Антти Тимонен - Мы карелы

• Название: Мы карелы
• Автор: Антти Тимонен
• Издательство: Карелия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1981

Многоплановый роман «Мы карелы» воссоздает драматические события гражданской войны в Карелии. При написании романа автор использовал исторические архивные материалы, воспоминания участников и очевидцев тех событий.

За роман «Мы карелы» Антти Тимонен удостоен в 1971 году Государственной премии Карельской АССР.

---

Так ничего и не найдя, Калехмайнен вернулся в Киймасярви и, попросившись на постой в одну избу, решил немного поспать. Но только он успел задремать, как кто-то тронул его за плечо. Его разбудил одноглазый мужик, о котором Калехмайнен знал лишь то, что этот киймасярвец служил в царской армии, осколком снаряда ему выбило левый глаз и что теперь он живет у каких-то родственников, промышляя охотой на птицу и, ловлей рыбы. В деревце этот мужик бывал мало, все больше пропадал в лесу. Калехмайнен сразу сел. Милицию в такое время зря не беспокоят, тем более если человек спит. Киймасярвского милиционера на месте не было, он тоже где-то искал эту злополучную муку. Потому, и побеспокоили его, Калехмайнена.

— Что случилось?

— Да ничего… Дай закурить.

— Ага, закурить, значит… — Калехмайнен достал кисет. — Так ты из-за этого разбудил меня?

— Ну, что там на белом свете делается? — спросил мужик, закурив.

— Откуда мне знать, — буркнул Калехмайнен. — Я все больше по лесам хожу.

— Муку ищешь? — полюбопытствовал мужик. — И далеко ходил?

Калехмайнен сказал, где он был.

— Далековато, далековато ходил, — задумчиво произнес мужик. Потом, оглянувшись и понизив голос, словно сообщая какую-то тайну, сказал: — Я ведь тоже, когда силки на птицу ставлю, чем дальше пойду, тем меньше добуду.

— В каком же месте лучше всего попадается? — спросил Калехмайнен, заинтересовавшись.

— Когда где… — мужик помолчал. — Ты в бога веришь?

— Не верю я ни в бога, ни в черта. Ты, может, пришел меня в истинную веру обращать?

— По мне, хочешь — верь, хочешь — нет.

Мужик докурил цигарку, пока она не стала жечь пальцы, потом, загасив окурок, достал свой пустой кисет и высыпал в него остатки махорки из окурка.

— Ты не дашь мне махры на пару закруток?

— Бери, только не всю.

— Ну, благодарствую. Я пошел.

Нахлобучив шапку, мужик дошел до двери. «Черт бы побрал его, — ругался Калехмайнен. — Пришел, разбудил, забрал последнюю махорку и пошел».

В дверях мужик остановился.

— Хоть ты в бога и не веришь, — сказал он, — в церковь-то не грех тебе заглянуть. Бог всем помогает.

— Ты думаешь, там, в церкви, есть кое-что кроме бога?

— Откуда мне знать. Человек никогда не ведает, что господь замышляет.

На пороге мужик еще раз обернулся:

— Так что бога не забывай. Прощай.

Калехмайнен усмехнулся. Он слышал, что одноглазый бога не признает, за что в деревне его не любят. У одноглазого свои боги, которых ему надо ублажать: в лесу — леший, на озере — водяной.

В деревне был оставлен пост из четырех красноармейцев. Милиционер, а тем более из другой деревни, не имел права отдавать им распоряжения, но в таком случае бойцы были обязаны помочь. Однако красноармейцы долго не соглашались пойти в церковь и произвести там обыск. У них были уже неприятности из-за этого. В прошлом году кто-то сказал, что в Суйкуярви мятежники прячут оружие в церкви, и ребята, не долго думая, пошли искать его. Священник не дал им ключей. Тогда они взломали двери. Оружия они не нашли. Поп пожаловался командиру, и тот чуть было не отдал бойцов под суд. Впоследствии оказалось, что этот самый поп помог красным, передав им какие-то важные документы мятежников. И вообще ребята считали теперь: с духовными лицами надо быть очень осторожными, потому что их поддерживают верующие.

Наконец бойцы уступили.

— Ладно, пойдем, но отвечать за все будешь ты, — сказали они Калехмайнену.

Киймасярвский священник был человек непонятный. Родом он был из здешних мест, учился в семинарии в Архангельске, хорошо говорил и по-карельски, и по-фински, и по-русски. Отличался он огромным ростом. Жители деревни считали батюшку своим человеком, посмеивались над его странностями и рассказывали о нем анекдоты. Батюшка был нрава весьма горячего и, войдя в раж, мог изрыгать проклятия на всех трех языках. Ругался он так сочно, что любой матерщинник мог ему позавидовать. К церковным винам он не прикасался, ибо предпочитал более крепкое — водку, самогон, спирт. Много надо было батюшке, чтобы он захмелел, но во хмелю он был буйным, ему хотелось похвастаться своей силой, и тогда приходилось мужикам наваливаться на него вдесятером, чтобы связать и успокоить. После того как его связывали, он признавал свое поражение и божился, что он просто шутил. Мужики развязывали его, и батюшка обнимал их и хвалил, говоря, что силу он уважает, ибо в этом грешном мире правит сила. О силе божьей он говорил лишь в церкви, а на миру чаще вспоминал дьявола.

