В Хаустов - Лубянка Советская элита на сталинской голгофе 1937-1938

• Название: Лубянка Советская элита на сталинской голгофе 1937-1938
• Автор: В Хаустов
• Издательство: Общественный фонд «Международный фонд “Демократия”»
• Жанр: Политика
• Год: 2011

---

Заместитель наркома машиностроения СССР В.В. Фокин был арестован как участник «правотроцкистской диверсионно-вредительской организации» (см. Док. № 9). Ранее Фокин, окончивший в 1917 г. реальное училище, затем Харьковский технический институт, возглавлял крупные заводы, имевшие важное оборонное значение. Ему ставили в вину, что он якобы тормозил выпуск танков, когда работал последовательно директором Ленинградского завода им. Ворошилова, Сталинградского тракторного завода.

Проведенная позднее экспертиза показала несостоятельность этих обвинений. Выпуск, например, 15 танков был задержан только потому, что в процессе сборки вносились необходимые изменения в чертежи, несвоевременно осуществлялась поставка приспособлений без штампов с других заводов.

Стандартным дополнением стало обвинение в подготовке им террористических актов над Молотовым.

Документ № 42

Раскрытие «заговора» в пограничной и внутренней охране сначала имело локальный характер и затронуло Украину летом 1937 г. после ареста бывшего наркома НКВД УССР В.А. Балицкого. Одновременно подверглись репрессиям руководящие работники Управления пограничной и внутренней охраны НКВД УССР. В качестве заговорщиков по показаниям Балицкого были арестованы заместитель начальника Управления пограничной охраны и войск НКВД УССР комбриг П. Семенов и начальник Политотдела УПВО дивизионный комиссар JI. Сороцкий (ЧК— ГПУ— НКВД в Украини: особи факта, документа / Ю. Ша- повал, В. Пристайко, В. Золотарьов. Киев, 1997. С. 134).

Недовольство Сталина вызывали любые факты, свидетельствующие об уязвимости границ. 27 августа 1937 г. Сталин получил спецсообщение Ежова о том, что в бюро пропусков на Лубянке явился агент польской разведки, который сначала заявил о добровольной явке с повинной из-за нежелания работать на разведорганы Польши, но после «тщательного допроса» он признался в том, что явился в НКВД по заданию польразведки, а после легализации должен был вести вербовки советских граждан для шпионской работы и организовать радиосвязь с разведцентром в Польше. Сталина же взволновал вопрос о нарушении границы. Он дал указание: «Выяснить через какой именно пункт нашей границы переброшен Малиновский?» (АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 254. Л. 92–93).

19 сентября 1937 г. Люшков докладывал о том, что арестованный 27 августа в качестве сообщника начальника УНКВД ДВК Т. Дерибаса начальник Политотдела УПВО ДВК комбриг Н.Г. Богданов был тесно связан с начальником По- сьетского погранотряда полковником С.С. Горкиным. По версии Люшкова, Горкин собирался открыть соответствующий участок границы и пропустить несколько тысяч японских и корейских агентов для организации восстания. Прочитав сообщение, Сталин дал указание об аресте многих руководящих работников ДВК, но на первое место поставил пограничника: «Т. Ежову. Надо арестовать: Горкина (начпогранохраны по Посьете…» (Там же. Л. 203).

Другим стандартным обвинением в адрес сотрудников погранохраны стали утверждения, что совместно с оперработниками иностранных отделов УГБ УНКВД они являлись организаторами связи при передаче секретных материалов иностранным разведкам. По Дальневосточному краю начальник ИНО УНКВД ДВК Богданов совместно с начальником пограничного разведывательного пункта № 9 капитаном Макаровым организовали якобы передачу секретных данных от Варейкиса, Аронштама и других «заговорщиков» в Хунчунскую японскую военную миссию (ЦА ФСБ России. АСД Р-23510. Т. 3. Л. 291).

В связи с арестами пограничников в трудное положение попал замнаркома Фриновский, который прежде возглавлял Главное управление пограничной и внутренней охраны. Поэтому он пытался воздействовать на этот процесс и сохранить кадры. В определенной мере его позиция была связана с тем, чтобы обезопасить себя от неизбежных показаний в собственный адрес. Поначалу ему это в какой-то степени удалось, поскольку руководители органов госбезопасности выполняли его указания.

В октябре 1937 г. Люшков прислал в центр сообщение о необходимости ареста начальника УНКВД Сахалинской области комбрига В.М. Дрекова, который одновременно с 1931 г. являлся и начальником 52-го Сахалинского погранотряда (ЦА ФСБ России. Ф. 3. Оп. 4. Д. 162. JI. 532). Фриновский предпринял решительные действия, чтобы не допустить его ареста. Он дал указание вызвать в Москву арестованного заместителя Дрекова, передопросил его, и тот отказался от своих показаний. Фриновский добился того, что аресты пограничников первоначально не сопровождались созданием в НКВД организованного контрреволюционного заговора. Однако в дальнейшем и замнаркома не мог повлиять на этот процесс.

