Анна Рейн - Холодная

• Название: Холодная
• Автор: Анна Рейн
• Жанр: Исторические любовные романы

Что касается сюжета… Барон Эшли, мужчина, страдающий излишним благородством, оказался в ловушке. Он вынужден предложить руку и сердце Холодной Леди. Романтическая мечта жениться по любви разбита вдребезги… Но если приложить определенные усилия, лед можно растопить. Или замерзнуть самому. Что касается собственной оценки… насколько мне нравится главный герой, настолько же не нравится героиня. Если вы не любите кучи страданий в романах, то лучше не читайте.

---

Глава 25

Ноябрь этого же года. Эшли-парк.

Эмма сложила руки на своем округлом животе, задумчиво глядя в окно. Шел снег. В ее комнате было жарко натоплено, да и за окном было не так уж морозно, но ей уже несколько дней подряд было холодно. Эмма поплотнее закуталась в пуховую шаль.

Она поселилась в апартаментах баронессы — то есть в спальне, смежной со спальней Теодора. Это крыло теперь было отремонтировано на славу. Сейчас ремонтные работы велись в другом крыле дома, и поэтому она почти не видела Теодора. Она и не стремилась к этому. Эмма действительно старалась делать все, чтобы не мешать — то есть, не делать ничего. Домом в сущности управляла миссис Кэмп. С самого первого дня в поместье у нее установился своеобразный режим. Подъем, легкий завтрак, прогулка, если погода была хорошей, потом «домашние дела», обед, снова «домашние дела», прогулка, ужин, сон. Эмма могла хотя бы управлять домом, но она поклялась ни во что в поместье не вмешиваться, и потому ей оставалось только развлекать себя чтением, вышиванием, музыкой.

Хотя сам Теодор все-таки постоянно помнил о том, что у него в доме гостья. Он обедал вместе с ней, разговаривал, постоянно докладывал о состоянии дел в поместье, о том, куда он собирается или что сделал недавно… Но так общаются с сестрой, а не с женой. Он не делал попыток ухаживать за ней, не проявлял ни малейшего внимания к Эмме как к женщине. Хотя, похоже, не чувствовал и какой-либо натянутости в общении с нею.

Несколько раз им приходили приглашения. Первый раз это случилось в середине ноября — на бал по случаю дня рождения баронессы Понсонби.

Эмма сидела за вышиванием очередной детской рубашечки, когда пришла Джейн, одна из горничных, и сообщила, что барон желает поговорить с леди, когда ей удобно. У Эммы екнуло сердце: вдруг он предложит начать все заново? Она попросила горничную проводить ее к мужу.

Теодор сидел в библиотеке и разбирал письма, накопившиеся за несколько дней. Он удивленно посмотрел на дверь, когда вошла Эмма.

Она остановилась, не пройдя и двух шагов.

— Теодор… Ты хотел поговорить?

— Да, — он обернулся к столу, взял одно из писем и протянул его Эмме.

Надежды Эммы мгновенно умерли, и так же мгновенно проснулись страхи. Может, это письмо от одного из ее старых поклонников — верный шанс пасть еще ниже в глазах Теодора. Хотя куда уж ниже… Она нехотя взяла послание. Теодор слегка улыбнулся, дивясь ее реакции.

— Это приглашение от Понсонби.

Эмма успокоилась и открыла послание. Оно было адресовано лорду и леди Эшли. Эмма быстро прочла его и задумалась. Первым ее порывом было отказаться ехать куда бы то ни было. Даже повод был: женщины с таким животом, как у нее, в свете не появляются. Но Понсонби — друг Теодора. Не обидит ли она его, отказавшись? А может быть, он, наоборот, предпочитает навестить друга и соседа без нее?

— В чем дело? Ты плохо чувствуешь себя? — нахмурился Теодор, наблюдая смену горестных выражений на ее лице.

— Нет, я чувствую себя хорошо, — размеренно ответила Эмма. — Я не знаю, принимать ли приглашение.

— Время решить еще есть. И хотя мне кажется, в твоем положении не следует много путешествовать, до дома Понсонби недалеко; полагаю, эта поездка тебе не повредит.

Эмма прикусила губу: в первую очередь она должна была задуматься, не повредит ли ребенку, а потом уже о приличиях и обидах.

— Или, может быть, ты стесняешься появляться перед людьми беременной?

Именно так, вдруг поняла Эмма. Она стесняется, и это Теодору неприятно. Тогда она решила.

— Я поеду, — сказала она. Он пристально посмотрел на нее и кивнул.

— Хорошо.

Почему-то ей казалось, что он видел ее насквозь — даже те ее намерения, чувства, желания, в которых она сама себе не отдавала отчет.

