Ирвин Уоллес - Семь минут

• Название: Семь минут
• Автор: Ирвин Уоллес
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-21433-4

Выход в свет скандально известной книги Дж Дж Джадвея «Семь минут» вызывает возмущение в обществе. Книгу считают непристойной, порнографической, требуют запретить ее продажу. Масла в огонь подливает то обстоятельство, что подросток, которого обвиняют в жестоком изнасиловании его подружки, признается, что совершил преступление именно под влиянием этой книги. Молодой перспективный адвокат Майкл Барретт, прочитав книгу, принимает решение выступить в ее защиту. Собирая доказательства в пользу своей «подзащитной», он пытается распутать клубок тайн, окружающих личность автора книги.

---

— Да, — твердо согласился Элмо Дункан. — Мы хотим не притеснить свободу, а укрепить, уничтожая то, что способно уничтожить ее.

— Очень хорошо. В тысяча девятьсот тридцать восьмом году католические епископы Соединенных Штатов, а также священники множества других вероисповеданий основали НОПЛ — Национальную организацию пристойной литературы. При этом они ставили перед собой цель «привести в движение нравственные силы всей страны для борьбы против отвратительной литературы, которая угрожает морали и общественной жизни нации». Имей ваш процесс местные масштабы, вы бы получили помощь от ГПЛ, общества «Граждане за пристойную литературу». Поскольку «Семь минут» обладает огромной разрушительной силой, ваше дело перешагнуло национальные границы и приобрело международное значение. По этой причине и потому, что церковь располагает уникальными возможностями оказать вам помощь в этом деле, мы решили содействовать на самом высоком уровне.

— На самом высоком? — изумленно повторил Дункан.

— Я говорю о Ватикане. Я получил указания от кардинала, в чьем ведении находится Священная Конгрегация Доктрины Веры в Ватикане. Мистер Дункан, Его Святейшество Папа лично попросил меня помочь вам.

Дункана охватило смятение.

— Вы хотите сказать, что Папа… Его Святейшество… знает о нашем процессе? Я удивлен… я в восторге, что он заинтересовался… конечно… Но я не могу понять, почему он…

— Я объясню, — сказал кардинал Макманус. — А потом помогу вам.

— Пожалуйста.

— Для того, чтобы вы поняли, когда именно зародился интерес к вашему делу, я должен начать с самого начала. Вскоре после изобретения Гуттенбергом печатного станка в Западной Европе в больших количествах стали появляться книги. Поэтому после тысяча четыреста пятьдесят четвертого года Ватикан понял, что должен приспосабливаться к новому явлению. Прежде кафедра в церкви служила местом, с которого священник распространял знание и веру. Книги явились более действенными проводниками добрых идей. В то же самое время Ватикан осознал силу книги и как распространителя зла, расшатывателя веры, подстрекателя к совершению вредных для общества и религии деяний. В тысяча пятьсот пятьдесят седьмом году под руководством Папы Павла Четвертого церковь приступила к активным действиям. Она составила список запрещенных книг и опубликовала его под названием «Index Librorum Expurgatorious». Основным критерием служило наличие в содержании сладострастия, мистицизма и ереси. За последующие четыре столетия список время от времени редактировался и дополнялся. Вы видели его?

— Нет, — ответил Дункан.

— Тогда я покажу вам последнее издание. — Кардинал встал, прихрамывая подошел к столу, взял небольшой серый томик, переплетенный вручную, и вернулся с ним к дивану. — Пятьсот десять страниц, приблизительно пять тысяч запрещенных книг, каждое название на языке оригинала, издан в тысяча девятьсот сорок шестом году. — Он открыл томик. — Позвольте мне перевести несколько фраз из вступления, подготовленного для издания тысяча девятьсот двадцать девятого года. Оно начинается со следующих слов, — произнес кардинал и начал медленно переводить: — «Святая церковь от века служит жертвой великих, ужасных преследований, порождая в большом количестве героев, своей кровью скрепляющих христианскую веру, теперь же ад ведет против церкви еще более ужасную борьбу, более коварную и изощренную, и делает он это через крамольную печать. Ни одна угроза вере и обычаям не сравнится опасностью своей с этой угрозой, а посему святая церковь неустанно призывает христиан остерегаться ее».

Кардинал Макманус несколько секунд читал про себя, потом продолжил вслух:

— Тремя-четырьмя абзацами ниже объясняется позиция церкви. «Было бы ошибкой утверждать, будто осуждение непристойных книг нарушает свободу личности. Церковь считает, что свобода дарована человеку Создателем, и церковь всегда стояла на страже этой доктрины против тех, кто осмеливался отрицать ее. Только те, кто еще не пострадал от чумы под названием „либерализм“, могут приравнивать ограничения, налагаемые законными властями на непристойность, к ограничениям свободы человека, считая, что человек, освобожденный от собственной воли, получает разрешение делать, что хочет». Следующий абзац: «Поэтому ясно, что церковь пыталась изъять из обращения книги, подрывающие мораль и веру и ничего не делающие для защиты хрупкой воли человека от грехов, которые — суть плод слабости самого человека».

Кардинал поднял голову.

— До тысяча девятьсот семнадцатого года список составляла Конгрегация индекса, а потом ее функции перешли к отделу Священной конгрегации трибунала, Конгрегации цензуры книг. Поскольку в умах многих церковь ассоциируется с инквизицией, а также для умиротворения братьев-протестантов священный трибунал был упразднен в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году Папой Павлом Шестым. Составление списка было поручено менее консервативной Конгрегации доктрины веры, и сейчас мы говорим об этом учреждении. Пока я все объясняю достаточно доходчиво?