«Заговор в пограничных и внутренних войсках» Ежов представил как составную часть «военно-фашистского» заговора. В апреле 1938 г. был арестован бывший начальник ГУПВО НКВД СССР комдив Н.К. Кручинкин, возглавлявший на момент ареста пограничные и внутренние войска Украины (см. Док. № 34). Позднее, отчитываясь перед членами комиссии Политбюро ЦК ВКП(б) Берией и Андреевым, Ежов даже не смог вспомнить, когда что послужило основанием для этого ареста (ЦА ФСБ России. Ф. Зое. Оп. 6. Д. 11. JI. 390). Он говорил, что кто-то дал на него показания. Одновременно был арестован практически весь руководящий состав погранвойск.

Кручинкин в 1916 г. закончил 2 курса технологического института, после окончания курсов стал подпоручиком царской армии. В 1921 г окончил Военную академию РККА и был направлен в войска ВЧК. Следователи придумали историю о том, что уже в тот период Кручинкин специально вошел в состав Центральной аттестационной комиссии при штабе войск. Он якобы ставил своей целью убрать комсостав, тесно связанный с оперативным аппаратом ВЧК, и оставить надежных командиров, лично преданных штабу войск.

В процессе следствия по делу Кручинкина был использован факт его командировки в Германию в 1930 г. в составе группы Егорова, Белова, Дыбенко и других уже арестованных военных. В этой поездке между ними установились дружеские отношения, они обсуждали и сравнивали внутриполитическое положение в СССР и Германии, критиковали социалистические эксперименты, рассказывали антисоветские анекдоты. Тогда же они, по мнению следователей, установили связь с рейхсвером.

Обвинение Кручинкина в руководстве «заговором» в погранвойсках было построено на фактах, не соответствующих реальному состоянию дел в охране границы. Кручинкин постоянно добивался увеличения численности пограничных войск и достиг определенных успехов. Специальная комиссия МВД в ходе проведенной в 1950-е гг. проверки установила, что за период с 1 января 1933 г. по 1 апреля 1938 г. численность погранохраны возросла с 70 882 человек до 117 462 (ЦА ФСБ РФ. АСД Р-4882. Т. 1. JI. 64). Не было правдой и утверждение об отсутствии уставов и спецнаставлений по основам оперативно-служебной деятельности войск и КПП. Та же проверка показала, что погранвойска руководствовались наставлениями по оперативно-боевому использованию войск и Временным уставом службы пограничной охраны. Трудности с проводной связью оказались не результатом вредительства, а объективным следствием общего уровня развития технической оснащенности войск.

Одновременно с Кручинкиным был арестован командир дивизии особого назначения комбриг С.И. Кондратьев, еще ранее, в январе, — комендант Московского Кремля комдив П.П. Ткалун, который в годы Гражданской войны был комиссаром 25-й Чапаевской бригады.

Следователи сочинили историю о военной части «заговора в НКВД», в котором принял участие начсостав дивизии Особого назначения. Из этой дивизии выделялся караул для охраны зданий ЦК, правительства и НКВД. Не обошлось без «расследования» деятельности командования внутренних войск и комендатуры московского Кремля.

В приватных разговорах начальник штаба дивизии ОСНАЗ Миронов и Кондратьев, временно исполнявший обязанности коменданта Кремля, выказывали свое недовольство материальным положением. Кондратьев говорил: «Вот мы живем с тобой в почете, а проштрафился, и все — пенсия. На нее не проживешь» (ЦА ФСБ России. АСД Р-10803. JI. 48).

25 апреля 1938 г. Миронов был арестован (см. Док № 44). Он обвинялся в том, что дивизия была подготовлена в качестве ударной силы для захвата Кремля. Ее кавалерийский полк якобы не привлекался к нарядам, для того чтобы в любой момент его можно было использовать для занятия правительственных учреждений и ареста членов правительства.

Фактически с начала 1938 г. Ежов систематически арестовывал сотрудников Комендатуры Кремля и дивизии Особого назначения, регулярно «ликвидируя» возможные угрозы государственного переворота при участии войск НКВД. Данное направление — забота об охране Сталина и других руководителей партии и правительства — было весьма выгодным для укрепления положения наркома внутренних дел.

Документ № 43

Аресты секретарей обкомов в конце 1937 г. были уже второй волной репрессий среди партийно-советской номенклатуры. Фактически подтверждались слова Л.М. Кагановича, который говорил о геометрической прогрессии в кампании арестов. Достаточно сотрудникам НКВД арестовать 5 человек, как за этим через месяц последует арест 625 человек и так далее.