Энн Ветемаа - Сребропряхи

• Название: Сребропряхи
• Автор: Энн Ветемаа
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Современная проза
• Год: 1984

В новую книгу известного эстонского прозаика Энна Ветемаа вошли два романа. Герой первого романа «Снежный ком» — культработник, искренне любящий свое негромкое занятие. Истинная ценность человеческой личности, утверждает автор, определяется тем, насколько развито в нем чувство долга, чувство ответственности перед обществом.

Роман «Сребропряхи» — о проблемах современного киноискусства, творческих поисках интеллигенции.

---

— Впрочем, кто знает, может быть, я предоставил вам возможность создать свою букашечью религию. Возможно, чья-то пара глаз в предсмертной агонии, глядя вверх, в трубу микроскопа (ведь для вас микроскоп — это телескоп), увидела мой огромный студенистый карий глаз? Может быть, кто-то из вас счел его букашкобожьим и в результате почувствовал себя букашечьим Христом: «Отче, отче, почему ты меня покинул?» И если сквозь щель в ящике выглянул бы некий букашечий апостол, то он мог бы, к примеру, тебя, грибной султан, провозгласить спасителем рода насекомого. И в дальнейшем воспоследовал бы букашечий Ватикан, букашечьи Канты и Кьеркегоры, разглагольствования об имманентном трансцендентализме и свободе воли, а также онтогенетические доказательства существования бога. А другие букашечьи господа посвятили бы себя, напротив, воинствующему атеизму. Борьбу со сверхъестественными силами я всячески приветствую, но должна ли она принимать такие брутальные формы, — усмехнулся Мати, обозревая ущерб, нанесенный собранию. — Отвратительные осквернители праха, — гремел он. — Нет конца мерзостям мира! Я опасаюсь, что здесь, в собрании, завелись так называемые музейные жучки, которые специализировались на столь богомерзком поприще, как пожирание распятых. Где твоя совесть, пакостный музейный жучок, неужели же вид этого некрополя не приводит тебя в трепет?! — И Мати посыпал коллекции гексахлораном и нафталином.

Однако по-своему этот наглый музейный жучок, дьявольски неустрашимое создание, заслуживал уважения: бродит себе меж пришпиленных собратьев, взбирается вверх по булавке и кидается жрать. Среди людей, кажется, не бывает столь безбоязненных особей.

Вскоре от насекомых мысль Мати, вернее всего, перекинулась бы на энтропию: выбор между противным природе самопожертвованием и энтропией во имя некоего грядущего откровения — это ведь столь невероятное деяние, что термодинамические и энтропические основания для него могли бы стать темой для великолепного словонагромождения. Да, вероятнее всего, так бы и было, если бы Мати вдруг не заметил, что к его крепости подъезжает микроавтобус. Лик букашечьего бога нахмурился.

Рядом с шофером сидела Вероника.

Чего еще ей надо? Мати терпеть не мог, когда нарушали его утреннюю свободу, да и кому это может нравиться? Он быстро убрал свои коллекции и звукозаписывающие принадлежности на полку и задернул занавеску.

— Утро доброе, Мати! — прощебетала Вероника с улыбкой, такой ослепительной, что Мати тут же решил: добра не жди. — Как тебе здесь спится-то? Не мерзнешь? — И сама ответила: — Нет, я вижу, у тебя здесь полный комфорт. Может, еще одно одеяло нужно?

— Тут совсем неплохо, — пробормотал Мати. Куда же делись его риторические способности, элегантность и изящество тирад, радость их произнесения? Только что он был уверен и спокоен, как дремлющий на крыше кот: о потере равновесия и не думает. Открывает глаза, зевает во весь рот навстречу солнцу, сладостно потягивается. Ох уж эта кошачья грациозность! А сейчас, при появлении Вероники, кот превратился в пса: со скрежетом он скользит, съезжает на брюхе к желобу крыши, тупые когти царапают, не могут зацепиться за железо. Сейчас единственный выход — применить проверенную систему подлежащего и сказуемого, иначе разговор свернется, как оборванная струна рояля, превратится в спутанный моток, концов не найдешь.

— Ты, я вижу, в хорошей форме и в прекрасном настроении, — констатировала Вероника, заметив его затруднение, нет, вернее, пожалуй, догадавшись о причине трансформации самочувствия Мати. Ее взгляд обежал внутренность вагончика, задержался на полотенце, повешенном на спинку стула для просушки; Мати был доволен, что от полотенца пахло свежестью прозрачного холодного родника. И на столе не было хлебных крошек или колбасных шкурок, ничего, что могло бы свидетельствовать о тяготах и трениях холостяцкой жизни, о монотонной маете прозябания в одиночестве, что, несомненно, надеялась обнаружить Вероника. Это несколько приободрило Мати.