— Очень доходчиво, ваше преосвященство, — кивнув, ответил Дункан.

— Мистер Дункан, существуют две принципиальные причины, по которым книга может быть запрещена церковью и занесена в список. Еще в тысяча триста девяносто девятом году были запрещены рукописи, которые учили или рассказывали о «чувственных или плотских делах», или были «направлены на разрушение основ религии», или «задирали и высмеивали католические догмы и католическую иерархию». Эти критерии остались и сейчас. Сегодня книга может быть запрещена на основании либо аморальности, либо ереси. Из-за аморальности на страницах списка вы можете найти таких авторов, как Казанова с его «Мемуарами», Гюстав Флобер с «Мадам Бовари», Бальзак, д'Аннунцио, отец и сын Дюма. В тысяча девятьсот пятьдесят втором году, например, в список был занесен Альберто Моравиа за свои непристойные книги. Из-за безбожия, богохульства и неприкрытой ереси в список попали такие авторы, как Лоренс Стерн с «Сентиментальным путешествием по Франции и Италии», Эдуард Гиббон с «Историей упадка и разрушения Римской империи», Бергсон, Кроче, Спиноза, Кант, Золя, а совсем недавно — Жан Поль Сартр. Все они попали в список за свои безбожные высказывания и вредную философию. И совсем мало писателей были преданы анафеме и за безнравственность, и за безбожие одновременно. К таким относится, например, Андре Жид.

Кардинал начал листать список.

— Вторым англоязычным автором, попавшим в список и за аморальность, и за антирелигиозность — первым, кстати, был Сэмюел Ричардсон со своей «Памелой», запрещенной в тысяча семьсот сорок четвертом году… Так вот, вторым автором, занесенным в список и за непристойность, и за ересь, был… смотрите сами.

Дункан взял книгу и проследил взглядом за пальцем кардинала, указывавшим в самый конец страницы 239, где перед Гаспаром Джуэнином стоял Дж Дж Джадвей. За именем следовало: «„Семь минут“, запр. 19 апр. 1937 года».

Дункан удивленно поднял голову.

— Так Джадвей есть в списке?

— Есть, — кивнул кардинал Макманус. — Вы не знали, что он занесен в список?

— Я что-то читал об этом, когда готовился к процессу, но не обратил внимания. Список я почти не знаю, но поручил одному из своих помощников разобраться. Я не думал, что это может как-то помочь в зале суда. Я просто собирался кратко упомянуть о списке. Честно говоря, я только сейчас узнал, что он существует до сих пор.

— Ну вот, вы знаете, что он существует и сегодня. Теперь позвольте мне объяснить, почему «Семь минут» попали в список. Я сказал, что книгу осудили по обоим критериям: аморальность и ересь по отношению к христианской вере. В тридцатые годы нашего столетия одной аморальности было бы уже недостаточно для запрещения «Семи минут», особенно принимая во внимание, что книга была издана не на родине автора и маленьким тиражом. Если вы, например, пролистаете эти страницы, вы не найдете на них упоминания об издательстве «Обелиск-пресс» и Джоне Клеланде с его «Фанни Хилл», или книг Джеймса Джойса, Генри Миллера, Уильяма Берроуза. Нет, для занесения в список в наши времена требуется больше, чем простая непристойность. Например, «Декамерон» Боккаччо попал сюда не только из-за аморальности. Не менее важная причина — богохульство Боккаччо, его нападки на духовенство. Антирелигиозность вкупе с непристойностью заставили внести «Декамерон» в список. Когда в новом издании «Декамерона» грешные монахи и монахини были заменены аристократами и аристократками, церковь была удовлетворена и Его Святейшество посчитал возможным исключить эту книгу из списка. Мистер Дункан, вы видите, что не только аморальность, а аморальность, соединенная с богохульством и ересью, заставляла церковь запрещать книги. Это же сочетание вынудило церковь преследовать и «Семь минут». Да, я читал книгу Джадвея и не могу передать свои чувства, когда увидел отрывок, в котором автор заставляет свою героиню… Героиню! Я бы назвал ее просто проституткой… мечтать о Господе и мучениках нашей церкви и употреблять Его имя всуе. Несомненно, на создание этой книги Джадвея вдохновил сам дьявол. — Кардинал шумно засопел и попытался взять себя в руки. — Но как бы грязны ни были «Семь минут», они могли кануть в забвение и без списка. Книгу переиздавали, и она перестала представлять угрозу церкви. В конце тридцатых, когда «Семь минут» попали в список, она была запрещена во всех католических странах, а из-за скабрезного содержания — и в остальных. Книга лишь раз насладилась торжеством зла, и больше ее никто не видел. Однако когда три десятилетия спустя солидный нью-йоркский издатель решил возродить ее, церковные власти встревожились. Не могу сказать, стала бы церковь преследовать «Семь минут» в одиночку. Возможно, мы не пошли бы на это из страха возродить старое предубеждение о якобы имевших место притеснениях. К счастью, нашелся человек, орудие государства, пусть и не верующий, который набрался смелости, переборол страх и нанес удар по чудовищу, выпущенному на волю алчными людьми в Нью-Йорке. Этот человек — вы, мистер Дункан, и мы гордимся, что можем помочь вам в вашем отважном крестовом походе.