Калехмайнен с юных лет был участником рабочего движения и состоял в обществе трезвости. Он не терпел ни пьяниц, ни ханжей. А этот киймасярвский поп вызывал у него прямо-таки отвращение. Поэтому он сам не пошел к попу, а послал мальчишку, велев сказать, чтобы батюшка пришел в церковь.

Увидев издали, что около церкви стоят красноармейцы и милиционер, поп пустился бегом, заорав на всю деревню своим громовым басом:

— Люди добрые! Идите поглядите. Большевики храм божий пришли грабить!

— Мы пришли не грабить, — строго сказал Калехмайнен, когда запыхавшийся поп подбежал к ним. — Мы хотим только посмотреть, нет ли в церкви чего недозволенного.

Поп взбежал на крыльцо и встал, закрыв своим огромным телом дверь. Со всей деревни сбежался народ, предвкушая увидеть интересное зрелище. Когда слушателей собралось достаточно, поп разразился проклятьями на финском и карельском языках, перемежая их более крепкими русскими ругательствами. Сбежав с крыльца, он начал отталкивать красноармейцев… Бойцы отходили, растерянно улыбаясь.

— Да ну его к дьяволу!

— Не отступать, ребята! — Калехмайнен стал уговаривать бойцов на ломаном русском языке.

Увидев, что красноармейцы улыбаются и что они почти ничего не понимают, о чем им говорит Калехмайнен, поп решил обрести союзников и в их лице. Он закричал по-русски:

— Православные, гоните этого басурмана. Мало еще лиха эти финны-басурманы нам принесли…

Но его оборвал один из бойцов:

— Ты, батюшка, говори, да не заговаривайся.

И парень щелкнул затвором.

— Не надо, — сказал Калехмайнен и попытался утихомирить попа: — Мы только посмотрим. Если ничего не найдем, то извинимся и уйдем.

— Изыди, дьявол. В церковь божию с оружием не ходят. — Видя, что сбежалась чуть ли не вся деревня, поп разошелся еще больше: — Поглядите, православные, что большевики делают. Осквернить хотят храм божий. Не пущу-у-у! — заревел поп и, схватив лежавшую рядом с поленницей нераспиленную сосенку чуть ли не трехаршинной длины, пошел на красноармейцев.

— Так их, батюшка!

— Давай поучи их бревном, коли слова божьего не разумеют.

— Попробуй-ка еще разок, батюшка, крой их по матушке!

Люди хватались за животы, глядя, как поп, размахивая бревном, теснит пятерых вооруженных людей.

Пришлось Калехмайнену с красноармейцами уйти ни с чем. Весь багровый от стыда, он махнул бойцам, чтобы они шли к себе, а сам пошагал к своей избушке. Поп торжествующе смеялся им вслед.

Небо было плотно обложено тучами, и сумерки наступили раньше обычного. Пошел опять дождь, потом повалил мокрый снег. Ночь и снег окутали деревню такой плотной пеленой, что за двадцать шагов не видно было даже слабого света деревенских окошек.

Снег шел всю ночь. Утром, едва Калехмайнен успел подняться с постели, вдруг раздался стук в дверь. На крыльце стоял поп, весь облепленный снегом.

— Ну что? — сухо спросил Калехмайнен.

— По делу я, — сказал поп. — Впусти.

Калехмайнен зажег лучину. Поп отряхнул с себя снег у порога, осенил себя крестом и подошел к столу.

— Я слушаю, — сказал Калехмайнен, не садясь.

— Вечером, кажется, я погорячился слишком, — заговорил поп, виновато улыбаясь. — Ты зла не таи, сыне. Нрав у меня такой, крутой. Да и обязанность тоже имею. Я, конечно, понимаю вас. У вас свои обязанности. А я обязан глядеть, чтобы в храм господний с оружием не входили. В храм божий можно приходить токмо с богом в мыслях. Церковь стоит превыше всякой политики…

— Вы по какому делу пришли?

— В храм божий надобно входить со смирением да с раскаянием, — продолжал поп. — Ежели вы пришли бы без ружей, я бы впустил вас. К богу может прийти каждый…

— Насчет бога… Теперь богом всякие дела прикрывают.

— Я пришел сказать, что ежели вы не верите слуге божьему, то приходите и поглядите. Пойдем со мной.

Калехмайнен оделся, хотел взять револьвер, но поп воспротивился:.

— Оставь оружие, а то… а то мне опять придется за бревно взяться, — пошутил он.

В церкви было холодно, чисто и тихо. Поп сам показал Калехмайнену все закоулки и поднялся с ним даже в звонницу. Калехмайнен осмотрел внимательно все, но ничего подозрительного не обнаружил. Нигде не было даже признака, что здесь хранилась мука.