«Уважаемая аудитория, — мысленно произнес Мати в воображаемый микрофон. — Если какой-то человек вас раздражает, если вы хотели бы его спровадить, но не имеете возможности это сделать, я посоветовал бы вам следующий психологический трюк, который, весьма вероятно, окажет успокоительное действие. Пристально посмотрите на докучающего вам субъекта и постарайтесь припомнить зверя, птицу, пресмыкающееся, любое живое существо, хотя бы амебу, на которое он похож. При известном навыке это, как правило, удается. Затем спроецируйте объект исследования в естественную для него среду и с бесстрастным интересом естествоиспытателя понаблюдайте за его поведением. Вы заметите, что ваше раздражение пройдет. Н-да… Нет ли в этой прыткой и шельмоватой хлопотунье, скачущей по моему бастиону, чего-то сорочьего? Дорогие слушатели, я хотел бы обратить ваше внимание на броскую красоту этой птицы, полюбуйтесь контрастом между ее черным костюмом и жемчужно-белой блузкой. Восхитительно, не правда ли? И к тому же сорока смекалиста и кокетлива. При первой же возможности непременно понаблюдайте за этой хитроумной птицей, между прочим, большой охотницей посещать помойки и свалки, где подчас попадаются блестящие вещицы, которые она тащит в своз гнездо».

— Понаблюдайте, дорогие друзья, за сорокой! Чарующее зрелище!

Последние слова Мати произнес вслух. Вероника обернулась и пристально на него посмотрела, чуть склонив по-сорочьи голову.

— Ты что-то сказал?

— Наверное, подумал. Вслух. — Мати снова смутился.

— Знаешь, тебе придется поехать за медведем. Это я и пришла тебе сказать.

— Ладно. — Совсем неплохая новость. («Уважаемая аудитория, призываю вас впредь не быть столь предубежденными».) — Мадис тоже поедет?

— Нет. Только ты и Пекка.

Пекка, помощник Вероники, скелетоподобный парень, был безудержным поглотителем пива. Он мог выпить десять бутылок подряд. Как видно, у него крепкий мочевой пузырь, хотя сам он форменная соломинка. Так вот с кем придется мне пускаться в путь-дорогу. Значит, он, Мати, явный лапоть… (Ему вспомнилась известная сказка о лапте, пузыре и соломинке.)

— У Пекка есть права. Он поведет машину. И чем медведя кормить, тоже выяснит Пекка. Дрессировщика мы вызовем к съемкам… Так что для тебя это, скорее, увеселительная прогулка.

— Ну что ж.

— Ах да, чуть не забыла. Я вижу, ты тут роскошно устроился, не смог бы ты пожить здесь некоторое время? Распоряжение Мадиса — трудности с жильем.

«Ну, сегодня у нее и в самом деле только хорошие новости, — подумал Мати, — а я еще…»

— Вполне. Почему бы нет, — он обрадовался, но тут же сообразил, что эту радость не следует показывать. — А в чем дело? Литовцу, что ли, потребовалась квартира?

— Нет. Совсем не то.

— Ничего не поделаешь. Что нам остается. Нам … — Мати не прочь был немного притвориться. Покойные ночи, они тоже чего-то стоят.

Но это «нам» Вероника, как видно, пропустила мимо ушей. Она добавила:

— Первое время квартира будет за Марет.

— За Марет? — Мати ничего не понимал. Что же может быть лучше, если Марет получит квартиру! Хотя бы на время. Она же всегда будет открыта и для Мати… Но погоди-ка, почему костюмерше вдруг отдельная квартира? Что-то здесь не так…

— Марет необходимо помещение для репетиций… Картуль сказал, что Марет пробуют на роль невесты Румму Юри. Видишь, некоторым счастье прямо с неба валится.

— Роль для Марет?.. Да она… же… не… — начал заикаться Мати.

— Конечно, она «не». Но, возможно, из нее получится… Да и текста у невесты Румму Юри немного. Должна своими прелестями заманить старика в ловушку. Ну, что-то там между ними, кажется, происходит… Ты же сам вроде сценарий читал.

— Листал.

— Типаж у Марет будто бы очень подходящий. Да и чем она плоха — тихая, чуть теплая водичка, такая не брыкнет…

— Кого не брыкнет?

— Старика. Этого барона, разумеется. А ты что подумал?

Вероника громко расхохоталась и уставилась на Мати, голова набок, глаза блестят, опять уставилась, как сорока на вожделенную, манящую вещицу, в которой вдруг обнаружился новый блеск.

— Так что когда заберешь свои пожитки, оставь мне ключ — Мадису и Марет нужно помещение для работы… Ну, я пошла.

И она удалилась, что-то напевая.

«Да это же прекрасно, что Марет предлагают роль», — подумал Мати, вернее, попытался подумать. Он чувствовал, что в нем зарождается совсем особое, незнакомое доселе чувство. Что это? Мати сел. Неужели ревность? Он и представить себе не мог, что такое чувство вообще может возникнуть, обычно Мати не знал, как отделаться от женщин; что касается ревности, то он жил, словно в стерилизаторе, от подобных микробов полностью застрахованный… А, ерунда! Откуда такие дурацкие мысли! Именно этого, наверное, Вероника и добивалась, для того ока все так и преподнесла.