Сусанна Георгиевская - Лгунья

• Название: Лгунья
• Автор: Сусанна Георгиевская
• Издательство: СОВЕТСКАЯ РОССИЯ
• Жанр: Детская проза
• Год: 1969

Эта книга о первой юношеской безоглядной любви, о двух современных глубоко противоположных характерах, о семнадцатилетней девочке-девушке — противоречивой, поэтичной, пылкой, лживой и вместе с тем безмерно искренней. Второй герой повести — будущий архитектор, человек хотя и талантливый, но духовно менее богатый.

Написала повесть писательница Сусанна Георгиевская, автор многих известных читателям книг — «Бабушкино море», «Отрочество», «Серебряное слово», «Тарасик», «Светлые города», «Дважды два — четыре», «Портной особого платья» и др.

В новом произведении писательница продолжает разрабатывать близкую ей тему судьбы молодого человека наших дней.

---

Твой любящий друг

Валентина Ржевская».

ОСЕЧКА

Вспыхивали окна домов, мимо которых ехал автобус. Их свет осторожно вплывал в темноту вечера. В каждом доме зажигалось только одно окно. Хозяева экономили деньги и электроэнергию.

Кира уже успела узнать, что здесь на окнах бывают шторки, присланные из Швеции, ей уже рассказали, что в каждом особняке есть погреб, а в погребе — пиво (Санамюндское, очень пьяное). Она уже знала, что по ночам никто на окраинах острова не запирает своих домов…

Автобус едет по широкой шоссейной дороге.

Дремлет лес. Спят зайцы.

Интересно, а может ли кто-нибудь оскорбить зайца? А медведя? А белку? Их можно убить. Поранить. Не дать им есть… Ну а если их оскорбить?

Деревья, стоящие на опушке — по обе стороны асфальтированного шоссе — мерцают бело и коротко. Загорятся — и снова ночь, ночь… До следующего автобуса.

Пахнет морем.

Море!.. Кира помнит: в Артеке — рыжий песок, упругий и зубчатый, принявший форму волн… «Ночью я просыпалась и думала: «К морю!»… И вот — я в море! Плыву, как лягушка, размеренными движениями, чтобы не задохнуться от счастья. Синее море, пустыннее мэре, широкое море…»

— Конечная остановка! — объявляет кондукторша.

Автобус вздрагивает и останавливается.

Перед Кирой — пирс — место прибытия морских судов. Мостки, покрытые соляной пылью…

А море? Неужто эти вздыбившиеся бугры и есть волны?!

Меж оледеневших вод сверкают узкие полосы — а над ними стеклянные перекаты. Вмерзнув в лед, стоят у причала баржи. Они тихо раскачиваются… Над Кириной головой гуляет студеная свежесть морского ветра. Ветер дует в затылок, вытягивает кончики старого шарфа и тащит его вперед, вперед — туда, к берегам Швеции…

На пирсе стоит сутулый подросток в темном пальто и отцовской шапке, надвинутой до бровей. Не девчонка, а запятая на белой странице снега.

Маяк… Он уставился на нее огромным зеленым глазом!.. Над маяком, над Кирой, над студеным дыханием моря — властным, скрытым, печальным, глухим и страшным — большое небо, уже начавшее темнеть. В небе гуляют ветры. «Угу-гу!» — поет зюйд-вест у нее на зубах. «Угу-гу», — улюлюкает норд, вздымая поземок. «Угу-гу», — отвечает Кира, придерживая руками в Жанниных варежках отцовскую шапку.

— Гражданка, что вы тут делаете? Пройдемте. Без разговорчиков. Предъявите-ка документ!

— Чего орешь? Я, кажется, не глухая.

— Прекратим разговорчики. И попрошу не тыкать: я на посту.

Здравствуй, море! По твоим поэтическим берегам ведут прибывшую из Москвы Киру. На плече у солдата винтовка.

…Оконные стекла той будки, куда приводят московскую девушку, золотятся испариной. Сияет навстречу Кире яркая пасть времянки.

— Вот, — говорит Кира, — Пожалуйста… Паспорт, пропуск, школьный диплом,

— Вы что ж, приезжая? Из Москвы? — нахмурившись, спрашивает конвоир.

— Нет: француженка. Из Парижа! Отдай, же ву при, мой пропуск, я рассеянная, еще, чего доброго, потеряю… Привет, ребята! Дайте-ка закурить.

— Скажи, ты, делом, не чокнутая?

— Товарищ старшина! Пусть он извинится… Он меня обозвал чокнутой.

— Ну и что?

— А то, что он на посту! Он обязан соблюдать вежливость.

— Иванов, извинись. Скорей. И пусть она сматывается.

В караульную будку заглядывает офицер.

— В чем дело?.. Вы что?! Караульное помещение превратили в теплушку?

— Я проверял документы гражданки, — вытянувшись, рапортует солдат. — Ока стояла на пирсе… Докладываю: документы в порядке. Сержант Сердюк.

— Ребята, — говорит Кира, — я приехала к солдату Костырику… Может, вы его знаете? Севка… Севка Костырик.

— Да нет… Не знаем…

— Мальчики! Как мне его найти?

— Обратитесь к начальству, гражданским можно и без доклада.

— Ни за что! Не пойду. Не буду я унижаться. Мы говорим на разных языках.

— Чудачка, да какое же тут унижение?.. А кем вы ему приходитесь? Сестрой, что ли?

