, к ним приходили за советами рабочие. После отчетов на бюро ячейки каждый коммунист получил участок и отвечал за его работу. Темпы строительства резко изменились.

Сложное дело — строительство. Сложное и увлекательное. Как-то само собой вопросы строительства оттесняли, отодвигали на второй план все другие, часто не менее важные.

В тот день, когда Островский вызвал к себе коммунара Умнова, директора конькового завода и управляющего коммуной, может быть, только этот последний догадывался о характере предстоящего разговора. Все трое пришли утром в назначенный час. На столе у Островского рядом с бумагами лежали коньки.

— Вот посмотрите эти «снегурочки», изготовленные вашим заводом, — сказал Островский. — Это рядовые коньки, взятые наугад. Товарищ Умнов, я буду говорить об их качестве, а вы проверяйте, верно ли я говорю.