Бал состоялся в первый день декабря. Первый танец Эмма станцевала с Теодором, но после этого ни с кем не танцевала, ссылаясь на свой положение. Ей стоило немалых усилий перебороть себя и открыто сказать, что она не танцует, так как беременна. Второй причиной ее отказов было нежелание вновь привлекать к себе ухажеров. Она призвала на помощь весь свой опыт, чтобы выглядеть холодной гордячкой, к которой даже страшно приблизиться, не то что пригласить на танец. И похоже, ей это удавалось, потому что даже женщины старались не задерживаться возле нее слишком долго. Только она подумала, что перебарщивает и следует быть полюбезнее, как закончился третий танец. Теодор проводил леди Понсонби к ее мужу и направился к собственной жене. По пути он поговорил с мистером Финли, и к Эмме подошел весьма мрачным. «Что теперь? — задалась она вопросом. — Что я теперь сделала не так?»

— Миледи, не желаете ли прогуляться? — он подал ей руку.

— Конечно, м… милорд, — выговорила она, злясь на себя за запинку, и протянула свою руку, слегка улыбнувшись ему. На более откровенную улыбку она не решилась.

— Я заметил, что вы не танцуете. С вами все в порядке?

— Да, со мной все в порядке.

Они вышли из бального зала. Эмма не спрашивала, куда он ведет ее.

— Тогда… вам не нравится бал? Гости, хозяева или музыка?

— Нет, все вполне хорошо. Мне нравится.

Ах, как объяснить ему, чтобы не показалось, что она претендует на него?

— Тогда, может быть, вы прекратите строить из себя мученицу?

— Что? — она недоуменно посмотрела на него, остановившись. Они оказались около какой-то комнаты.

— Я знаю… — он вдруг осекся и усмехнулся. — По крайней мере, вы создали у меня такое впечатление, что хотите этого ребенка. А сейчас вдруг недовольно сообщаете всем, что не можете танцевать, так как беременны. Вы приехали на этот бал, чтобы во всеуслышанье жаловаться на свою несчастную судьбу?

— О Господи… — пробормотала она расстроенно. Как всегда, все, что она говорит или делает, получает совершенно иное толкование. Она-то приехала, чтобы, отказывая поклонникам и сообщая о своей беременности, хоть как-то выказать свою преданность Теодору, хотя бы перед собой, а в результате опять ранила его.

— Так что же? Чего вы хотите добиться, Эмма? Вы хотя бы сами знаете это?

— Знаю, — ответила она тихо, так как он явно хотел получить от нее какой-то ответ.

— И чего же, осмелюсь спросить?

Эмма не осмеливалась поднять на него глаза. «Тебя, — подумала она. — Я хочу добиться тебя.»

— Что ж, не отвечайте, — сказал он. — Но ведите себя… хотя бы обдуманно. Я так понимаю, что вашей целью не было ставить нас в неловкое положение.

— Да, — выдавила она, хотя в голосе Теодора не было вопроса.

— Вернемся в зал? — он снова предложил ей руку.

— Подождите. Дайте подумать, — она иронично скривила губы.

— Хорошо, — он сложил руки за спиной.

— Вероятно, лучше всего будет объявить, что я действительно чувствовала себя плохо, но упрямство не позволяло мне в этом признаться.

Ведь тогда Теодор будет выглядеть мужем, который заботится о жене.

Она так и не посмотрела на него.

— Тогда вам придется покинуть бал.

Она равнодушно пожала плечами. Теодор в ответ тяжело вздохнул.

— Интересно, чего же вы на самом деле хотите, Эмма? — и он снова подал ей руку. Эмма приняла ее и позволила проводить себя в спальню, отведенную им в доме Понсонби. Спальня была одна на двоих, так как гостей было много, а дом у Понсонби был не таким бессмысленно огромным, как дом Теодора.

Она в одиночестве сидела у окна, положив руки на заметно округлившийся живот, прислушиваясь к звукам музыки, и даже не надеялась, что Теодор придет в комнату. Они могут целую ночь провести с бароном Понсонби за вином и разговорами. Но вечер был еще далек от завершения, когда он пришел.

— Вы не спите?

Она пожала плечами, по-прежнему не глядя на него. За время, проведенное в одиночестве в этой комнате, она пришла к выводу, что ей лучше вообще не принимать никаких предложений и безвылазно сидеть в Эшли-парке, ссылаясь на недомогание по поводу своего состояния, но при этом создавать впечатление, что она рада этому. Ведь она действительно рада, что беременна.

— С вами все в порядке, Эмма? Только честно.

Он подошел к ней, взял ее за обе руки и попытался заглянуть ей в глаза. Она отворачивалась, потому что от его заботы у нее выступили слезы.

— Да вы замерзли. Пойдемте, я уложу вас в постель, пока не заболели.

Она покорно пошла вслед за ним и легла в холодную постель. Задрожала от холода и от горя.

— Господи, — слегка рассердился Теодор, садясь на край кровати. — Да что же произошло? Эмма, ну ответьте ради Бога.

Она отрицательно покачала головой, ее била дрожь, она никак не могла согреться, несмотря на то, что в комнате горел камин и было тепло.

Теодор потрогал ее лоб, потом решительно забрался руками под одеяло, чтобы потрогать ее ступни.

— Вас надо согреть, — пробормотал он скорее для себя, чем для нее, и начал раздеваться. Эмма это заметила и перестала дышать. Теодор замер на мгновение, оценил ее замешательство, потом сбросил с себя остатки одежды и забрался под одеяло, готовый к отпору с ее стороны.