— Эх вы, горе, а не детективы. Вы же только что смотрели мой паспорт… Я — Зиновьева, не Костырик, значит я не сестра… Я его сударушка.

— Ой лопну, ой здорова врать! Ты ж малолетняя.

— Ребята, тише… Сейчас явится офицер, и он будет прав.

— …Ну знаете ли… Вы просто безграмотные, в моем паспорте ясно сказано — ровно семнадцать лет.

— Спектакль, ну прямо спектакль!.. Ты, делом, не киноартистка?

— С первого курса ВГИКа. Ребята ошеломлены.

— Вот что я вам посоветую, — раздумчиво говорит сержант. — По воскресеньям мы ходим в кино. Видели клуб в центре города?.. Так вот: приходите-ка в воскресенье на первый сеанс — просидите все шесть!.. Так, пожалуй, будет самое верное дело.

— Спасибо! Большое спасибо!.. До воскресенья, мальчики.

Задумчиво шагает Кира к автобусу.

«…Это уже было со мной когда-то: и вечер, и этот снег, и орущие рыбаки…»

Одна — в огромном заиндевевшем царстве… Одна, одна!..

Все тесней и тесней обступает Киру остров с домами, в которых не закрывают на ночь дверей; с черепичными крышами, с трубами, из которых валит дымок…

Время пройдет, и, быть может, память об этих крышах, серых дымках и ветряных мельницах ей покажется счастьем?..

А вдруг это и было счастье?

…Взмахнула издалека, навстречу Кире застывшими, большими руками старая мельница, полоснула небо отчаянно и угрюмо.

За окнами автобуса густо и нежно засинел воздух… Из лесу тихо: ыходчт ночь. По правую руку — дома, у заборг — чьи-то салазки… Интересно, а где живет их местный тролль — Пёк?

СНОВА ЛАЙНА

Сквозь морозные узоры на окнах просвечивает фонарь. Вспыхивают искры, прочитываются слюдяные горы… Свет в этом царстве смахивает на северное сиянье.

Погас фонарь. Мир льдов, мир холода стал еще шире, еще печальнее. Комнату пронизало резким серебряным светом: это взошла луна. Блеснула в упругом ее луче серебряная корона.

Кире слышится голосок:

«Только влюбленный имеет право на звание человека».

— Лайна, почему на вашем острове живут феи?

— Наш остров умеет любить свое прошлое. Фея — это, как лепные «ростры» на кораблях, вот почему у нас сохранились феи. Мы любим историю, ну а феи — не так ли? — это история…

— Как ты безграмотна, Лайна! Феи вовсе не принадлежность истории, они принадлежность сказок.

— …Глупая! Сколько раз мне надо тебе повторять, что самолет — не больше как скромный ковер-самолет; что воздушный корабль «Восход-3» — создание волшебников… Между прочим, один из них был сильно в меня влюблен. Я была юной, юной… позорно юной. Ай-ай-ай, как я была молода… Как позорно я была молода!.. Скоро в Москве будет выставка с фотографиями Луны. Океан на Луне тот колдун наречет: «Океаном Лайны». А если это название не утвердят в инстанциях, он назовет его «Океаном моей любимой»… Знаешь, Кира, что на землю острова Санамюндэ упал когда-то метеорит!!

— Треплешься, Лайна!

— Нет. Я — фея и не могу трепаться: треплются полотнища, волосы, паруса… Знаешь ли ты, что на острове Санамюндэ замечательные мореплаватели?.. Моряк, настоящий моряк — это мужество и воображение. Много раз мой отец совершал путешествия вокруг света на парусном бриге…

— Отец?! У тебя?

— А как же! Ничто в Галактике не умирает. На острове Санамюндэ — древнее море и древние камни. Это наши леса, наши мельницы!.. Мы воевали в Отечественную войну… Мы победили в Отечественной войне.

— Лайна, я гуляла вчера по вашему центральному парку, увидела памятник и осторожна смахнула снег той варежкой, что мне подарила Жанна.

«…Герой Союза…

Владимир Сергеевич Васильев».

— Да, да… Он был русским, этот солдат. И защищал наш остров. Он был так молод! Ему еще не минуло девятнадцати лет. На его могилу приезжала старуха мать. Из города Суздаля. Народ!.. Это много-много людей… Цепь людей — она длинная, как века. Девочка!.. Человеку дана одна единственная сильная страсть. Не две. Солнце — печка нашей Галактики. Страсть у человека бывает одяа-единственная, так же точно, как над Землей — одна-единственная, добрая, старая печка: Солнце. Когда солнце ложится спать, луна зажигает серебряную свечу в голубом подсвечнике. Свечение ее — красиво, но от лунного света не родятся другие жизни… Кира! Знаешь ли ты, что подлинная любовь не ведает самолюбия!!.

О ЧАСАХ И ЖУРНАЛЕ «ЗДОРОВЬЕ»

Снежные улицы рассекают широкие мостовые. На мостовых — ребята с салазками; пожилая женщина толкает какой-то стул. Под стулом — полозья. На сиденье стула картофель и мясо.

По обеим сторонам улицы — магазины и магазинчики: зеленная, — на витрине картофель, брюква, морковь. Они выглядят так, как будто бы их умыли.

Вот — маленькое, угловое зданьице, парадная дверь без крылечка, над дверью вывеска: